Сергей Щепетов - На краю империи: Камчатский излом
Митьке даже не верилось, что люди за столь короткий срок могут наворочать таких дел. Сколько видно с реки, лес повален, среди пней дымят длинные избы, явно рубленные наспех – не для долгого житья. Близ берега, среди штабелей досок и бревен, возвышается странное сооружение, издалека похожее на большую лодку странной формы. Впрочем, Митька почти сразу догадался, что это и есть недостроенный корабль – бот, как его здесь называли.
Историю появления морского судна в далекой дали от моря Митька выяснил довольно быстро – народ с удовольствием рассказывал о своих мытарствах, особенно если собеседник щедро делился табачком. На табак Митька не скупился – с его новым мировосприятием все необычное казалось интересным, во всем хотелось разобраться, все понять.
На пути из Якутска в Охотск экспедиция хлебнула лиха: огромное количество продовольствия и снаряжения застряло в верховьях реки Юдомы. В этом деле отличилась группа, которой командовал Шпанберг… А в Охотске уже строился шитик – морское судно, которое назвали «Фортуна». Почему там не построили и второй корабль, ни рядовой состав, ни младшие командиры объяснить не могли. В общем, прошлым летом эта «Фортуна» сделала из Охотска к Большерецку два рейса. В первый из них она привезла нового комиссара Тарабукина, который и сидит ныне в Нижнекамчатске. Кроме того, прибыли шесть матросов, семь солдат, плотник-десятник, три адмиралтейских плотника, конопатчик и кузнец, двенадцать енисейских и иркутских плотников и кузнецов. Руководит этой командой подмастерье ботового дела Федор Козлов.
Мученья кораблестроителей начались уже летом. Сразу по прибытии в Нижнекамчатский острог у них кончилось продовольствие. Купить его было негде, а добывать сложно – рыба шла плохо. Федор Козлов с превеликим трудом устроил своих мастеровых на постой с кормлением по домам местных служилых. Те, однако, терпели сколько могли, а потом дружно отказались содержать приезжих, поскольку «самим жрать нечего». Большие надежды возлагали на приезд высокого начальства, которое всех рассудит. Однако капитан-лейтенант Шпанберг привезенные продукты раздавать не стал, а потребовал юколы из запасов местной казны. Кроме того, он «попросил» поделиться запасами монахов из пустыни, основанной Козыревским. Результат был, прямо скажем, ничтожный. Расстроенный очередной неудачей, гордый датчанин слег – он умудрился заболеть цингой еще до начала настоящего голода.
Вскоре по прибытии в Нижнекамчатск Козлов вытребовал у нового комиссара три бата, девятерых камчадалов и нескольких местных служилых, «знающих удобные лесные места». Леса вокруг было полно, но все не тот – кривой, облупистый и дуплистый. То, что нужно, Козлов обнаружил только на левом берегу Камчатки километрах в пятидесяти – шестидесяти выше Нижнего острога. Он немедленно перебросил туда свою команду и начал заготовки.
До снега было срублено множество деревьев и заготовлено свыше трех сотен кокор. Последние представляли собой нижнюю часть ствола дерева, выкопанную из земли вместе с крупным корнем, перпендикулярным стволу. Кроме того, организовали заготовку древесного угля и лиственничной смолы.
Всю древесину нужно было переместить на берег к месту строительства. Это делалось в основном на руках, а зимой иногда использовали собачьи упряжки, поскольку к кораблестроителям прикомандировали более двух десятков камчадалов и дюжину местных служилых. Труднее всего пришлось с килем – эту огромную деревяху, казалось, и с места-то не сдвинуть, а надо перетащить на приличное расстояние. Доски для обшивки вытесывались топорами: одно бревно – одна доска…
Мимо кораблестроителей всю зиму проходили караваны с грузами экспедиции, в основном с продовольствием, а они питались впроголодь. Прибытие в Нижнекамчатск капитана Беринга практически ничего не изменило. Козлов в своих рапортах регулярно сообщал, что «служилые люди неотступно просят корму». Как-то раз Беринг откликнулся – прислал немного продуктов, но они вскоре кончились. Один из плотников не вытерпел и сбежал, пять человек заболели. После того как умер конопатчик Матвеев, капитан прислал в Ушки… лекаря.
В начале апреля заготовительные работы закончились и состоялась закладка бота. На это торжественное мероприятие прибыл сам капитан Беринг. В честь праздника он «жаловал всех вином». После закладки часть камчадалов с собаками отпустили домой, зато в конце апреля прибыл Шпанберг и с ним еще пятеро мастеровых.
Главным и почти единственным требованием начальства к строителям было – быстрее! А «корму» все равно давали мало. Правда, весной появилась рыба, и Козлов командировал одного из солдат на ее заготовку. Каркас и обшивку судна сделали за два месяца…
Митька встретил на стройке знакомого служилого из Нижнекамчатского острога и попытался удовлетворить свое любопытство:
– Вот скажи мне, Никита, почто народ тут старается? Приезжие енти почто спину гнут, надрываются? Ить какие художества одним топором вытворяют! А у них ни жратвы, ни жилья теплого, и в обносках ходят! Кажись, и не бьет их начальник-то… Может, посулил им чо?
– Эх, Митрий, сам дивлюсь немало, – ответил казак. – Наших бы так поставили – без корма, ужо б мы им тут понастроили! Меня-то недавно прислали, а вот Елисейка Буйнов спервоначалу тут кантовался. Кажись, он верно сказывал: не в посулах здесь дело. Эт люди такие. Козлов ентот, Федор который, плотники его с Петербурха, кой-кто из енисейских – мастера оне. От Господа Бога мастера – золотые руки. Оне худо работать не могут.
– Да, слыхал я, будто бывают такие, – согласился Митька, – с Божьим даром которые.
– Во-во! – кивнул Никита. – Тока невнятно, дар это иль наказанье. Их гнобят, а оне работают. Дело руками творят, словно молятся, и награды не просят. Отец Иосиф сказывал, что на таких праведниках держава Расейская и стоит.
– Где ж немцы сыскали таких? – поинтересовался Митька.
– Эт не немцы сыскали – куда уж им! – усмехнулся приятель. – Эт, сказывают, лейтенант русский людей подбирал. В Петербурхе, где корабли великие строят, нашел Козлова Федора, а тот уж под себя мастеровых присмотрел – праведных, значит. Вот и строят от зари до зари, да все по чертежу, все по-ученому! Не впустую бы тока…
На Ушках караван пробыл чуть более суток и двинулся дальше. В этот раз Митька решил нарушить свой принцип держаться от начальства подальше и без особого труда оказался на одном тримаране с лейтенантом. Ему казалось, что Чирикову хочется поговорить, отвести, так сказать, душу. Он не ошибся.
– Господи, хоть что-то у нас по уму делается! – воскликнул Алексей Ильич, глядя на удаляющуюся стройку. – Наш Федор давно мастером быть должен, а он все учеником числится!
– Да, ваш-бродь, – поддержал Митька, – корапь у него большой получается.
– Дело не в этом. В таких диких условиях Федор строит не хуже, чем на Адмиралтейской верфи! Я не нашел ни одного изъяна в его работе!
– Верфей тех мы не видали… – напомнил служилый и попросил: – А проясните, ваш-бродь, су мнение мое.
– Ну, давай.
– Тута у нас, значится, из теса лодки редко делают – накладно больно. Однако ж внятно мне, что доски смолить надобно, а щели конопатить. А оне ж мокрые все – как с таких корапь строить можно?!
– А помнишь длинную избу на берегу? Из нее еще народ по временам голый выскакивал? Вот там доски и парят – сушат в тепле, выправляют или гнут по надобности, – объяснил Чириков.
– Да разве такие лесины в бане усушишь?! – удивился казак.
– Не полностью, конечно, – вздохнул лейтенант. – По корабельной науке дерево нужно долго готовить, прежде чем пустить в дело. Сушить надо на ветерке, чтоб без солнца и без мороза – это премудрость великая! А мы… Тут уж не до жиру – к лету достроить надо. Ладно, хоть баню сделали, а в Охотске «Фортуну» нашу из сплошного сырья строили. Ну, пока вроде плавает…
– Да ты не горюй, ваше благородие, – попытался утешить Митька. – Вам же на ем не всю жизнь плавать. Ну, сходите в эту свою Мерику или на Ковыму-реку и домой.
– Во-во, – усмехнулся Чириков, – вы тут ждете не дождетесь, небось, когда мы уйдем отсюда?
– Ну, мне-то вольготно, – признал Митька, – а народу местному от испидиции одна тягость и разорение. Да и вашим, я гляжу, не сладко. От свету до свету топорами машут, а кормятся так, что и собака сдохнет. Навезли в Нижний хлеба и юколы столько, что всей Камчаткой за год не приесть, а работники в голоде. Что ж за потреба такая, чтобы народ мучить?
– Не знаю… – честно ответил лейтенант.
* * *Нижнекамчатский острог представлял собой поселение на левом берегу реки Камчатки, километрах в ста от моря. Тут располагалось с полсотни русских дворов, церковь и собственно острог с приказной избой, аманатской «казенкой» и амбарами. А выше острога, километрах в восьми, на устье реки Еловки, стояло другое поселение, из двух десятков дворов, но без крепости.