Игорь Харичев - Своя вселенная
– Разве человек не часть природы?! – мрачно осведомился он.
– Часть. Но бесконечно малая. – Сколько снисходительности было в голосе Астахова. – Наверно, писатели имеют право думать подобным образом. Но это не научный подход. Ты меня совсем отвлёк. Я вот по какой причине хотел увидеть тебя. Ты интересуешься насчёт того, останешься ты здесь навсегда или нет? Спроси об этом своего доброго ангела. Ты, вроде, с ним общаешься. Спроси. А заодно выясни у него насчёт переходов между вселенными. Они – случайность или закономерность? Если второе, сохраняются ли переходы во временной и пространственных координатах или нет?
«Да что они с Потаповым, договорились что ли? – мрачно подумал Василий. – Спроси то, спроси это. Я что, бюро справок?»
– Я не имею возможности беседовать с ним по первому желанию. – Подчёркнутая сухость звучала в голосе. – Он является не так уж часто. Если явится, обязательно спрошу. Но когда это будет, не знаю. Вдруг не скоро.
– Как получится, – вполне спокойно проговорил Астахов. – Я тебя не подгоняю… Давай ещё по коньячку.
12
Дмитрий открыл глаза. Что это?! Незнакомый потолок с дурацкой лампой-шаром, грязно-зелёные стены, жуткие кровати с железными спинками. Где он? Как попал сюда?.. Астахов попытался подняться, и тотчас резкая, необъятная боль полыхнула в голове. Застонав, он поднял руку, но там, где он ожидал нащупать волосы, была повязка.
– Сестра, – вылез откуда-то незнакомый мужской голос, – новенький очнулся. Эй, сестра…
«Чья сестра? – мелькнуло у Дмитрия. – Моя? У меня нет сестры… Что произошло? Почему повязка?..»
Женское лицо возникло перед ним, не старое, и не молодое, вполне обыкновенное лицо с мясистым носом, увенчанное белой шапочкой. И тут он понял, о какой сестре шла речь – о медицинской. Он в больнице?
– Как вы себя чувствуете? – прозвучал мягкий голос.
– Не знаю, – тихо сказал Дмитрий. – Хотел подняться, и вдруг боль.
– Вам нельзя подниматься. Вы должны лежать.
– Я в больнице?
– Да.
Вот уж где он никак не рассчитывал появиться. Ездил, ходил, занимался делами, и вдруг такое…
– Вы говорите, лежать. А как же в туалет?
– Так же, как и раньше. Утка на что?
Нехорошее подозрение закралось в него.
– Я у вас… давно?
– Третий день.
– Третий?.. – Он был поражён. – А что произошло?
– Не помните? По голове вас ударили. Сильно. Вот вы к нам и попали.
– У меня до сих пор… на голове… рана?
– Почему, рана? – Ее лицо хранило рассудительнее спокойствие. – Вам операцию делали. Что нужно, зашили. Всё как положено.
Он верил тому, что услышал, и не верил. Неужто всё происходившее имело отношение к нему, Дмитрию Астахову? Бред. Но повязка на голове. И эта боль, оглушающая, непомерная. А где Ирина?
– Где Ирина? – вырвалось у него.
– Жена ваша? Сидела тут всё время. Уехала отдохнуть. Часа два назад уехала. Но приедет. Не волнуйтесь.
Дмитрий нахмурился, потом в полном смущении попросил:
– Можно утку?
– Утку? – переспросила она. – Я пришлю санитарку.
Вскоре появилась ещё одна женщина в белом халате, немолодая, блеклая, с выцветшими голубыми глазами и лишенным каких-либо эмоций лицом, чем-то похожая на предыдущую, без всяких колебаний откинула одеяло, сунула ему утку. И лишь увидев красноречивый взгляд Дмитрия, прикрыла одеялом срамное место. Он мучился от стыда.
Едва санитарка ушла, Дмитрий почувствовал обволакивающую усталость, закрыл глаза. Он хотел немного передохнуть, но заснул, забылся. Что-то лёгкое, непонятное виделось ему, не имеющее отношения к суровой реальности. А потом чужие голоса проникли в его сознание. Он открыл глаза. Полный мужчина в зеленоватом халате и такой же шапочке стоял около соседней кровати. Шея у него была толстая, переходящая в затылок. Речь шла о температуре, кардиограмме, анализах крови. Астахов терпеливо ждал окончания разговора. Наконец, врач освободился.
– Доктор, – негромко произнёс Дмитрий. – Можно вас?
Врач с лёгкостью повернулся, шагнул к нему.
– Проснулись? – Круглое лицо, подстать шее, выглядело приветливым. – Как вы себя чувствуете?
– Нормально. – Дмитрий попытался подняться, и опять резкая, сверлящая боль настигла его.
– Вам не стоит двигаться, – устало произнёс врач.
– Доктор, мне надо ехать. У меня лекции. Студенты ждут.
– Какие лекции, какие студенты?! – вялое раздражение наполнило голос врача. – Вам ещё лежать и лежать.
Он принялся щупать пульс у Дмитрия, осмотрел голову.
– На перевязку, – распорядился врач. – Позовёте, когда снимите.
Санитарка потянула за собой кровать, и та поехала, уступая усилию. Поплыл потолок, люстра в форме шара осталась где-то позади. Раскрывшаяся дверь выпустила их в коридор, а потом – в другую палату, стены которой покрывал белый кафель. Стараниями ещё одной санитарки часть кровати стала подниматься, превращаясь в спинку. Минуту спустя Дмитрий полусидел.
Сначала процедура снятия бинтов не доставляла ему неприятных ощущений, но потом он почувствовал боль, и чем дальше, тем больше. Дмитрий старался не подавать виду – мужчина он, в конце концов, или нет? Он лишь морщился.
Голова была освобождена от бинтов. Дмитрия разбирало любопытство – что у него там, на макушке? Но как увидишь? Инстинктивно он потянул вверх руку, но тотчас услышал:
– Нельзя! Вы что?! Нельзя…
Появился тот самый полный врач, который направил Астахова на перевязку, долго осматривал Дмитрия, вслед за тем поинтересовался:
– Больше не рвётесь на лекции?
– Нет.
– Ну и правильно. Голова болит?
– Болит, – признался Дмитрий. – Теперь даже, когда ею не двигаю.
– Трудно было бы ожидать другого, – философски изрёк врач и, помолчав, бросил своим подчиненным. – Переводим в терапию.
– А какие лекарства? – спросила одна из санитарок.
– Я напишу. Ставим повязку.
Дмитрий напрягся. И не напрасно – действия врача и санитарок причинили боль. Астахов кривился, но молчал.
Потом кровать возобновила перемещение, выскользнула наружу. Дверь в прежнюю палату осталась позади.
– Куда вы меня? – с тревогой спросил Дмитрий.
– В отделение интенсивной терапии.
Унылый коридор казался нескончаемым. Неспешное движение убаюкивало. Потом Дмитрия подняли с помощью грузового лифта на два этажа, повезли по другому коридору, не менее скучному, но заполненному больными. Движение прекратилось около стойки, за которой пребывала некая особа с очень важным лицом, одетая в белый халат. Вслед за тем начались неторопливые переговоры между сотрудниками больницы, какие-то выяснения. Результатом стал номер палаты, прозвучавший из-за стойки.
В палате стояло шесть кроватей. Одна из них была свободна. Около неё и оказался Дмитрий. Пять пар глаз наблюдали за ним с интересом. Помощь санитарки была символической. Превозмогая боль, Астахов перебрался на здешнюю кровать. Санитарка поправила одеяло.
– Вы и дальше будете ухаживать за мной? – спросил Дмитрий.
– Нет. Здесь свои санитарки. Они будут ухаживать.
Женщина удалилась. Дмитрий окинул взглядом новое помещение – стены здесь были облезлые, кровати – старомодные. Обстановка ему не понравилась.
– Тебя как зовут? – Сосед, молодой черноглазый парень с худым лицом, смотрел на него с назойливым любопытством.
– Дмитрий.
– А меня, это… Константин. Костя. Что с тобой стряслось?
Дмитрию не хотелось разговаривать – он вновь ощутил вязкую, прилипчивую усталость. Чтобы отвязаться от парня, чересчур бесцеремонного, тихо произнёс:
– Я хочу спать. – И закрыл глаза.
«Почему так случилось? – мрачно думал он. – Ударили по голове. За что? Я никому не делал зла, никого не трогал, занимался наукой. А меня ударили. По голове. Случайность? Или судьба? На кой чёрт нужна такая судьба… Как теперь с Америкой? Не сорвалась бы поездка. Написать письмо я не успел. Надо Ирину попросить. Затяжка опасна… Как лучше сформулировать тему работы? По тёмной энергии?.. В ранней Вселенной ею можно было пренебречь, а теперь она составляет аж семьдесят процентов наблюдаемого космоса. Что, если сформулировать так: о росте роли тёмной энергии по мере существования вселенной. А что, неплохо. Очень даже неплохо… Только непонятно, какова природа тёмной энергии…»
Размышления плавно перешли в сон. Дмитрию виделась Америка. Вряд ли он смог бы сказать, где находится, в каком городе или университете? Но он знал наверняка – это United States. Он пребывал в помещении, большом, ярко освещённом. То ли конференц-зал, то ли некая лаборатория. Масса людей, и все взоры обращены к нему, Астахову. Он должен что-то говорить. А что? Первое попавшееся? Нельзя. Как бы не случилось конфуза. Но и молчать нельзя. Пауза непомерна. И тут словно вспышка: Петровский!
Дмитрий вынырнул в действительность, открыл глаза. «Вдруг Василию удалось спросить. Вдруг он знает. Надо с ним связаться. Где мобильный?» Он даже тронул себя левой рукой за бедро – там, в кармане пиджака… Господи, какой пиджак?! Он в больничной одежде. «Что делать? – спрашивал он себя. – Как можно скорее позвонить. Где Ирина? Скорее позвонить…»
