Никки Келли - Лайла
Брук продолжала сжимать мою руку, пока кость с хрустом не сломалась. Вдруг мертвая хватка ослабла, и в следующий миг вампирша сама с грохотом ударилась о каменные плиты, а сверху налетел Джона. Мое падение прервали две крепкие руки: Руадан успел подхватить меня. Брук извивалась и верещала. Ее пронзительный крик оглушал, лишая способности воспринимать другие звуки.
Усадив меня на землю возле садовой скамьи, Руадан помогал Джоне совладать с бьющейся в истерике Брук. Моя левая рука плетью повисла вдоль тела. Перелом, конечно, был, но кость не вышла наружу. Лишь бы зажило быстрее: если они решат напасть, как я буду защищаться?
В животе нарастала пульсирующая боль. Ощупав место, откуда она распространяется, я поняла, что внутрь вошел большой кусок стекла, а снаружи торчит лишь небольшой его край. Я содрогнулась. Хорошо, что в крови есть алкоголь – все-таки он притупляет ощущения.
Зажав рану ладонью, я ждала. Постепенно Руадан с Джоной успокоили Брук и смогли поднять ее с земли. Джона обвил ее руку вокруг своей шеи. Ничего, она быстро оправится: в этом мы с ней похожи. Брук рыдала у Джоны на груди, как маленькая девочка, а он смотрел на меня. Ему явно было не по себе. Он хотел знать, не слишком ли я пострадала; хотел быть рядом, но не мог – все это легко читалось на его напряженном лице.
Когда они ушли в дом, ко мне снова подошел Руадан. Убирая прилипшие к порезам волосы, он сказал:
– Бедная девочка… Я принесу воды, промою твои раны. – И ушел.
Я попыталась подняться, но рука, на которую я оперлась, подогнулась. От боли хотелось кричать. Кости срастались слишком медленно. Убрав ладонь с живота, я осмотрела рану: слева от пупка наружу выходил острый край осколка. Пытаться вытащить его сейчас, когда Гэбриел далеко, а рядом сразу три вампира, – плохая идея.
Снова прикрыв живот, другой рукой я принялась вытаскивать мелкие куски стекла, вонзившиеся в тело сквозь джинсы и блузку. Руадан настоял на том, чтобы мне помочь и принялся извлекать осколок, засевший над бровью. Он делал это с невозмутимостью хирурга и даже не поморщился, когда из раны брызнула кровь. Онемение в левой руке прошло, я начала ее чувствовать: это означало, что перелом срастается. Руадан смочил водой чистое белое полотенце, обтер мне лоб и начал чем-то смазывать порезы. Совершенно бессмысленная трата времени и сил: раны затянутся сами собой, но говорить об этом Руадану нельзя.
– Мне жаль… – произнесла я.
Руадан с недоумением посмотрел на меня и растерянно провел рукой по подбородку.
– Это я виновата. После моего появления все пошло кувырком. Я отравляю вам… существование, – объяснила я, стуча зубами.
Руадан смывал кровь с моей шеи. Задев глубокий порез, он болезненно поморщился и придвинулся ближе, чтобы рассмотреть рану.
– Джона был готов укусить тебя. Я вижу следы клыков на коже.
– Но он не укусил. Пожалуйста, не говорите Гэбриелу. Будет только хуже.
Руадан пожал плечами. И мою просьбу он, похоже, проигнорировал.
– Завтра Брук будет винить себя за то, что случилось сегодня. У них с Джоной, мягко говоря, непростые отношения, но она бы не стала тебя убивать. Просто знай об этом.
– Знаю, – солгала я, хотя на самом деле считала, что Брук пойдет на все, лишь бы Джона был с ней, и грустно добавила: – Спасибо, Руадан.
– Не благодари. Сможешь подняться?
– Да-да, идите. Дальше я сама.
– Давай я тебя провожу, – предложил он, помогая мне встать.
Нельзя, чтобы Руадан видел стекло в животе. Пока осколок внутри, кровь не идет, а значит, он не учует запаха. А вот если он заметит рану…
– Я в порядке, Руадан. Просто хочу побыть одна. Лучше идите к Брук. Вдруг Джоне нужна помощь?
Явно недовольный моим нежеланием принимать помощь, Руадан проследил, как я медленно поднялась по лестнице и захлопнула за собой дверь. Войдя в спальню, я рухнула на пол и, зажимая рану, душила в себе крик. Перелом сросся, и теперь я могла, вцепившись руками в ковер, подползти к краю кровати. Нащупав халат, брошенный поверх одеяла, я стащила его на пол, кое-как вдела руки в рукава, запахнула полы и туго завязала пояс.
Сделав глубокий вдох, собралась с силами встать и идти к ванной. Здесь вытаскивать осколок нельзя: запах крови тут же распространится по дому. Нужно незаметно выбраться в сад, но сначала прихватить побольше полотенец – меньше всего мне хотелось умереть от потери крови. Оттолкнувшись от спинки кровати, я медленно побрела к ванной комнате.
Слишком много времени уходит впустую. От Руадана я отделалась, но неугомонный Джона может явиться в любую секунду. Рядом с ним я теряю контроль над собой. Когда там, на кухне, он прижал меня к себе, я забыла, как меня зовут, кто я и зачем живу. Он пробудил во мне ощущения, о которых я не подозревала. Только вот мне ни к чему рисковать жизнью и ставить под удар наши с Гэбриелом отношения, какими бы они ни были и к чему бы ни привели.
В доме оставаться нельзя.
Перебирая варианты, я вспомнила об особняке в лесу. Там я буду одна. Сейчас самое важное – убраться подальше от Джоны и от всей этой ситуации, в которой я оказалась.
Взяв полотенца, я доковыляла до двери. Только бы меня никто не заметил! Я выглянула в коридор – пусто, Гэбриел еще не вернулся. Медленно, ступенька за ступенькой, я спустилась, стараясь, чтобы лестница не скрипнула. Внизу на секунду прислонилась к перилам, а потом направилась к кухне – так быстро, как только могла.
Дыхание перехватило: в дальнем углу Руадан со щеткой в руках нагнулся за совком. Видно, решил подмести осколки. Он резко обернулся, удивленно посмотрел в мою сторону, но не заметил меня. Я подняла руки к лицу: вот же я! Так почему же он меня не видит?
Ладно, оставим загадки на потом. Боль становится невыносимой, пора выбираться из этого проклятого дома. Дождавшись, пока Руадан отойдет в сторону, я переступила через раму с выбитым стеклом, осколки хрустнули под босыми ногами. Обернулась к Руадану: тот был в явном замешательстве – он чувствовал, что в кухне кто-то есть, но никого не видел.
Ступая по заиндевевшим каменным плитам, я добралась до маленького домика. Дверная ручка скрипнула и повернулась, и я с облегчением вздохнула. Внутри было темно, но сквозь распахнутую дверь кухни в коридор проникал лунный свет, а выложенное на полу солнце спокойно мерцало. Совершенно обессиленная, я сползла по кирпичной стене, вытянув ноги поверх мозаики. Перед мучительной операцией по вытаскиванию стекла надо передохнуть.
Я вспомнила о Гэбриеле и распахнула для него сознание. Вдруг он рядом? Но нет, его не было. Может, случилась беда? Или он намеренно закрылся от меня на время встречи с Томасом?
Я стянула халат и накинула его на ноги, чтобы было теплее. Джинсы, прикрытые блузой, сидели на бедрах, но я все равно расстегнула пуговицу и молнию и спустила их еще ниже, так, что показалось кружевное белье. Осторожно закатав изодранную блузку – еще недавно такую красивую – как можно выше, я разорвала ее, чтобы полностью оголить живот, и, борясь с тошнотой, осмотрела рану.
Осколок вошел глубоко, но именно поэтому кровь не шла. Как только я вытащу его, надо будет зажать порез и умудриться оставаться в сознании достаточно долго, чтобы он затянулся. Возможности его зашить у меня нет, поэтому придется просто сдвинуть края раны, а вместо бинта использовать полотенце.
Что ж, план готов. Я проверила: полотенца под рукой, и взялась за торчащий из живота кусок стекла. Сделаю это на счет «три». Пусть будет как с пластырем – чем быстрее, тем меньше боли. Раз, два… глубокий вдох… три! И я изо всех сил потянула стекло.
Осколок, разрезав ладонь, сверкнул в полоске света, падавшей на живот. Я, не сдержавшись, закричала. Часто и мелко дыша, я пыталась преодолеть сокрушительную боль и впилась зубами в руку. Осколок отбросила – он звякнул, упав на каменный пол. Не глядя на рану, я свела ее края и туго обмотала себя белым полотенцем.
Потянулась за вторым полотенцем, но меня отвлекло внезапно ожившее мозаичное солнце. Мерцающие искры отделились от каменной поверхности и закружились в замысловатом танце. Я, не отрываясь, смотрела на вьющиеся вокруг золотые и серебряные частицы света, и мое тело наполнялось теплом. Нащупав полотенце, я прижала его к животу.
Кристалл у меня на шее стал горячим. Пляшущие искры устремились к нему. Я не понимала, сплю или бодрствую. Передо мной разворачивалось самое невероятное и в то же время самое прекрасное зрелище, какое мне доводилось видеть. Я смотрела, а боль утихала, стало хорошо и спокойно. Постепенно лунный свет за окном померк, с ним исчезли и сверкающие искры, а меня снова окружила полная темнота.
Ноги задеревенели от холода – я их вообще не чувствовала. Кристалл стал ледяным, боль вернулась. Я опять попыталась пробиться к Гэбриелу, но его не было рядом. Мысли растекались. И как ни пыталась я сохранять ясность ума, веки сами собой закрылись – я впала в забытье.
