Кирилл Еськов - Америkа (reload game)
В общем, произвел я тогда на father-in-law вполне благоприятное впечатление. Он даже, как первый штоф осилили, к себе меня звал: «Слушай, на кой тебе то царство под пальмой? Ты же парень с головой, с образованием, за словом в карман не лазишь – значит, с людьми работать сумеешь. Давай к нам в Дом, инженером: через два года ты – начальник участка, через пять – главный инженер, зуб даю! У меня ж на работников нюх…» Пришлось старика расстроить: «Вы же сами-то, Димитриспиридоныч, небось, не у тестя под крылышком карьеру ладили?» Тот только головой покрутил: «Тоже верно…»
Виктуар вон у нас шафером был на свадьбе. А приданого, между прочим, за Алёнадмитривна дали – паровой фрегат с пушками Пексана, во как!
Витька понимающе хмыкнул. Лесопромышленники Евстигнеевы, из семьи которых происходила нынешняя хавайская принцесса (и – тьфу-тьфу-тьфу – будущая королева) были почтенным, чисто семейным (такое до сих пор иногда случается среди новосибирских староверов) Домом; в компанейской иерархии они вряд ли стояли выше третьей дюжины, и снарядить в одиночку паровой фрегат было им, конечно, не под силу. Корабль явно представлял собой неафишируемый дар Компании дружественному Королевству, которое вынуждено было всемерно подчеркивать свой нейтралитет, демонстративно избегая прямых военных союзов с иностранными державами. Всё это, как он понимал, и привело в итоге к подписанию давно продавливаемого кронпринцем договора о Вечном нейтралитете Хавайев – единственно возможного варианта спасения для этой лакомой землицы. Как Коля умудрился протащить того брыкающегося и плюющегося верблюда сквозь игольное ушко Королевского совета – одному Богу ведомо, и Витёк сейчас мысленно аплодировал талантам своего университетского друга.
(Спустя полгода в Уайкики к Витьке подсел в баре невзрачный человек, провяленный и прокопченный тропическим солнцем до полной утери национальной идентичности, и обратился к нему на чистейшем русском без следов акцента: «Кореш-то твой, принц Коля, совсем по беспределу пошел – нешто можно тАк вот британские антиресы чморить… Как думаешь, сколько ему теперь жить осталось: месяц али два – побьемся на бутылку?», шевельнув подбородком на стоящий перед Витькой недопитый вискарь. «Побьемся!» – согласно кивнул тот и, поудобнее перехватив за горлышко четырехгранную баклагу, обрушил ее на голову провяленного – да не на темечко, а поближе к виску, именно чтоб убить гада до смерти. Только вот бутылка свистнула по пустоте, рука Витькина оказалась перенятой в хитрый, дико болезненный захват, а провяленный продолжил, не сменив даже тона:
– Остынь, дурашка, и слушай меня теперь, как пророка Даниила, вещающего истину Господню. Фишка в том, что Компания – наша с тобой, в смысле, Компания – желает как раз, из своих собственных резонов, видеть и впредь твоего Колю живым и невредимым… ты бы, кстати, плеснул мне, для поддержания разговора меж приятелями, а то люди уже оборачиваются… Так вот: есть в стране Индии такая любопытная секта – туги-«душители», почитатели тамошней богини смерти, Кали; убивают эти ребята – во славу своей дьяволицы – много и постоянно, со вкусом и с выдумкой, нищих и раджей. Что туги те будто бы умеют летать по воздуху и проникать в запертое помещение сквозь замочную скважину – сомневаюсь, но про кучу всяких иных ихних умений, для европейца вполне сказочных – свидетельствую со всей ответственностью. И вот последним рейсом к здешнему представителю Ост-Индской компании прибыли из Фансигара двое якобы старых его слуг: ребята из этих самых… Как полагаешь: с чего бы это, и к чему бы это?
– Принц знает? – гулко сглотнул Витька.
– Узнает, когда и если это будет сочтено целесообразным, – отрезал провяленный. – Давненько, что ль, не давал советов мамаше по части варки борща?.. Да и не о принце у нас сейчас речь, а именно о вас, Виктор Сергеевич. Вокруг принца-реформатора – а вы, так уж сложилось, причислены молвой к его друзьям – становится крайне неуютно: высокие деревья, знаете ли, притягивают молнии, и Компания будет весьма огорчена, если одной из них ненароком убьет племянника досточтимого Саввы Алексеича… Убирались бы вы отсюда подобру-поздорову, а, Виктор? Южные моря большие, а на Таити девки, сказывают, еще краше здешних…
– Это за кого ж вы меня считаете, а?.. Ладно, к делу: могу я вам помочь?
– Можете, – тяжело вздохнул провяленный. – Если будете держаться от всего от этого как можно дальше, и не станете путаться под ногами у профессионалов.
– Ну, как знаете. Значит, придется мне – самому. Туги, стало быть…
– Ладно, – вздохнул провяленный еще горше (и с горечью этой, как сообразил позже Виктор, чуток даже переборщил). – Мы подумаем, как вас приспособить к делу – к нашему делу. А про тугов – забудьте и думать: это приказ. Вам такое слово, судя по вашей биографии, не знакомо ни в каком приближении, но если вы дорожите жизнью своего друга (да и своей собственной, между прочим, тоже) – придется выучить. Доступно?
– Вполне.
А через пару дней двоих служителей-индусов из представительства Британской Ост-Индской компании понесло за каким-то чертом прокатиться на каноэ; каноэ перевернулось, а плавать индусы, как выяснилось, не умели вовсе, такая вот печаль. Расследование – во всяком случае, официальное, полицейское – подтвердило: чистый несчастный случай. А Виктор, услыхав об утопленниках, ощутил вдруг тот же ледяной холод в желудке, как когда-то при виде развороченной 48-фунтовым ядром стенки окопа с отпечатком своего штуцера: только сейчас до него дошло как следует, что человек из разведслужбы Компании ни капельки не шутил, и даже не сгущал красок. )
– Мы тут, между прочим, – продолжал тем временем принц, – вполне даже не чужды прогресса: послали намедни в Новотобольск, бабушке с дедушкой, фотографические портреты внуков. Вот ведь до чего современная техника дошла – уму непостижимо!
– Кстати, Сэм, о фотографии, – подал голос молчавший до сих пор Штубендорф, и консул тотчас отставил недопитый стакан, сделавшись сразу очень серьезным. – Вы тут удачно сказали, что «бумага всё стерпит». Так вот, есть такая бумага, которая стерпит не всё: фотографическая. У нас есть фотоизображения поселка, до и после бомбардировки; «после» – это в виде не проявленных пока фотопластинок, но не суть важно… Так вот, если бы вы заверили своей подписью и консульской печатью эти пейзажики – ну, в дополнение к текстовому описанию причиненного ущерба, – это было бы именно то, что надо.
– Любопытно… Я никогда не слыхал, чтоб фотографические изображения принимались судом в качестве доказательства, но, возможно, мы как раз и создадим прецедент! О’кей, джентльмены, я сделаю всё, что в моих силах. Однако вы, надеюсь, не строите себе особых иллюзий: успех такого рода иска будет определяться не столько юридической безупречностью вашей позиции, сколько состоянием отношений между Соединенными Штатами и Великобританией: сейчас они, к счастью для вас, находятся близ точки замерзания, но если они вдруг потеплеют – или, наоборот, накалятся до грани настоящей войны…
– Ну, это-то понятно… Спасибо, Сэм, Компания будет вам весьма обязана.
– А можно тогда задать вам вопрос? Это, конечно, вовсе не мое дело, но… У меня сложилось впечатление, что если бы адмирала вовремя известили, что этот бережок облюбовал для своего гнездовья белоголовый орел,[24] они, скорее всего, воздержались бы от бомбардировки. А вы загнали крысу в угол: Прайсу теперь светит трибунал, и спасти его может только крупный и быстрый успех, победоносная атака на калифорнийские города… Так вот, вопрос: может, этого вы как раз и добивались, а Pearl Bay – лишь пожертвованная в этом гамбите фигура?
– Я не могу ответить на ваш вопрос, Сэм. Я действительно не знаю, но даже если б и знал…
– Спасибо, Иоганн. Собственно, вы уже и ответили.
12
Когда в бунгало с плетеным столиком дошел черед до традиционного третьего тоста: «За тех, кто в пути, за тех кто не с нами. За тех, кто в море и в сопках, на вахте и на гауптвахте!», и все, не сговариваясь, выпили стоя, лицом к востоку-северо-востоку – куда утром прорвался одинокий «Садко», от франко-британской эскадры уже виднелись на горизонте лишь верхушки мачт. По всем прикидкам Прайса, «Даву» и «Нею» давным-давно пора было возвращаться с плененным калифорнийцем, однако океан вокруг оставался первозданно пуст, и это начало не на шутку его тревожить. А когда марсовый «Абукира» разглядел чуть левее по курсу несколько крохотных точек, оказавшихся, по рассмотрении, переполненными спасательными шлюпками, адмирал понял со всей ясностью: да, похоже, сегодня – не его день…
Французских моряков приняли на борт; капитан «Нея» погиб, однако капитан «Даву» с первыми лейтенантами обоих кораблей были вполне в состоянии отчитаться перед спешно собранным военным советом во главе с Прайсом с Депуантом о своей погоне за калифорнийцем. Офицеры те были храбры и опытны, коллективный отчет их вышел весьма квалифицированным и подробным, и содержал одну лишь неясную деталь: что, собственно, приключилось в час двадцать пополудни двадцатью милями северо-восточнее острова Оаху, и какая сила отправила на дно два новейших военных парохода?
