Александр Рибенек - Любовь колдовская...
— Ах, ты!.. Поглядите-ка на нее! Кто бы говорил!.. Сама увела у меня моего любушку, а теперича пришла скандалы мне закатывать?
И вдруг Алена увидела, как ненависть сменилась в ее глазах на какое-то другое выражение. Жалости, что ли… Не дойдя до девушки, Дарья остановилась и покачала головой.
— Эх, Алена, Алена!.. Я ить все знаю.
— Что ты могешь знать?
— Я знаю, моя бабка дала тебе приворотное зелье для Ивана.
У Алены вдруг иссякли силы. Входя сюда, она намеревалась как следует проучить Дарью, а если понадобиться, то и потрепать ее. Но последняя фраза девушки выбила ее из колеи.
— Ты сумела отнять у меня моего Ивана, — продолжала тем временем Дарья. — Но сказала ли тебя моя бабка, что действие любовного зелья не вечно?.. По твоему лицу вижу, что нет. А ить это так, Алена. Иван уже начал высвобождаться от твоих чар… Признаюсь, спервоначалу, когда только узнала про то, что ты его опоила, я хотела замстить тебе. Но потом поняла, что никуда он от меня не денется. Ить он любит меня, Алена! Даже твое зелье не помогло. Ты смогла одурманить евонные мозги, но не сердце и не душу. Евонная любовь ко мне зараз запрятана дюже глубоко, но дай срок, и она выберется на свободу…
— Неправда это! — крикнула побледневшая Алена. — Иван — мой, только мой! Я не отдам тебе его, ведьма! Не отдам!..
Дарья усмехнулась.
— Не отдавай. Только не в твоих силах удержать человека подле себя силком. Придет время, и он уйдет от тебя. Уйдет ко мне… Я согласная ждать, долго ждать. Год, два, три… Знаю одно: рано или поздно это случится, и ты ничегошеньки не смогешь с энтим поделать…
Алена была раздавлена, смята, уничтожена этими словами. На глазах ее выступили слезы, но во взгляде вдруг обозначилась прежняя решимость.
— Не надейся! — выдавила она из себя. — Я не отдам тебе его, я буду бороться!
Дарья пожала плечами.
— Борись. Поглядим, кто кого…
— Будь ты проклята, ведьма! — с ненавистью сказала Алена и, повернувшись, бросилась прочь из конюшни.
Дарья проводила ее взглядом и опять взялась за вилы. Но после этих двух встреч желание работать пропало. Ей необходимо было рассказать матери, с чем к ней приходил Иван. Но сделать это надо было осторожно. Дарья знала, что если ей рассказать о том, что отцу приписывают контрреволюционную деятельность, ее сердце могло и не выдержать подобного удара. Поэтому, идя в хату, она ломала голову, как начать разговор, чтобы известие не было столь неожиданным…
Мать восприняла известие внешне спокойно, словно давно ждала его. Только Дарья чувствовала, какая буря чувств поднялась у нее внутри. То, что она увидела, невольно заглянув за тот занавес, которым отгородилась от нее Аксинья, напугало ее. Если раньше в этой всегда сильной духовно женщине еще жила надежда, что все обойдется, что ее Степана выпустят, то теперь эта вера рухнула окончательно, сломав ее и морально, и физически…
— Дашенька, доченька, съезди к отцу, повидайся с ним, — только и сказала она в ответ на ее слова. — Чую, не выбраться ему оттуда…
— А как же ты, мама?
Аксинья вымученно улыбнулась и погладила ее по голове.
— За меня не волнуйся, доченька. Я справлюсь…
Дарья почувствовала отчаяние. У нее возникло предчувствие, что сейчас ей ни в коем случае нельзя покидать мать. Почему нельзя этого делать, она не могла сказать, чувствовала только, что в ее отсутствие произойдет что-то нехорошее. К тому же она еще не закончила свое дело… Но отказать матери в ее просьбе девушка тоже не могла.
— Хорошо, мама, — сказала она. — Завтра с утра я поеду, съезжу к нему…
Иван вошел в здание сельсовета и с порога объявил Михаилу Атаманчукову, сидевшему за столом и что-то старательно вписывающему в тетрадь:
— Мишка, Фролов объявился!
Тот оторвался от своего занятия и удивленно посмотрел на него.
— Ну?.. Где?
— Он прячется в лесу, в заброшенном волчьем логове!
Атаманчуков вскочил и выбежал из-за стола.
— Будем брать?
Иван кивнул в ответ.
— Будем. Только надобно послать гонца к Мохову, чтобы он прислал своих орлов.
— А не сбегет? — недоверчиво поинтересовался Михаил. — Может, своими силами обойдемся?
Иван покачал головой.
— Нет, Мишка. Хватит с меня Давыдова. Пусть энтим делом занимаются соответствующие товарищи, а мы подсобим.
— Ну, ладно, — нехотя согласился Атаманчуков. — Тебе виднее…
Иван повернулся, собираясь идти, но Михаил остановил его.
— Ты хоть расскажи, как съездил-то? Как прошло бюро?
Иван повернулся к нему.
— Сняли меня с секретарей, Мишка. И из партии исключили…
Атаманчуков, вытащивший из стола наган, так и застыл с оружием в руках.
— Да ты что?! За что?
Иван горько усмехнулся.
— За связь с Дарьей, дочкой врага Советской власти. Ну, и ишо набралось…
— Да они что там, совсем, что ли?..
Иван ничего не ответил, а Атаманчуков нервно заходил по комнате взад-вперед.
— Нет, Иван, этого нельзя так оставлять! Надо выходить на окружком. Мы добьемся правды, мы этих бюрократов всех к ногтю!..
— Не кипятись, Мишка, — остановил его Иван. — Тута не все так просто. Мохов и тот ничего не смог поделать… Ладно, разберемся. Зараз нам надобно покончить с Фроловым, а там поглядим…
XVI
До обеда Фролов прошатался бесцельно по лесу, пытаясь найти для себя что-нибудь из еды. Создавалось такое ощущение, что все зверье куда-то ушло. Напрасно он бродил по лесу, надеясь увидеть хоть какую-нибудь пичугу. Все было тщетно. Лес словно вымер…
Он соорудил для себя удочку из ветки, рыболовную снасть захватил из дома, когда готовился бежать. Накопал червей, насадил на крючок, закинул и стал ждать. Он просидел несколько часов, но так ничего и не поймал. И это в месте, которое славилось, как самое хорошее для рыбалки! Не зря же Фрол со свояком прошлой ночью подались именно сюда…
Как бы то ни было, но Титу не удалось поймать даже маленькой, захудалой рыбешки. Плюнув на это дело, он опять принялся бродить по лесу. Его грыз сильный голод. Фролов не мог ни о чем думать, только о еде. Но даже вшивого гриба не было во всей округе…
Чтобы хоть как-то заглушить сосущее чувство голода, Тит курил одну самокрутку за другой. Но вскоре он опамятовался. Не такие уж большие у него были запасы табака, чтобы так их транжирить, а Курков неизвестно, когда появится. И появится ли вообще. В этом он все больше и больше сомневался…
В конец умаявшись бродить по лесу в поисках пропитания, Тит забрался в свое логово. Постаравшись устроиться поудобнее, он закрыл глаза. Сразу же перед его мысленным взором появилась дымящаяся миска наваристых щей и горшок каши с салом. Воображение рисовало, как он берет ложку и погружает ее в варево, зачерпывая куски картошки и большой кусок мяса, и отправляет все это в рот. Горячая пища обжигает язык и небо, но он не обращает внимания, смакуя райский вкус. По телу разливается приятное тепло. Проглотив, он откусывает большой кусок хлеба и опять погружает ложку в щи…
— Тит!
Голос прозвучал властно и очень близко. В первый момент Фролов подумал, что это, наконец, заявился Курков. Но, осторожно выглянув наружу, он увидел сидевшего на пне совершенно незнакомого ему человека. Мужчина был одет в ярко-красную рубаху, штаны с красными лампасами. На ногах красовались новенькие, надраенные до блеска сапоги, на голове — казацкая фуражка с красным околышем, из-под которой торчал непокорный русый чуб. Вроде, ничего необычного в этом человеке не было, но, едва взглянув в его лицо, Фролов почувствовал такой ужас, что не смог даже закричать. Густые брови, хищный крючковатый нос, как у стервятника, тонкие губы, кривившиеся в улыбке, выступающий вперед подбородок с ямочкой, делившей его посредине, — все это делало его черты неприятными, но не более. А вот глаза… Глаза у него были черные, без зрачков. Один раз взглянув в них, Тит уже не смог отвести взгляда, с ужасом чувствуя, как он тонет в их бездонной глубине, засасывающей его туда, откуда уже возврата не будет…
— Что же ты, Тит? — проговорил незнакомец, возвращая обратно на землю. — Выходи, поговорим!
Фролов выбрался наружу, от страха даже забыв о нагане. Он не очень-то хотел покидать свое укрытие, но все члены тела заработали сами по себе, подчиняясь властному голосу и выталкивая его тело наружу.
— Кто ты? — хрипло поинтересовался Тит, хотя где-то в глубине сознания уже был ответ на этот вопрос.
— А ты не догадываешься? — усмехнулся незнакомец. — Ты же знаешь, кто я, а?
Фролову невольно захотелось перекреститься, но рука не слушалась его.
— Напрасно ты это, Тит! — сказал незнакомец, и глаза его зловеще блеснули дьявольским огнем. — Я ить к тебе по-хорошему, а ты вона что удумал!
— Чего тебе надобно? — взмолился Фролов, чувствуя лишь одно желание: оказаться где-нибудь подальше отсюда.
