Олег Верещагин - Крылатая сотня. Сборник рассказов
Колонна уже почти прошла, когда вдруг заплакал Димка.
Мы все сразу повернулись к нему — почти с испугом, что это он?! А он плакал и смеялся, это было странно и даже страшновато. Слёзы текли у него по щекам, в улыбающийся рот, и он смазывал их кубанкой.
— Карта… помните… карта… — бормотал он, всхлипывая и глядя на нас мокрыми счастливыми глазами. — Ну… карта же!!!
И тут я вспомнила. Как ещё в начале лета к нам в станицу опустились листовки — то ли с самолёта, то ли занесло ветром от разорвавшегося агитснаряда… Там была карта Кубани. Аккуратная, с названиями на английском и ярко расчерченными цветными "зонами ответственности". Что туркам, что американцам, что грузинам, что румынам… Тщательная цветная нарезка, на которой нам, русским, не оставалось места. Мы не столько ужаснулись, сколько возмутились: да как же так?! Вот же наша станица! Вот Ставрополь! Взяли они их?! Не взяли! Так по какому праву они раскрашивают нашу землю в свои цвета, пишут свои названия — вон, вместо Ставрополя — какая-то Аллахкала! Как они посмели?!
И вот они шли мимо нас — пленные мимо наступающих. И я подумала, что мы не будем раскрашивать их карты и отбирать их землю. Никогда Вашингтон не будет каким-нибудь Новым Ивановском. Зачем? Нам не нужна их земля. Я не хочу сжечь их семьи в отместку за наших детей и женщин. Даже сейчас — я не хочу.
Пусть их не будет на нашей земле. И всё.
А Димка плакал и твердил:
— Карта… взяли, да, взяли?!. Вот вам… карта… взяли!..
Колонна прошла. И я вздохнула с облегчением. Как будто очистился воздух.
Честное слово. И мне кажется, Коля меня бы понял.
* * *
Я наклонилась. Прямо под крыльями — рукой подать, рядом! — шли, переваливаясь в поднятых ими же волнах, ракетные катера нового Черноморского Флота. Много, не меньше дюжины. Было так близко, что я различала стежки на синих Андреевских крестах, которые бились на ветру так яростно, что казались неподвижными. Мне вспомнилось слышанное недавно на флотской радиоволне, когда объявили, что катерники потопили турецкую эскадру — семь вымпелов — на траверзе Севастополя.
— Если в трюмах вода,
И по правому траверзу скалится враг,
Если рвётся душа
Из пробитой груди, словно пар из котлов —
Всё равно никогда
Белым флагом не станет Андреевский флаг!
Мы под волны уйдём,
Не сдаваясь, под гром орудийных стволов!
Я неистово замахала рукой. Хотя, конечно, меня там никто видеть не мог — никого на палубах при такой скорости нет и быть не может. Где-то там, наверное, шли "Терец", "Кубанец", "Пластун", "Казак"… Катера, построенные на собранные у нас деньги.
"Гони мразь с земли, воздуха и воды!" — вспомнила я лозунг плаката, который недавно Илюшка Лобов прикрепил над своим спальным местом. Боженька, боженька, неужели у нас получается?!
— Дашутка, не спи! — проскрипел в звукопроводе голос Светки. — Ущелье!
Все три планера скользнули в ущелье — один за другим, синхронно падая на крыло. Мы забрасывали сухие пайки горным стрелкам, наступавшим на Поти и Кобулети — в такие места, где не могли летать вертушки, а сброс с самолётов грозил тем, что груз останется лежать где-нибудь в ущелье или вообще попадёт в руки врагу.
— Проснулась! — собралась я. Пошевелила стыковочный узел — дёрнешь, и тюки пойдут вниз. Тут же отдёрнула руку — ещё сбросишь нечаянно.
Ущелье было завалено тут и там снаряжением, тяжёлым оружием, неубранными трупами… Смердело снизу ужасно; оставалось надеяться только на то, что будущей весной всё это потоки с гор снесут в море. Чёрное и так отравлено сероводородом, так что несколько тысяч турок и грузин особо вони не добавят, а рыбки так даже обрадуются. Мы пролетели над одним из ориентиров — гигантским "лэнсером", американским В-1, сбитым неделю назад. Серо-чёрная бескрылая туша лежала через ущелье, как дикий мост — мы перескочили верхом и опять ушли вниз, почти задевая кончиками крыльев зелень на склонах (осень у нас только по календарю…)
Осталось посвистыванье ветра — Светка вырубила двигатель. В ущельях всегда лучше летать именно так — поймаешь поток и паришь десятки километров, если умеючи. А сейчас по ущелью доносило частую стрельбу, уханье взрывов…
"Аэроказак" летел впереди нас, "Вихрь" — позади. Я на всякий случай развернула РПК — единственное наше оружие в этом вылете — направо. Конечно, услышать нас нельзя, а если и увидишь — то вряд ли успеешь сориентироваться и выстрелить… но точно так же думали очень многие люди поопытней нас. Сейчас они "чешут потыльци", как бабуля скажет, на том свете.
Дальше всё было просто, как на скотном дворе. Даже как-то мило и по-домашнему. На краю скальной площадки слева прыгал и что-то нехорошо орал, размахивая "сферой", бородатый мужик, выше растопырила ручки команда поддержки (как будто тюки прямо сейчас начнут им в эти ручки падать — посмотрела бы я на такое…) Триста метров вперёд и правее змейками — как ручейки муравьёв — спешно спускались в ущелье люди в серой форме — турецкие горные стрелки. Двести метров вперёд и левее — люди в ковыльном — наши горные стрелки — сидя и лёжа среди камней и зелени, вели огонь из всего, что было, включая два снятых с вьюков КПВТ и два миномёта. Над ними билось чёрно-жёлто-белое знамя. На дне ущелья, венчая военное безумие происходящего, торчал невесть как туда попавший лёгкий танк ПТ-76, истекая вязким чёрным дымом, который и вверх-то подниматься не хотел — стелился по земле. Возле пушки задумчиво сидел танкист — в расслабленной позе философа. Он был, конечно, убит.
Вот такая зарисовка… Я крутнула стволом и начала сосредоточенно выкашивать турок — там, где сверху мне их было видно, а нашим снизу — нет. Илюшка Лобов с Сашкой Тасоевым поддержали меня из РПК и ПКМ. Наши машинки ушли вверх, потом — на "горку". Я рванула стыковку, отправляя два узла и правда почти в руки молодого парня, который смотрел на меня из-под выбившейся на прикрытый "сферой" лоб светлой чёлки с восторженным обожанием, широко раскрыв глаза. Потом парень плюнул кровью и упал на тюк, обнимая его.
Это было последнее, что я видела — мы уже неслись прочь над самой землёй…
…Ночью был большой воздушный бой. Я не спала — сидела и читала под ручным фонариком книжку про Джен Эйр, невесть как попавшую к нам. Потом вышла по делу и увидела, что на юго-западе всё небо в огненных точках. Больше, меньше, мерцающие, вспыхивающие… Их были сотни. Некоторые разрывались в воздухе и гасли градом мелких искр, другие неслись к земле…
Только утром мы узнали, что это разбили последнюю авиагруппировку врага, прикрывавшую турецкие границы.
* * *
— Ты чего в отпуск не поехал? — Олег Барбашов, прекратив возиться с кассетой осколочных бомб, закреплённой на стойке, оглянулся через плечо на своего пилота Опришко. — Димка, хорунжий, эу! — он присвистнул.
— Да ну, неохота, — пожал плечами Димка, и его девчоночье, но загорелое дочерна лицо стало задумчивым. — А что, мама спрашивала?
— Ну да, — Олег сел боком на своё место. — И вообще… — он засмеялся. — Не поверишь, у нас в станице пионерский отряд организовали. Красные галстуки, всё как в кино. И наши, и иногородние из детдома…
— Олежка, — Димка тоже сел к себе. — Олежка, тебе не кажется, что всё-всё-всё, что до войны — было та-а-ак давно, что… — он вздохнул и не договорил. Но Барабаш понял:
— Кажется, — ответил он, играя ремнём закреплённого в зажиме АКМ. — Да… А ведь полгода не прошло… — он вгляделся в лицо пилота. — Казак, ты чего?
— Да так, — Димка улыбнулся. — Устал я. Сильно устал. Уж очень всё долго. Я головой понимаю, что недолго, а… — и он вздохнул.
— Ну и ехал бы как раз отдыхать, чего ты! — Олег встал, ещё присмотрелся и предложил: — Слушай, давай не полетим. В смысле, ты. Скажешь, что приболел. А я Дениску Коломищева из техсостава возьму за пилота. Он давно просится.
— Да иди ты, — усмехнулся Димка. — Пошли чаю выпьем и полежим малость, стемнеет скоро.
— А то смотри, — Олег покачал головой. — Чего проще…
— Чаю выпьем пошли, я говорю, — Димка стукнул Олега в плечо…
…Свята земля, не свята — иль в пиру, иль в бою…
На ней не найти ни Эдема — ни даже Сезама…
Но Маленький Принц покидает планетку свою,
Как, будь он большим, покидал бы свой каменный замок…
Он держит в руках окончанья священных границ,
Стоит, каменея в потоках стремительной жижи,
И небо над ним опускается ниже и ниже,
И чёрные тени ложатся у впалых глазниц…
— Можно лететь, — тёзка Барбашова, старший техник Олег Синицын, из добровольцев, хлопнул по подставленным ладоням. Экипаж "Мстителя" занял свои места. Димка продолжал слушать плеер…
— В слепой крови, прокушена губа.
Ему б давно сказать — мол "не играю!",
Но… солнышко не светит самураю
За гранью полосатого столба.
