Фидель Кастро - Фидель и религия. Беседы с фреем Бетто
Батиста подумал поначалу, что это было частью почестей, которые ему которые ему приготовили, что то был хор, певший, может быть, какую-нибудь хвалу; сначала он был доволен, он приказывает окружающим замолчать, потом затихает и начинает сердиться, когда слышит слова нашего гимна, в которых говорится о «ненасытных тиранах, погрузивших Кубу в пучину зла». Альмейда видел все это в окошко. И тут, можешь себе представить, входит полиция, а мы продолжаем петь гимн, несмотря на то что там был грозный тип, убийца по прозвищу «Пистолетик». Нас оставили взаперти, и с того дня меня изолировали вплоть до конца тюремного заключения, так что за все время пребывания в тюрьме – потому что сначала я был изолирован в Сантьяго до суда – из двадцати двух месяцев заключения я, наверное, был в изоляции месяцев девятнадцать. Хотя в конце изоляция была уже относительной, потому что ко мне перевели Рауля – за несколько месяцев до амнистии.
Так что я не могу тебе ответить – думаю, надо бы спросить Монтане, который был на острове Молодежи, - когда, уже тогда или позже, падре Сардиньяс вступил в контакт с заключенными Монкады.
Фрей Бетто. Вы помните, как падре Сардиньяс примкнул к бойцам Сьерра-Маэстра? Что вы помните о нем?
Фидель Кастро. Не помню точно, как было дело; но это не было чем-то исключительным, потому что население все больше поддерживало нас. Он приходит, когда партизаны уже укреплялись в Сьерра-Маэстра, и приходили разные люди, иногда то был врач, иногда какой-нибудь техник. Особенно мы ценили врачей за всю ту помощь, которую они оказывали бойцам и населению. И однажды в середине войны – потому что он был с нами довольно долго – пришел падре Сардиньяс, революционный священник, сочувствовавший нашему делу, и примкнул к партизанам.
Фрей Бетто. Вы знаете, вот что любопытно: он примкнул к партизанам на том этапе жизни церкви, когда еще не было священников, выступавших за социализм, и всего такого, - с одобрения своего епископа, то не был его личный шаг, отдельный жест.
Фидель Кастро. Он пришел не как солдат, а в качестве священника. Он жил среди бойцов, вместе с нами, у него было все, что требовалось для совершения обрядов, для мессы, все такое; ему дали в помощь человека, потому что наши отряды часто передвигались с места на место. Когда наша зона стала больше, он обычно оставался в одном месте десять-пятнадцать дней, то в одном, то в другом. Бойцы относились к нему с большой симпатией. Кроме того, как я тебе говорил, крестины здесь – общественный институт, крестьяне очень ценили это. Много семей хотело, чтобы я был крестным отцом их детей, и падре Сардиньяс окрестил там десятки крестьянских детишек. Это было одно из его дел: крестины. Приходили семьи, приводили своих детей, просили меня быть крестным, на Кубе это значит быть словно вторым отцом. У меня в Сьерра-Маэстра масса крестников, многие из них уже, может стали армейскими офицерами или окончили университет. Словом, крестьяне установили с нами не только дружеские, но и семейные связи.
Фрей Бетто. И он там читал проповеди, объяснял крестьянам смысл борьбы с точки зрения веры?
Фидель Кастро. В тот период, он конечно, в политическом плане сочувствовал революции, поддерживал революцию. Он доказал это своим решением примкнуть к нам; в то время он делил с нами все трудности и, разумеется, не читал проповеди так, как это делается теперь или как может проповедовать священник – участник партизанских движений: эти крестьяне в период, когда падре Сардиньяс примкнул к нам, уже поддерживали связи с нашими силами – те, кто оставался в этих местах. Другая часть, боясь бомбардировок и репрессий со стороны солдат, которые сжигали дома и убивали крестьян, ушли из Сьерра-Маэстра. Те, кто остался, были уже тесно связаны с нами.
Насколько я помню, он не проводил подобных кампаний. Часто он оставался
в каком-то крестьянском районе, и я думаю, он проповедовал им веру как таковую. Он вел среди крестьян работу не политическую, а скорее религиозную. И поскольку, как я тебе уже говорил, туда никогда не приезжал священник, крестьяне очень ценили то, что он крестил их детей; это была общественная церемония большой важности и большого значения.
Я бы сказал, что его присутствие и тот факт, что он совершал там обряды, крестил множество детей, в определенной степени еще более укрепляло связи крестьянских семей с революцией, крестьянских семей с партизанами, делало еще более тесными связи населения с партизанским руководством; его проповеди или его политическая работа в пользу революции была, можно сказать, косвенного порядка. Кроме того, он был славный человек, все его очень любили, очень заботились о нем.
Фрей Бетто. А потом стали считать его команданте?
Фидель Кастро. Да, ему затем присвоили звание команданте – за то время, что он пробыл на войне, и за его достойное поведение. У нас не существовало института капеллана как такового. Ему присвоили звание команданте в знак признания его положения и его заслуг.
Фрей Бетто. И вы носили на своей партизанской форме маленький крест.
Фидель Кастро. Собственно, дело в том, что население Сантьяго присылало мне подарки, много народу присылало мне самые разные подарки – дети и взрослые. И вот одна девочка из Сантьяго прислала мне цепочку с крестиком и очень теплую записку; я стал ее носить, да, я ее носил. В сущности, если ты спросишь, был ли то знак веры, я бы сказал, что нет, было бы нечестно говорить, что то знак веры; то был знак признательности этой девочке. С другой стороны, среди нас находился священник, я был крестным отцом множества крестьянских детей, в этом плане не существовало абсолютно никаких предрассудков.
Фрей Бетто. То была ваша приятельница?
Фидель Кастро. Да, девочка сочувствовавшая революции, из Сантьяго-де-Куба.
Фрей Бетто. Я думал, вам прислала его ваша мать.
Фидель Кастро. Нет, мы не поддерживали контактов. Это было очень трудно, за всеми ее шагами следили, это было нелегко. Однако мать давала множество обетов.
Фрей Бетто. Теперь давайте немножко углубимся в вопрос об отношении революции с церковью, начиная с победы. Как реагировала церковь, христиане на победу революции? Какими были отношения в первое время, в какой момент начался кризис в этих отношениях и по какой причине?
Фидель Кастро. Поначалу отношения со всеми социальными слоями были очень хорошими. Падение Батисты было встречено с ликованием всеми социальными слоями, можно сказать, всеми без исключения, не считая элементов, связанных с режимом Батисты, людей, которые нажили состояние нечестными путями, воровали, а также некоторых кругов высшей буржуазии, которые были в очень тесных отношениях с режимом Батисты. Но мы можем сказать, что по крайней мере, девяносто пять процентов населения – в то время проводись некоторые опросы – встретило победу с большим удовольствием, с большой радостью, поскольку режим Батисты был ненавистен, он совершил много злоупотреблений и много преступлений. Народ воспринял победу с большой надеждой и прежде всего, испытывал большое удовлетворение оттого, что освободился от режима террора, который длился семь лет; особенно кровавыми были последние годы.
Трудности начинаются с первыми революционными законами.
Фрей Бетто. Например?
Фидель Кастро. Одним из первых законов – он затронул не так уж многих – был закон о конфискации всех нечестно нажитых благ. Было конфисковано все, что люди нажили воровством в годы тирании: усадьбы, магазины, предприятия; все то, что они не смогли увезти отсюда, было конфисковано. Мы не захотели распространять эту меру на период, предшествующий государственному перевороту, потому что в период борьбы против Батисты отдельные партии, ранее входившие в правительство, так или иначе поддерживали эту борьбу и отчасти помогали. Ведь если бы мы распространили этот закон на более давнее время, конфискация охватило бы намного большее число людей; но я говорил, что мы некоторым образом амнистировали растратчиков, действовавших до тирании Батисты, именно потому, чтобы не разделять, не ослаблять революцию, чтобы по мере возможности сохранять единство всех политических сил, которые противостояли режиму, и потому мы конфисковали все состояния, нажитое нечестными путями после 10 марта 1952 года.
Второе, что мы сделали, и это также встретило всеобщую поддержку, - отдали в руки правосудия всех ответственных за пытки и преступления, которые тут совершались, потому что тысячи были убиты и погибли от пыток. Хотя я должен сказать, что в то время репрессии не были настолько утонченными, какими стали затем в других странах Латинской Америки – в Чили, в Аргентине, в Уругвае; они не были еще столь утонченными, какими стали позже, потому что эти события происходили в пятидесятые годы, а обстоятельства, о которых я говорю, имели место почти двадцатью годами позже, когда североамериканцы прошли чрез опыт Вьетнама, когда ЦРУ приобрело высокую технологию в области репрессий и пыток и передало ее репрессивными силам Латинской Америки, полицейским силам и военным. Во Вьетнаме империализм отработал свои методы преступлений и террора, и затем, в семидесятые годы, другие страны располагали уже гораздо более утонченными, гораздо более техничными репрессивными силами.
