Никита Сомов - Тринадцатый Император. Часть 1
– Я готов подписаться под каждым словом из сказанного. Не раз бывая на западе, я всегда удивлялся тому как европейская пресса освящает нашу страну. Но я и подумать не мог, – тут он патетически поднял только что прочитанный листок и потряс им в воздухе, – что это может быть спланированная и осмысленная компания. Ваше Величество, – сказал он более спокойно, поправляя воротник, – я думаю, что осознал, какую именно работу вы мне собираетесь поручить. Однако, – тут он замялся, – я не совсем представляю с чего именно мне надо начинать.
– Ну, – я несколько задумался, – для начала не плохо бы создать побольше частных обществ, товариществ на вере и общественных ассоциаций. Зарегистрировать по всей Европе сотню-две организаций типа 'Орлеанское общество любителей флористики' или 'союз мелких землевладельцев Южной Саксонии'.
Игнатьев посмотрел на меня как на сумасшедшего. Явно подбирая слова, чтобы они не показались мне оскорбительными, он спросил:
– Простите, ваше Величество, но я не совсем понимаю, каким образом такие сообщества могут быть нам полезны?
В интонациях этой фразы так и скользили намёк на то, что моё предложение скажем так 'не совсем верно'. Однако подобное отношение не только не оскорбляло меня, а даже льстило. Приятно иногда почувствовать себя в образе гуру.
– О, очень просто Николай Павлович! – широко улыбнулся я. – Скажите, будет ли нам полезно иметь влияние на такие авторитетные западные газеты как La Figaro, Times, Herald или Neue Preussische Zeitung.
– Разумеется, – подтвердил Игнатьев, выжидательно смотря на меня.
– Газеты имеют два рычага давления, – издалека начал я, давая время Игнатьеву 'втянуться' в мою мысль, – подписчиков и спонсоров. Войдя в число спонсоров, любое лицо или организация может, так или иначе, влиять на позицию газеты. Войти напрямую в число спонсоров нам затруднительно. Никто не захочет, чтобы русский царь покупал французскую или британскую газету, не правда ли?
– Безусловно, Ваше Величество, – подтвердил Игнатьев кивком головы. – Не думаю, что такое будет возможно.
– А если в роли вкладчика выступит местное общество? – подтолкнул я его к идеи. Николай Павлович на секунду задумался, подняв взгляд к потолку.
– Да, думаю, такой вариант куда более возможен, – задумчиво протянул он после недолгого молчания.
– Так же, многочисленные возмущённые реляции от подписчиков всегда будут учитываемы любым изданием, вы согласны? – усмехнулся я.
Игнатьев кивнул, и как мне показалось в его глазах промелькнул огонёк понимания…
– Так вот, – продолжил я, – предположим что в один прекрасный день такая влиятельная газета на английская Times получает извещение о том, что некое сообщество 'садоводов южного Кента' желает оформить подписку на всех своих членов, коих насчитывается скажем… десять тысячи, для ровного счёта.
– И таким образом приобретает рычаг давления на Times, – задумчиво продолжил Игнатьев
– Нет, Николай Павлович, ещё нет, – остудил я излишне забегающего вперёд Игнатьева, – Рычаг она приобретёт лет через пять, из года в год выписывая газету, увеличивая число подписчиков и время от времени посылая в редакцию письма с просьбами больше места уделять филателии и южному Кенту. Но вот потом, если после очередной статьи в редакцию Times придёт разгневанное письмо от их давних подписчиков…
– То она будет вынуждена обратить на него внимание, – продолжил за мной, кивая, Игнатьев.
– Именно, – подтвердил я. – Особенно если подобное письмо будет не единично, а прислано от множества мелких подписчиков. Потому что один подписчик, пусть даже крупный – это не показатель, и множество подписчиков, пусть даже мелких, куда скорее обратят на себя внимание газеты. Игнатьев усиленно закивал:
-Я понял вашу идею, Ваше Величество. Однако, – тут он остановился и задумался, – как мы сможем создать фиктивные общества численностью в 10 тысяч членов? Я усмехнулся:
– Граф, а кто вам сказал, что они будут фиктивными?
– Но набрать 10 тысяч человек… – в замешательства не закончил фразу Игнатьев. Ответом ему был мой немного картинный, полный сожаления вздох:
– Николай Павлович, вы удивитесь насколько меркантильны люди в Европе. Если среднего английского, французского или немецкого буржуа поманить возможностью получать бесплатную газету, а вдобавок раз в месяц новые однопенсовые марки, и грошовый пакетик с семенами для цветов – он без колебаний запишется в любое общество.
– Возможно, этот рецепт пригоден и для внутреннего применения?
– Увы, лишь отчасти, – покачал головой я, – русский человек по природе своей подозрительно относится к новшествам или во всём ищет подвох, нередко отказываясь даже от верного дохода исходя лишь из мнимых подозрения.
– Это свойственно ему в той же мере, как и бросаться в омут с головой ради лёгкого богатства – заметил граф.
Я задумался, Николай Павлович был не так уж и не прав, я во многом переносил на нынешнее население образ 'русского' из моего будущего. У русского человека всегда была мечта о лёгком богатстве, о 'халяве'. Подтверждения этому можно найти в множестве народных притчей и сказок. А наглядные примеры – в лице посетителей столь любимых народом казино и игровых салонов. Да и классики литературы не обошли эту сторону жизни стороной – достаточно вспомнить Фёдора Михайловича Достоевского и его 'Игрока'. При в сём при этом русский человек за многие века жизни при режиме абсолютной власти государственной машины выработал природный иммунитет к любым её посылам. В любом начинании власти он видел подвох, в любом призыве к изменению – желание нагнуть и ограбить. Буйный конец 20 – начало 21 веков избавило нас от иллюзий и по отношению к демократии и к 'рыночным отношения'. Чубайс, МММ, Властелина, многочисленные сектанты приучили нас отказываться от любого, даже самого соблазнительного, 'бесплатного сыра'. Таким образом инстинктивное ожидание от любых перемен лиха и поиск в любых, даже самых безобидных предложениях, скрытого смысла стало нашей второй натурой.
Однако сейчас за окном не 21 век, а 19-й. В народе нет такого мощного иммунитета к 'промыванию мозгов'. Возможно граф верно советовал использовать предназначенные для европейского буржуа меры и 'для внутреннего потребления'…
– Я подумаю, граф, – сказал я ожидавшему ответа Игнатьеву. – Но всё же вам в первую очередь надлежит сосредоточиться на Европе. Дождавшись означающего согласие кивка головы я продолжил:
– Ситуацию с печатными изданиями мы с вами частично разобрали. Теперь поговорим о финансовом контроле над западным капиталом. Нашёй цель будет добиться контроля над крупнейшими европейскими концернами, не имея в них прямого участия.
Предыдущая тема видимо сильно повлияла на Николая Павловича. Он даже не удивился поставленной задаче. Видимо наш разговор в его голове совершенно утратил своё реальное воплощение и перешёл в разряд 'штабных задач', которые он привык решать в Генеральном штабе. Это было не слишком хорошо но, к сожалению, другого выбора не было, думаю иначе ухватить все нововведения и не получить 'культурный шок' у графа не было.
Продолжая разговор я обсудил с Игнатьевым мошеннические схемы вхождения одной компании в правление другой через контрольный пакет акций. Схема эта на самом деле проста и обычно называется 'матрёшкой'. Вы создаёте фирму, которая имеет уставной капитал скажем 10 тысяч. фунтов стерлингов, и покупаете контрольный пакет акций другой компании, (т.е. 50% +1) у которой капитал уже 20 тысяч. Таким образом вложив 10 тыс. мы можем управлять 20 тысячами. Эта вторая компания в свою очередь покупает контрольный пакет третьей, третья – четвёртой и т.д. Таким образом через контрольный пакет акций наша первая фирма может стать контролером огромных средств, при минимуме вложения. Однако, как правило, эта схема чисто легальным путём не осуществима – только через мошенничество, давление на акционеров и подкуп, но для наших целей она подходила идеально. Часто проще купить человека, чем купить компанию.
Обсуждая тонкости предполагаемого дела, мы засиделись глубоко за полночь. В лице Игнатьева я приобрёл способного ученика. Старт моей кампании за подчинение себе прессы в России и за рубежом был дан.
Глава 8.
Пожар.
Дело шло к утру и мозги, как им и положено после недели напряженной умственной работы, медленно вытекали из ушей. Я отхлебнул остывший кофе и чуть было не отправил его назад в чашку, самым что ни на есть противоестественным образом. 'В вашем кофеине крови не обнаружено', сдержав рвотные позывы, к месту вспомнил я немного перефразированную бородатую шутку.
Нет, решительно надо завязывать с таким нездоровым образом жизни, думал я сосредоточенно набивая трубку табаком. Спать также непременно надо в кровати – за ночь в кресле спина ужасно затекает. Я раскурил трубку и, наконец, в полной мере осознал простую как валенок мысль – мне нужен небольшой тайм аут, отдых. Мой мозг банально перегружен свалившейся на него информацией и уже едва справляется с этим сплошным потоком данных, которыми я его пичкаю. А что может быть лучше свежего воздуха? 'Ну, разве что посидеть в прокуренной комнате и попить водочки… ' Своеобразно ответило на этот риторический вопрос мое юморное второе я.
