Дмитрий Бондарь - Другой Путь.Часть 1
- Серега, моя профессия запрещает мне что-либо путать, - проникновенно сообщил Артем. - Если я начну путать, я быстро умру от голода и всеобщего презрения. Нет, все верно - мы летим на Кубу.
- Странно, - заметил Захар.
- Стас, останови, - попросил Артем и, когда машина остановилась, скомандовал: - Оба - на выход.
Мы послушно вышли, и наш сопровождающий отвел нас чуть в сторону.
- Послушайте меня, мальчики, - сказал он. - Я видел дураков, но таких как вы - еще нет. Вы понимаете, что, послушав нашу беседу - всего лишь два часа - любой встречный-поперечный будет знать, что вы готовитесь для заброски нелегалами в Штаты? Представьте, что Стас - враг. Надолго для них, - он показал большим пальцем за спину, - останется тайной ваша задача?
Мы с Захаром стояли перед ним покрасневшие, будто уличенные в рукоблудии. Ведь нас учили, нам рассказывали, а мы...
- В общем, так, - заключил Артем. - Мне начальство приказало, я сделаю. Но потом напишу рапорт, в котором четко отражу свое мнение о том, какие вы неподготовленные придурки. Понятно?
- Не особенно, - Захар встал в позу.
Не любил он, когда его начинали отчитывать. Случается у человека такая черта характера - вози на нем воду как на ишаке, но ишаком не называй вслух, и все будет ровно. Но Артем ошибся - он сказал то, чего говорить не следовало.
- Ты понятия не имеешь, - говорил Захар, - для чего исполняешь свой приказ. Поручено - делай! И не пищи, понял-нет?
Я не увидел того короткого и быстрого движения, что уронило Захара на землю.
Артем нахмурился и почесал подбородок:
- Что за молодежь нынче? Учишь-учишь... У тебя тоже есть возражения?
Я наклонился над Майцевым.
- Все с ним нормально будет, - посулил Артем. - Если научится уважать чужие шрамы.
Я поднял друга - его немного качало, а глаза не желали фокусироваться на действительности.
Регистрацию и таможню в Шереметьево мы прошли как раскаленная спица через масло - не останавливаясь ни на минуту. Артем предъявлял всюду наши документы, а мы просто шли за ним следом, как за ледоколом. И ни у кого из погранично-чиновной братии не возникло вопросов, на которые нашему опекуну трудно было бы ответить.
Я выезжал за границу в первый раз. У Захара уже был такой опыт - в девятом классе он пропустил две недели школьных занятий, потому что Майцеву-старшему досталась семейная путевка в Болгарию. Но как говорится: прапорщик - не офицер, курица - не птица, Болгария - не заграница. При упоминании Болгарии чаще всего говорили - "а, шестнадцатая республика!" и никто всерьез зарубежьем ее не считал. Примерно как и Монголию, только в Монголии не было моря и никто туда по доброй воле ехать не желал, в большом отличии от солнечной республики на черноморском побережье. Поэтому для Захара все было так же непривычно, как и для меня. Мы крутили головами по сторонам, все нам казалось в диковинку.
Такого количества иностранцев я не видел еще никогда. Да если не считать короткой пьяной ночевки в ДАСе у Леньки, я вообще никогда не видел иностранцев. А здесь они бродили целыми толпами - очень разные, совершенно недисциплинированные, одетые в какие-то невообразимые штаны в клеточку, какие в Союзе увидишь разве что на клоунах в цирке, и яркие рубахи. Чаще всего говорили на английском, слышался немецкий язык, гораздо реже французский, испанский и итальянский.
- Тоже на "Дружбу" народ прилетал, - объяснил нам столпотворение Артем. - Легкоатлеты.
Я посмотрел на стоявшего почти на нашем пути здоровенного дядьку в красных штанах и зеленой рубахе навыпуск, без самой малости двух метров роста, с кулаками, в которых легко можно было спрятать бутылку пива - даже пробка не торчала бы, наверное.
Проследив за моим изумленным взглядом, Артем хмыкнул:
- Разные бывают легкоатлеты. Этот ядрами кидается. Или молотом. Метров так на шестьдесят.
К громиле в красных штанах подошел еще один такой же, чуть ниже, но зато с монументальным пузом, они что-то весело стали обсуждать, громко хохоча на весь терминал.
- Какие-то дикие они совсем, - заметил Захар.
- Капиталисты, чего с них взять? - скорчил презрительную гримасу Артем. - Направо посмотрите, немцы из братской ГДР стоят - тихо, чинно, спокойно. У окна чехи - тоже видно, держатся вежливо и с достоинством, а эти... бестолковые. А вон и наш административный помощник руководителя делегации - Владимир Семенович Бор, сейчас я вас познакомлю.
Мы подошли к серьезному мужику, вполголоса отчитывавшему какого-то невзрачного человека - это было видно по его нахмуренным бровям, рубящим жестам правой ладони и потупленному взору распекаемого.
- ... раз услышу подобное, вылетишь из состава с треском! - закончил Бор. - Не знаю, чего там позволяет вам Олимпийский комитет, со мной такие вещи не пройдут. Либо как я сказал, либо вали отсюда в свой Хабаровск! Свободен.
Он повернулся к нам:
- Здравствуй, Артем. Это и есть твои ассистенты?
- Да, Владимир Семенович. Захар и Сергей.
Нам пожали руки.
- Держитесь Артема, - велел нам Бор. - Если потеряетесь, ищите меня, но лучше не нужно теряться незапланированно, потому что будет вам плохо. Лучше всего, чтоб вас никто не видел и не слышал до самого возвращения. Усекли?
- Ага, да, - нестройно ответили мы и пошли за Артемом на посадку.
Раньше на самолете "Ил-62" мне летать еще не приходилось. "Як-40" и "Ту-134" - вот и все, чего я уже опробовал. Очень хотелось посмотреть на новые "Ил-86" и два таких самолета я увидел на поле: они были просто громадны - как киты среди селедок. Я замер перед окном. Артем посмотрел на самолеты и сказал:
- Удобные машины, комфортные, только летают недалеко. Мы без пересадки на шестьдесят втором за двенадцать часов доберемся, а на этих сутки придется мучиться, да с пересадкой где-нибудь в Париже.
Пересадка в Париже! Я увидел, как загорелись глаза у подошедшего к нам Захара. И Артем тоже заметил.
- Не раскатывай губу, парень, - усмехнулся он. - Из аэропорта вас бы все равно никто не выпустил. А в посадочной зоне все международные аэропорты одинаковы. Если, конечно, дело происходит не в Африке.
Я несколько раз пытался рассмотреть будущее Артема, но всегда все было одинаково: после того, как он передаст нас в Гаване следующему в длинной цепи сопровождающих, мы о нем никогда больше не услышим. Так же как никогда больше не увидим Владимира Бора.
Первый советский межконтинентальный реактивный самолет "Ил-62" оказался внутри длинной тесной кишкой с двумя рядами строенных сидений - примерно как хорошо мне знакомый "Ту-134", но с добавочным посадочным местом с каждой стороны от прохода. А в остальном - ничего интересного.
Захар великодушно уступил мне место возле окна и около пяти часов вечера я увидел, как мы оторвались от земли, взмывая в небо навстречу неизвестности.
Артем сидел возле прохода и часто улыбался проходящим стюардессам.
Захар постоянно зевал, борясь с заложенными ушами.
Нас кормили в полете три раза. Дважды я вставал из кресла, чтобы просто пройтись по проходу, размять ноги и затекшую спину.
Едва ли не впервые за последние месяцы у меня появилось время подумать о происходящем. И первый вопрос, который я себе задал, был такой: почему мои "несгибаемые старики" мне поверили? Ведь они сами строили "Союз нерушимый"! Неужели выстроенная ими система не имела никакого запаса прочности, и они точно знали, что она рухнет? Тогда что они за строители, и не зря ли я им доверился? Ведь пока я научусь что-то делать сам, пройдет немало времени, и пока оно будет идти, я все буду делать так, как мне скажут - не без сопротивления, конечно, если увижу от действия негодные последствия, но все-таки не сам. Что двигало ими, когда они принимали решение? Почему они согласились на какую-то невнятную игру с отдаленными перспективами, вместо того, чтобы поговорить с теми товарищами, что остались во власти и удалить из Кремля явных предателей? Не хватало политического авторитета? Но если им не хватало, то каков же был вес в партии у тех, кто реально что-то решал? Или мы все-таки стали участниками какой-то хитрой интриги? Но тогда нас должны были держать при себе - к чему отправлять на край света идеальный детектор? Хотя, какой из меня идеальный детектор - все мои знания о будущем это лишь моя личная память и газетные статьи, объясняющие, что и как произошло. И тогда мои старики должны понимать, что реальной подоплеки многих вещей я просто не могу знать - потому что эта информация и в будущем для меня будет недоступна.
К примеру - был ли Горбачев "агентом влияния"? Как-то так устроена психология, что когда человека убедили в том, что дважды-два равно пяти, то даже разум оказывается бессилен этому убеждению сопротивляться. Я прибавляю два к двум, я раскладываю каждую двойку на единицы и складываю уже их, я каждый раз получаю ЧЕТЫРЕ, но я в это не верю, потому что убежден, что должно получиться ПЯТЬ. Так и с Михаилом Сергеевичем: человек ведет себя как вражеский агент, сдавая все достижения страны, ее народ и ее ресурсы, говорит, как вражеский агент, замазывая дерьмом все вокруг, хитрит и изворачивается как уж на сковородке - но вот, поди ж ты! Нет прямых доказательств, что ему за это заплатили, что его заставили и научили - и я свято верю, что он просто хотел как лучше, а получилось так, как получалось у российского посла в Украине, заслуженного газовика и вообще хорошего человека.
