Александр Михайловский - В царствование императора Николая Павловича. Том первый (СИ)
— Я согласен, — почти не раздумывая, ответил Ланской, — только здесь есть одна сложность — этот участок находится в моем совместном владении с братом Павлом. Но, я думаю, что мы с ним договоримся, и он не будет возражать против вашего там присутствия.
— Вот и отлично, — сказал Сергеев, — тогда нам больше не придется с такими неудобствами и предосторожностями пробираться в ваш мир через Летний сад.
— Кстати, Владимир Федорович, — обратился Виктор к Одоевскому, который вместе с княгиней внимательно слушал его разговор с Ланским, — вы не будете против, если я установлю в вашей квартире "маячок".
Заметив недоумение на лице княжеской четы, Виктор пояснил, — "маячок" — это такое устройство, с помощью которого можно переориентировать место перехода из прошлого в будущее с Летнего сада в вашу квартиру. И попадать в Петербург XXI века теперь можно будет прямо из этой комнаты.
Это все Антон постарался, изобрел новое устройство.
— А это не будет опасно для нас? — осторожно поинтересовалась княгиня.
— Ничуть, — ответил Сергеев, — ведь вы видели, что временной портал открывался в квартире Антона, и при этом даже рюмка в его серванте не звякнула. Да и не стал бы Антон рисковать вашими здоровьем и жизнью.
— Ну, тогда, ради Бога, устанавливайте свой, как вы говорите, "маячок", — сказал Одоевский. — Кстати, можно на него посмотреть?
Сергеев принес из соседней комнаты одну из своих сумок, вжикнул молнией — тут на лице у Ланского появилось изумление, таких застежек ему еще видеть не приходилось. Из недр сумки Виктор извлек небольшую пластиковую коробочку с антенной и лампочкой — индикатором.
— По графику очередной сеанс связи с будущим у нас должен быть завтра в полдень, — сказал Сергеев. — Вот мы тогда и опробуем "маячок".
— Да, Петр Петрович, — обратился он к Ланскому, — если вы найдете время, то приходите, вы своими глазами увидите, как работает наша машина времени…
— Принепременно приду, — ответил заинтригованный полковник, — знаете ли, такое зрелище я вчера еще представить себе не мог.
— Виктор Иванович, — вы ведь, как сообщил мне князь, бывший военный. Не могли бы вы мне рассказать о вашей армии? Какая она сейчас у вас?
Сергеев достал из своей, казалось, бездонной сумки, ноутбук. Одоевские, уже были знакомы с этим устройством своих потомков, и потому особого удивления при виде его не проявили. А вот Ланской наблюдал за манипуляциями Виктора с изумлением, как ребенок, за руками фокусника, извлекающего из своего цилиндра кроликов, ленты и зажженные лампы.
Когда включенный ноутбук начал загружаться, и на заставке появилось изображение танка Т-90, полковник вздрогнул.
— Виктор Иванович, скажите, это боевая машина из будущего? — спросил он у Сергеева. — Как она движется, и где люди, управляющие этой машиной?
— Петр Петрович, это танк, — ответил Виктор, орудуя "мышкой", и пытаясь открыть одну из папок, в которой хранились фотографии современной боевой техники. — Такие боевые машины появились на полях сражений в начале ХХ века. Они бронированы, выдерживают попадания снарядов, сами стреляют из пушек и движутся с помощью мотора, работающего на горючем, изготовленном из нефти. В Великой войне с Германией, которая случилась еще до моего рождения, подобные машины сотнями сражались друг против друга, уничтожая себе подобных.
Виктор щелкнул "мышкой", и на экране появился отрывок из киноэпопеи "Освобождение", рассказывающий о танковом сражении на Курской дуге. Танки, русские и немецкие сошлись в лоб друг с другом. Боевые машины вспыхивали, взрывались, горящие танкисты выскакивали из них и дрались среди огня и дыма. Волею режиссера день стал кроваво — красным, казалось, что горит земля и небо…
Потрясенные князь, княгиня и Ланской смотрели на монитор ноутбука. Когда отрывок из "Освобождения" закончился, первым пришел в себя Одоевский.
— Виктор Иванович, — сказал он хриплым голосом, — это так и было в жизни? Я ведь знаю, что в подобных, как вы говорите, фильмах, участвуют актеры.
— Владимир Федорович, — ответил Сергеев, — в жизни было еще страшнее. Мне не довелось участвовать в той войне, потому, что меня тогда еще на свете не было, но повоевать мне все же довелось. И в Афгане, где я получил первую контузию и дырку в правую ногу, и в Чечне, о которой у меня память вот здесь, — Сергеев показал на шрам на лбу, — и еще два осколка в ногу, на этот раз, в левую. Но все равно, скажу честно, с той Великой войной мои войны не могут сравниться.
— А чем вы командовали, Виктор Иванович, — спросил Ланской, — вы ведь были майором.
— Ну, командовал я теми, кто ремонтировал и чинил вот эти самые танки. Моя должность называлась заместитель командира батальона по технической части. Но, поверьте мне, Петр Петрович, доставалось нам всем, и тем, кто вел танки в бой, и тем, кто чинил их, часто под огнем врага.
— А какие у вас награды? — профессионально поинтересовался полковник.
— За Афганистан я получил орден Красной звезды, — ответил Сергеев, — это что‑то вроде вашего ордена Святой Анны четвертой степени. Не знаю, равноценно ли подобное сравнение. А за Чечню меня наградили "Орденом Мужества". Возможно, что он может быть приравнен к ордену Святого Великомученика Георгия четвертой степени. Честно говоря, я не могу твердо сказать — сравнимы ли эти два ордена, но в ту новогоднюю ночь из нашего танкового батальона уцелели немногие.
— Да, Виктор Иванович, досталось вам, — сочувственно сказал Ланской. — Только у нас нет такой техники, как ваши танки. У нас кавалерия, тяжелая и легкая, пехота, артиллерия. Кстати, кавалерия у вас есть?
— В общем, нет, — ответил Сергеев, — если не считать парадный Президентский полк, за на пограничных заставах в горах конные патрули для обхода границ. Век конницы закончился, хотя в Великую войну она еще успела себя показать.
— Петр Петрович, — сказал Виктор, — сейчас, при императоре Николае Павловиче Российская империя находится в зените своего могущества и еще не забыта громкая слава Отечественной Войны. Но через четырнадцать лет ей придется столкнуться с объединенными силами Британии, Франции и Турции. Тогда они осадили Севастополь, и вся огромная русская армия не смогла отразить десант противника. Слава побед, сменилась позором поражения. Нет, русские солдаты и офицеры ничем не опозорили своего честного имени, но они не смогли отразить врага, нанести ему поражение и закончить войну взятием вражеской столицы. Следующего такого успеха пришлось ждать девяносто лет. А это главное. Причин такого неуспеха много, они разные, и о них стоит поговорить отдельно.
Мой предок Харитон Осипович Сергеев сражался на бастионах осажденного Севастополя, был там ранен, выжил, заслужил два солдатских Георгия за храбрость. От него и пошла наша династия, в которой все мужчины служат в армии. И я хочу помочь своему предку, и, вместо позорного Парижского мира, навязанного России союзниками, добиться полной победы над ними. Я полагаю, Петр Петрович, что в этом моем желании нет никакой угрозы Трону и Империи? Мы хотим предупредить Государя о грозящей России опасности. Ведь, как говорили древние: "Praemonitus praemunitus", или по — русски: "Кто предупрежден, тот вооружен".
— Конечно, нет, Виктор Иванович, никакой угрозы я не вижу, — ответил полковник Ланской, — и я лишний раз убедился, что цели вашего пребывания в нашем мире благородные, а, следовательно, помогать вам — это мой долг перед Государем и Отечеством…
И вечный бой! Покой нам только снится…
Когда Сергеев и Ланской оговорили главное, разговор перешел на частности. Виктор постарался подоходчивей разъяснить полковнику планы людей из будущего.
— Петр Петрович, мы прекрасно понимаем, что без содействия Государя и некоторых высших чинов Империи, у нас вряд ли что получится. Вы ведь прекрасно знаете характер царя. Он с трудом воспринимает чьи‑либо советы, особенно, если они идут вразрез с его мнением. Кажется, что в правительстве только министр финансов граф Канкрин имеет смелость возражать Государю. И тот терпит его исключительно из‑за того, что Егор Францевич сумел навести порядок в российских финансах, и разумность его мыслей и распоряжений доказана делом.
А вот советов в отношении того, что касается армии, и всего, что с ней связано, как мне кажется, Государь не потерпит. Так как же нам быть?
— Гм, Виктор Иванович, — задумчиво сказал Ланской, — а вы правы — действительно, придти к Государю и заявить, что, дескать, все, что делается в России с армией — неправильно, а надо делать вот так, — закончится, скорее всего, гневом Государя и неприятностями для того, кто посмеет это заявить. Тут надо придумать что‑то другое.
— Мы полагаем, что надо здесь для начала показать, что называется, товар лицом, — сказал Сергеев, — было бы неплохо уговорить Государя лично посмотреть на все то, о чем мы собирались ему сказать. Он может не верить чужим словам, но своим глазам он поверить должен. Следовательно, надо убедить его отправиться в будущее. Ну, а там, в зависимости от того, как пойдут дела, он может принять правильное решение. Или откажется от нашей помощи. В таком случае, как говорится, насильно мил не будешь. Но, мне почему‑то кажется, что Государь примет единственно верное решение.
