И. Николаев - Новый мир.
Как всегда хуже всего была неизвестность. Дивизия уже далеко углубилась в воздушное пространство Острова, к этому времени британцы уже однозначно вычислили ее, отследили ее и приняли меры. Успеют они или нет - знают уже все, и сами британцы, и свои - через радиоперехват, не знают только сами бомбардировщики.
Ожил шлемофон.
- Готовность два, - кратко сообщил командир группы. - Снижаемся.
Похоже, прилетели, подумал Карл. Во рту пересохло, ноги, несмотря на теплые унты и носки из настоящей русской шерсти заледенели, а по спине наоборот текли струйки пота. Желудок словно завязывался узлом, к горлу подступил ком. "Грифоны" сбрасывали высоту постепенно, этаж за этажом, стремясь до последней минуты сохранить строй.
Они выпали из облаков как-то сразу, вдруг. Внизу замелькали крошечные геометрические фигуры застроек
- Готовность один. Разбор целей, размыкаемся.
- Эй, Кюссель, работай!
Штурман-бомбардир прильнул к прицелу. Ровный строй машин начал распадаться на отдельные группы - самый опасный момент, когда тяжелые машины с полной бомбовой загрузкой разделяются. Именно сейчас атака истребителей способна сорвать всю операцию, под ударом бомбардировщики будут вынуждены бесполезно сбрасывать груз, облегчая машины, и снова сбиваться в тесную толпу. Но, кажется, на этот раз повезло, истребителей не было, вокруг замелькали шапки разрывов зенитных снарядов, к счастью редкие. Вообще ущерб от них был невелик, в основном действуя на психику и сбивая прицел, но свои проценты от общих бомбардировочных потерь наземная ствольная артиллерия все же собирала достаточно регулярно. Бомбардир колдовал над своим прицелом как алхимик из сказки, что-то подкручивая, что-то подстраивая, бормоча под нос не то проклятия, не то молитву.
Эскадрильи разбились на множество отдельных звеньев по три самолета. Каждый экипаж в этот момент старался навести свой груз как можно точнее.
Готовность ноль. Начали.
И ни одного истребителя, как хорошо, боже, как замечательно!
- Еще, еще немного командир! Вот оно!
Гудение приводов утонуло в гуле двигателей, но вибрация открывающихся бомболюков передалась на весь корпус. Теперь они легли на боевой курс, штурман-бомбардир просчитал направление и ввел в прицел все необходимые поправки. Любое смещение приводило к промаху, и Харнье должен был держать курс, во что бы то ни стало.
- Еще немного, командир, - неожиданно спокойно и негромко сказал Кюссель, но Карл услышал.
Бомбардир снял перчатку, пошевелил враз озябшими пальцами над кнопкой сброса, занес другую руку подобно спортивному судье готовому скомандовать старт.
- Ждем...
Карл отрешился от панорамы в стекле кабины, не смотрел на проплывающие под ним застройки, он смотрел только на приборы, держа идеально ровный курс.
- Две с половиной тонны на радость Томми! - с жизнерадостным воплем Кюссел замкнул электроцепь.
Харнье хорошо представлял и видел у соседей по звену, как это выглядит со стороны. Открываются створки бомболюка, и бомбы как игрушечные начинают высыпаться, смешно раскачиваясь в полете. Этот поток кажется бесконечным, но внезапно резко обрывается. Бомбы и так кажутся крошечными, а, удаляясь к земле, в секунды превращаются в точки, рассеивающиеся как россыпь чернильных брызг.
И, вечность спустя, когда кажется, что уже ничего не произойдет, и вся партия опять оказалась с бракованными взрывателями, уже далеко позади на земле начинают вырастать маленькие кустики разрывов, такие безобидные, такие крошечные... Если все сработано правильно и эскадрилья отбомбилась синхронно, разрывы идут сплошным ковром на широком фронте, словно невидимая щетка ровно сметает дома, строения, все, что хоть на полметра возвышается над уровнем земли, заменяя ломаные линии человеческого труда равниной равномерных кротовьих нор.
В звене все были опытными пилотами и компенсировали сброс манипуляциями с газом, резко полегчавшие машины не ушли вверх, как это бывало, а сохранили прежнюю высоту и ровное построение. Но это в их звене, было видно, что даже в эскадрилье так сумели далеко не все. А если пересчитать на дивизию, то счет нарушивших строй должен был пойти на десятки. Неизбежные издержки, пока за штурвалами сидят люди, нельзя ожидать, что все будут действовать одинаково просчитано и правильно.
- Попали! Попали! Попали! - Кюссель как обычно после удачного сброса впал в истерический экстаз, одергивать его было бесполезно, если бомбардир не сбрасывал напряжение, то впадал в уныние и на обратном пути был бесполезен. А возвращение домой обещало быть интересным и бурным, потому что если их не встретили на подступах к цели, значит, будут ловить на отходе и уже наверняка. И черт его знает, что хуже - машины облегчены и уходить легче и быстрее, но пилоты устали, а внимание стрелков рассеяно.
- А Пинтер то промахнулся! - злорадно сообщил молчавший доселе радист.
- Хорош заливать. Будто ты по разрывам бомбы отличить можешь.
- Точно говорю! У "Пи" и бомбы то взрываются с пшиком и пуком!
Экипаж жизнерадостно заржал, Харнье скривился, но смолчал. Воспитанный в строгой семье и суровых традициях, он не одобрял сортирный юмор, но понимал, что экипаж должен хоть как-то разрядиться.
"Грифон" довернул влево, пристраиваясь к самолету командира эскадрильи. тройки снова собирались в компактные "коробочки", звено к звену, эскадрилья к эскадрилье.
Половина дела была сделана. Контроль результатов бомбардировки - удел разведчиков. А им предстоял долгий путь домой. Налегке "Грифоны" летели быстрее, зато англичане теперь точно знали, где искать виновников произошедшего.
Настроение Карла портилось со скоростью штормового шквала. Насколько удачно эскадрилья отбомбилась, настолько сложно все стало после. Авиагруппа смешалась, из почти четырех десятков собрались едва ли два с лишком, идущих рваной "строчкой", остальные отстали и заблудшими овцами мыкались в полутысяче метров позади, стараясь пристроиться к кому-нибудь попутному. Кюссель монотонно и безнадежно ругался, эфир наполнился возмущенными возгласами и приказами.
Харнье вызвал командира, предложил сбросить скорость и собрать прежний состав, но тот только отмахнулся.
- Спокойно, Карл, скорость нам поможет. Будем дома. А парни подтянутся.
Естественно парни не подтянулись.
Дивизия поднялась выше уровня облаков, внизу стелилась ровная пелена небесной ваты, непроглядной и беспросветной, скрывающей землю. В отдалении, прямо и правее от основного курса тучи собрались в удивительную фигуру, какой Карл раньше никогда не видел - гигантскую колонну, словно выраставшую из молочно-белого ковра и стремившуюся ввысь. Этот огромный столб был похож одновременно и на изящное произведение архитектуры с множеством завитков и украшений, и на вихрь торнадо, будто остановленный фотографическим моментом. Плотная белая гладь была подсвечена лучами вечернего солнца, приобретая розоватый оттенок.
Харнье никогда не был ни лириком, ни поэтом, но чудесное произведение природы захватило его. Сложная комбинация множества природных условий создала нечто, чего никогда не было и больше никогда не будет. И здесь, на высоте пяти тысяч, перед лицом небесной сказки казалось странным и неестественным, что сейчас множество людей начнут яростно убивать друг друга.
Сначала все увидели блейнхейм. Двухмоторный бомбардировщик, выступающий зачастую и как корректировщик-наводчик, вынырнул из пелены облаков и какое-то время летел параллельно, на некотором отдалении от немецкого строя, не проявляя враждебных намерений. Вот сейчас как никогда к месту пришлись бы истребители, чтобы свалить попутчика, но истребителей не было и оставалось только надеяться, что наводчик ошибется. Рассказывали, что однажды такое случилось - неопытный корректировщик промахнулся с целеуказанием и перехват промахнулся на добрых три сотни километров.
Потом появились харрикейны из первой ударной группы, британцы называли их "акулами". Пользуясь превосходством в скорости и хорошим пушечным вооружением "акулы" должны были постараться разбить бомбардировочный строй, дав работу более легким и слабовооруженным машинам. Совсем недавно "Грифоны" несли смерть с неба, безнаказанно и уверенно, теперь пришло время возмездия.
Больше всего Карлу хотелось отключить радио, сорвать наушники, только бы не слышать отчаянные крики убиваемых, безнадежные призывы о помощи. Но помочь им не мог никто.
- Сколько? - бросил Карл в микрофон. Его поняли.
- Дымные следы. Два или три, - так же коротко ответили из хвоста, - еще с полдесятка держатся, но теряют высоту...
Намертво сцепив зубы, Карл вел машину вперед, сосредоточившись на соседях и командире эскадрильи, отбросив все чувства, все мысли, усилием воли превратив себя в автомат управления.
