Александр Башибузук - Страна Арманьяк. Дракон Золотого Руна
Далее начался допрос, но после первой же заминки в ответах на вопросы инквизитора к делу приступили палачи.
Описывать сие мерзкое зрелище не стоит. Я уже многое повидал за время своей средневековой эпопеи, успел зачерстветь душой и телом. Да и частичка настоящего бастарда во мне никуда не делась. Но… словом, я едва себя сдержал, чтобы не нашинковать местную братию в капусту. Да, девушка оказалась замазанной в ереси по самое не хочу; да, она подтвердила, что в отношении меня творились воистину жуткие ритуалы; но, черт побери, нельзя же… черт, лучше бы застрелили дурочку сразу. Да, дурочку, так как даже мне было понятно, что она – довольно случайный человек в компании сатанистов.
– Вы довольны, барон? – Кардинал испытующе на меня посмотрел.
– Я… – Я сделал вид, что задумался. – Да, ваше преосвященство. Скажем так… не доволен, а удовлетворен. В некоторой степени, сами понимаете, исполнители покушения остались неизвестны.
– Это пока неизвестны, – спокойно ответил кардинал. – Дознание только началось, предстоит еще очень много работы. Вы все сами слышали: ересь раскинулась в городе подобно паутине. Очень много работы… кстати, вы знаете, что отец Рафаэля Цимлера бежал?
– Да что вы? – изобразил я на лице досаду. – Какая жалость…
– Да, бежал. Насколько нам стало известно, он вместе с семьей направился в Левант на своем корабле.
– И что теперь?
– Пока сложно сказать. Показания на него уже есть, правда, пока косвенные, но сами понимаете – слегка причастным к Сатане нельзя быть. Так ведь?
– Конечно, ваше преосвященство. Сорняки должны быть выкорчеваны с корнем, возможно – даже с окружающими их полезными растениями, ибо те могут оказаться зараженными, – ответил я кардиналу, в душе матеря себя последними словами. Вот же гадство какое… Приходится кривить душой, ведь в жертву я себя пока приносить не собираюсь. Да и вообще не собираюсь.
– Очень уместная аллегория… – Де Бургонь с улыбкой кивнул мне. – Я понимаю: вы, конечно, с удовольствием и дальше бы наблюдали за рождением истины, но вынужден вас оторвать, нам уже пора. Как вы относитесь к сухим сортам вина? Мне доставили недавно десяток бочек отличного рейнского…
Надо ли вам говорить о том, что после увиденного у меня пропал аппетит? Но я понемногу отошел и воздал должное отличному вину и просто божественным фаршированным перепелам. Да, я бесчувственная скотина, но пожрать люблю.
– Барон… – кардинал аккуратно промокнул салфеткой губы, – как все же вы относитесь к карьере на поприще служения Господу?
– Положительно, – я ответил без промедления, так как обдумал ответ на этот вопрос еще в темнице, – но, к сожалению, она для меня сейчас невозможна.
– Почему же? – вопросительно изогнул бровь де Бургонь. – Что может помешать служению Господу?
– Мое несовершенство является тому помехой, ваше преосвященство. Я руководствуюсь одним правилом: лучше быть, чем казаться. Я денно и нощно молю Господа ниспослать мне смирение, но он пока глух к моим молитвам.
– Но вы не отрицаете такую возможность, – серьезно констатировал кардинал, – что само по себе указывает на помыслы Божьи в отношении вас.
– Помыслы Господни неисповедимы, ваше преосвященство. К тому же я связан вассальной клятвой с государем Бургундии.
– Я не настаиваю, барон… – Кардинал слегка задумался, как бы решая, продолжать или нет. – К тому же… к тому же я не имел в виду постриг. Церкви может понадобиться именно ваша воинская доблесть… и, конечно, ваш ум. Поверьте, положение ваше от служения нам станет на порядок выше, чем сейчас. А по поводу вассальной присяги… Знаете, вернемся к этому разговору немного позже. Грядут очень большие перемены…
Мне очень хотелось услышать больше про грядущие перемены, но кардинал резко переменил тему. Говорили про что угодно: от соколиной охоты до рецептов приготовления коричневого пикантного бульона, но не о политике. Черт…
Когда я уже раскланивался, неожиданно прозвучали слова:
– А вас Штирлиц, я попрошу остаться…
Да шучу я, шучу… Кардинал с улыбкой заявил:
– Да, барон… я накладываю на вас епитимью. Вы знаете за что. Внесете на строительство собора турский ливр и поставите в мою резиденцию пять бочек этой вашей чудесной селедки. Ну и… пожалуй, все.
– Пять бочек, ваше преосвященство… – я тоже с улыбкой поклонился, – и бочонок восхитительной паюсной икры. И воз семужьей тёшки.
Кардинал молча взял со стола шкатулку и, раскрыв, продемонстрировал мне на первый взгляд простые деревянные четки:
– Барон, насколько я знаю, вам предстоит небольшое путешествие. Так вот, по предъявлении вот этих четок вам окажет помощь любая наша обитель. И да… пришлете своего поверенного… как там его… ну того, что успел выкупить торговую компанию Цимлеров. Мой интендант обсудит с ним паевое участие и некоторые коммерческие проекты…
Во как… меня от удивления чуть кондратий не хватил…
– Непременно, ваше преосвященство…
Возвращаясь домой, ломал себе голову. Итак, что мы имеем? Рафа – на том свете. Значит, половина следов по покушениям на меня канули вслед за ним. А я до конца так и не уверен в его причастности к отравлению. Что дальше? Я своим спектаклем разворошил настоящее осиное гнездо: народишко разбушевался и сейчас устраивает в Антверпене форменные погромы, а инквизиция под шумок с корнем выкорчевывает ересь… сами понимаете, что это значит. И еще: я очень легко отделался, а мог бы и сам на дыбу угодить за то, что умолчал про торговлю христианами. Похоже, и то, что по моему поручению Исаак предупредил старшего Цимлера, а потом за мои же деньги выкупил у него компанию, тоже не осталось тайным…
– М-да… – хмыкнул я и хлебнул вина из фляги. – Зато… зато теперь я в паях с самим кардиналом, и еще мне есть куда податься после службы у Карлуши.
Покрутил в руках четки и обнаружил, что на шариках вырезаны едва заметные символы. Ну что же, при возможности проверим их действие.
Глава 15
Шебека, слегка вздрагивая, словно норовливая кобылка, неслась по морю, с легкостью рассекая внушительные волны. Клацали блоки, скрипели канаты и оглушительно хлопали паруса. Орали белоснежные буревестники, пролетавшие над водой, покрытой облачками пены. Острый соленый воздух бил прямо в лицо, леденя кожу и наполняя тело невиданной бодростью. Хотелось орать, плясать джигу и взять на абордаж первую попавшуюся посудину. Черт… до чего же хорошо!!!
– Идем фордевинд, господин шаутбенахт… – Янсен, широко расставив ноги, крепко удерживал штурвал. – Если ветер удержится, пополудни будем в Кале.
– Так держать… – Я ухватился за леер, пережидая, пока «Виктория» слетит с очередной волны. – Я к себе, отправь ко мне Адриса.
По-хулигански, на руках, съехал по поручням с мостика на палубу, совсем было собрался выбить каблуками по палубе чечетку, но усовестился и в просто чудесном расположении духа направился к себе в каюту. Чёй-то я проголодался, да и рюмку пропустить для сугреву не помешает.
– Штурмана к господину шаутбенахту!!! – ударил в спину матросский ор. – Тащите папашу Тильгаута к господину…
Ну да… Шаутбенахт – это я. Присвоил себе звание совершенно наглым образом и указал экипажу на корабле величать меня только так. Вот нравится мне его звучание, и плевать, что оно по сути является всего аналогом контр-адмиральского звания, а в переводе с фламандского – и вовсе что-то вроде «ночного впередсмотрящего». Есть еще дополнительная мотивация так себя величать – царскому примеру следовать вполне лестно, особенно если пример подает сам Петр Первый расейский, он же шаутбенахт Петр Михайлов. Вот так-то.
А вообще… мне кажется, что я попал в рай. Факт своей смерти в двадцать первом веке отрицать глупо. Помер я однозначно, тут не поспоришь. А куда люди попадают после смерти? Правильно, выбор тут небогатый: рай или ад, согласно своим прижизненным заслугам. Вот… адом мое нынешнее место пребывания никак не назовешь. Значит, рай, а упоминаемые эдемские кущи есть не более чем аллегория. Ибо рай – там, где человеку хорошо, где он счастлив по совокупности составляющих. И для каждого он разный. Мне вот выпал такой, и в нем есть все, что мне надо для счастья. Да, вот такая у меня концепция вырисовывается – конечно, насквозь еретическая по нынешним временам, но тем не менее, как мне кажется, правильная. За какие такие заслуги мне рай для отбытия назначили? Ну дык парнем я был совсем неплохим. Местами так и вообще замечательным. Сволочью, конечно, изрядной, ну так я на этот счет и не заблуждаюсь. Признаю и каюсь…
Ладно, чего там я собирался? Да, конечно: арманьяка хряпнуть. Спиритус вини – имени себя, дорогого. Есть приличный запасец. Черт, вот неправильный я все-таки попаданец – не удосужился еще самогонный аппарат смастрячить, да и ладно – успею еще.
