Этьен Кассе - ЛЕОНАРДО ДА ВИНЧИ: ВТОРОЕ ПРИШЕСТВИЕ
Вызванный к одру болезни Леонардо да Винчи, который родом из Тосканы, я определил по виду его лица и по виду его конечностей, которые находились в оцепенении, а еще и по лихорадочному жару, который глодал больного изнутри, без видимых причин тому снаружи, мозговую лихорадку. Я спрашивал домашних, которые ухаживали за больным до прихода моего, что делал да Винчи перед тем, как почувствовал жар и слабость? И спрашивал, как долго длится мозговая лихорадка и не случилось ли с больным какого увечья? На все вопросы свои я получил достаточные ответы. Ни увечья, ни встречи с другим больным у Леонардо из Тосканы не было, а была нервная горячка, которая не отпускала его в течение пяти дней. Нервная горячка как сказали мне его домашние, для него привычна и повторятся раз от разу, когда случается ему услышать укоры в том, что его работы бывают не закончены или не нужны. И в бреду находясь, вызванном мозговой лихорадкой, да Винчи все повторял какие-то споры и доводы и обелял себя перед невидимым собеседником, говоря, что не хочет ничего другого, как сделанной работы на пользу людям.
Да уж. Ничего себе впечатлительность! Как-то не вяжется такая прямо-таки «девичья истеричность» с тем, что мы уже знаем о характере да Винчи. Сильный и мужественный человек, а при одном лишь укоре в несостоятельности впадает, чуть ли не в коматозное состояние. Сдается мне, что причины для такой гипертрофированной реакции несколько глубже и серьезнее, чем это может показаться на первый взгляд. Возможно, что именно применение масонской организации в отношении Леонардо принципа «разделяй и властвуй», то есть полная информационная изоляция изобретателя от дальнейшей судьбы его открытий, как раз и могло стать причиной такой степени его бешенства, которая доводила его до буквально «помрачения рассудка».
Будучи человеком вспыльчивым и порывистым, Леонардо, видимо, трудно было себя сдерживать, когда его начинали обвинять в несостоятельности как мастера, а он при этом даже не мог как следует оправдаться. Во-первых, из соображений секретности, которые он буквально впитал с молоком матери, а во-вторых, из-за того, что он и сам не был совершенно точно уверен, в том, что хоть что-то из созданного им вообще увидит свет божий. А ведь современной медицине известно, что длительное воздействие стрессовых ситуаций (к которым, без сомнения, относится перманентное едва сдерживаемое бешенство от несправедливых обвинений) определенно может довести человека до клиники нервных болезней.
Леонардо до последней минуты надеялся на милосердие своих «тюремщиков».
Так что вполне можно причислить свидетельство врача, осматривавшего Леонардо да Винчи, к доказательствам того, что тот был не в курсе судьбы, постигшей дело всей его жизни. Кроме того, существует еще одно, с моей точки зрения, и вовсе неоспоримое доказательство. Оставленное нам, между прочим, самим гением. Одним из предметов постоянного спора о его значении вот уже несколько веков является последняя фраза произнесенная Леонардо да Винчи на смертном одре. На первый взгляд эта фраза всего лишь подтверждает предположение, что вопрос реализации всех своих проектов настолько волновал ученого, что его последняя мысль была именно об этом. Вот эта фраза: *Ска-жите мне, если что-нибудь будет сделано».
Но что если попытаться услышать в этой фразе совсем другой смысл? Что если он до последней своей минуты надеялся на милосердие «тюремщиков его души» - организации масонов, которые держали его в неведении относительно «всего им сделанного»?
К сожалению, найти более неопровержимые доказательства непричастности да Винчи к непосредственному созданию армии, оснащенной вооружением, сделанным по его проектам, не представляется мне возможным. В первую очередь по причине все той же строжайшей секретности, которая не давала Леонардо возможности публично оправдаться в глазах менее талантливых, но более болтливых коллег. Ну и, конечно же, потому, что сам Леонардо постарался по крайне мере не оставить письменных свидетельств. Разумеется, записанный врачом его бессознательный бред он не смог проконтролировать. Я думаю, он вообще не подозревал, что к нему во время болезни вызвали врача. Иначе домашним, как мне кажется, сильно досталось бы за самоуправство.
С возрастом Леонардо начал предпринимать попытки донести до потомков то, о чем всю жизнь должен был молчать. Он кодировал тайные знания, рискуя при этом довольно сильно.
Попробуем же рассмотреть последний довод в пользу варианта «разделяй и властвуй». Дело в том, что, номинально соблюдая все требуемые от него правила осторожного обращения с имеющимися у него знаниями и поступающей время от времени в его распоряжение информацией, гений периодически начинал «шалить». Он предпринимал скажем так, «невинные» попытки заложить в свои дневниковые записи, написанные картины, рисунки и содержимое трактатов некий подтекст. Расчет был на то, что «имеющий уши да услышит». Эти, в принципе, довольно невинные «шалости», по видимому, сильно нервировали его «контролеров». А Леонардо, видя, как удачно ему удается «доставать» своих мучителей, предпринимал все новые и новые попытки.
Некоторые из этих попыток мы рассмотрели в этой книге, а для того, чтобы познакомить читателей с другими, придется написать еще одно книгу, так как количество ребусов, оставленных нам Леонардо велико, и их расшифровка займет очень много времени и места. Но иногда он задумывал «послания», которые выходили за рамки развлечений и, видимо, несли в себе довольно серьезную идеологическую нагрузку. Одним из таких «посланий потомкам» и является трактат о «Золотом сечении». И вообще, создается такое впечатление, что да Винчи основательно рисковал, оставляя свои послания, содержание которых относилось к его религиозным представлениям.
В завершении этой главы мне хотелось бы рассказать одну известную историю (ее еще иногда называют историческим анекдотом, хотя я убей бог не понимаю что в ней смешного). История эта связана с написанием Леонардо да Винчи фрески «Тайная вечеря», которую заказали ему монахи миланского монастыря Санта Мария делле Грацие. Вездесущий Вазари так свидетельствует о ситуации с «Тайной вечерей»:
Сделал он также у доминиканских монахов «Вечерю», произведение прекраснейшее и удивительное. Головам апостолов он придал такое величие и такую красоту, что голову Христа ему пришлось оставить незаконченной, так как он не считал себя способным воплотить в ней ту небесную божественность, какая подобает образу Христа. В этом виде картина и осталась, как если бы она была закончена. Причем миланцы отнеслись к ней с величайшим благоговением, как и иностранцы.
Леонардо, как мы уже поняли, и вообще-то ненавидел, когда его подгоняли в работе, а уж тем более всякого рода ничтожные людишки, которые возомнили себя его истинными работодателями. Создавая шедевр, которому было суждено пережить века, Леонардо, естественно, не очень торопился, предпочитая высокой скорости изготовления фрески ее высокое качество. Между тем у него под ногами все время болтался приор этого монастыря, которой с назойливостью навозной мухи докучал да Винчи и периодически бегал ябедничать герцогу Сфорца, жалуясь, что работа идет медленно и Леонардо никак не может закончить.
Однажды приор обнаглел до такой степени (а может быть, просто до крайней степени надоел), что герцог вынужден был посетить Леонардо в помещении, в котором тот работал над созданием фрески. К этому моменту у да Винчи были не закончены только два лица, из общей картины. Он никак не мог определиться, каким будет лицо Иуды, предавшего Христа, а также большие сомнения вызывало у него изображение самого Иисуса.
В этот-то ответственный момент его и посетил герцог, которого «науськал» на Леонардо вредный приор. Леонардо и так-то не отличался особым пиететом по отношению к власть имущим, а тут он еще вдобавок был довольно сильно разозлен. Так что на упреки Сфорца, что работа продвигается слишком медленно, да Винчи мстительно ответил: он-де долго не мог найти подходящей модели, лицо которой в полной мере выражало бы подлость, коварство и предательство, которое необходимо запечатлеть на лице Иуды, но теперь, похоже, дело пойдет быстрее, потому что он определился с моделью. Поэтому он нижайше просит у его светлости герцога помощи, чтобы заставить позировать (для создания лица Иуды) уважаемого приора.
К сожалению, история умалчивает, действительно ли шутка удалась и не оставил ли надоедливый приор своего лица для потомков, будучи вписанным в композицию «Тайной вечери». До этого момента в этой истории действительно много забавного. Но вот вторая ее половина уже несколько печальнее. Дело в том, что лицо Христа так и осталось недописанным. Уж не знаю, как это удалось провернуть Леонардо, но факт остается фактом. Несколько раз он писал это лицо с неизвестной модели (это документально подтверждено и широко известно), а потом каждый раз стирал сделанное. Но есть еще одно, менее известное широкой публике обстоятельство, которое вносит совершенно другую ноту в звучание этой истории.
