Олег Таругин - Комбат. Вырваться из «котла»!
– Это еще почему? – искренне удивился Кобрин. – У них что, на лбу написано? Или транспаранты развешаны?
Зыкин усмехнулся:
– Легкораненых много, видать, не стали в тыл отправлять. И часть техники побитая, особенно грузовики. Где пулями, где осколками. Нет, понятно, что не мы одни тут воюем, но вот, кажется мне, что это именно они.
– Витя. – Кобрин наконец понял, что показалось ему странным в тоне товарища. – Харе скрытничать, выкладывай, что узнал?
– Ну, вот, а я-то хотел сюрприз сделать… – расстроился контрразведчик. – Пленного наши приволокли, пехотного унтера. Живот ему прихватило, вот он в кустики и отошел, там и спеленали. Я ихний язык чуток знаю, перебросился парой фраз. Он и рассказал, что вчера утром они попали на переправе в русскую засаду. И про танки все верно описал, и про минометный обстрел, и про второй взорванный мост тоже. Там они, кстати, разделились, эти сюда двинулись, той же дорогой, по которой мы шли, остальные куда-то в сторону свернули, я не выяснял. Так что точно они, стопроцентно! Между прочим, немцы считают, что нас чуть ли не дивизия была, о как! И танков до батальона. Кстати, ту мехгруппу, что мы громили, усилили, тут ты вчера верно рассудил. Они так у первого моста и просидели, вперед не рыпаясь, пока основная часть войск не подошла.
– Интересно, – задумчиво протянул комбат. – Даже очень. Пошли быстрее, хочу сам с ним поговорить.
– Понравился сюрприз? – с гордостью, будто это он самолично и притащил «языка», осведомился особист.
– Сюрприз – да. А вот такое соседство – нет. Ты хоть понял, в чем суть?
– Э… в смысле?
– Да в том, Витя, что мы уже почти в немецком тылу, блин, вот в чем! Если они нас догнали и на ночевку стали, значит, завтра… тьфу, ну то есть уже сегодня, нам придется уже не просто на соединение со своими идти, а из окружения выходить!
Судя по вытянувшейся физиономии Зыкина, подобные мысли в его голову просто не приходили. Поэтому и реакция оказалась вполне предсказуемой: особист длинно и заковыристо выругался. И остаток дороги протопал молча, раздраженно загребая сапогами ни в чем не повинные перепревшие листья.
Допрос пленного много времени не занял – унтер-офицер с типично немецким именем Ганс и говорящей фамилией Кригер[2], от которого отчего-то едва заметно попахивало дерьмом, был подавлен и до смерти перепуган. Чем не слишком соответствовал его боевой фамилии. Потому на задаваемые Кобриным вопросы отвечал охотно, даже не собираясь что-либо утаивать. В принципе понятно: сначала идешь, позевывая, в кустики по большому и важному делу, чувствуя себя солдатом победоносной германской армии, покорившей половину Европы, затем неожиданно получаешь по морде – вон какой фингалище на месте левого глаза – и в итоге оказываешься пленным со скрученными за спиной руками, которого куда-то тащат по страшному ночному лесу. Есть от чего перепугаться и упасть духом. Только и остается надеяться на то, что большевики придерживаются конвенции о военнопленных.
Со слов унтера, оказавшегося водителем одного из грузовиков, выходило, что он и его товарищи и на самом деле из состава той мехгруппы, с которой красноармейцы воевали вчерашним утром. Сам он в бою якобы не участвовал, оставаясь при машине. Скорее всего так и было, хотя насчет последнего фриц явно приврал: наверняка при первой же возможности драпанул от дороги куда подальше и героически отсиживался в зарослях, пока не перестали стрелять. Впрочем, не суть важно: куда больше Сергея интересовали потери противника и его дальнейшие планы. Услышав первый вопрос, немец совсем пригорюнился и с тяжелым вздохом сообщил, что группа потеряла, главным образом от минометного огня и пулеметов, почти батальон убитыми и ранеными разной степени тяжести. Потери в бронетехнике тоже впечатляли, составив несколько десятков танков, самоходных установок и бронетранспортеров. Его авторота пострадала меньше всего, поскольку шла в самом хвосте колонны, и их потрепало только несколькими случайными разрывами. Тяжелых раненых и тех, кому требовалась стационарная помощь, отправили в тыл, легким помощь оказывали на месте. С расчисткой дороги провозились почти полдня, за это же время прибывшая инженерно-саперная рота навела понтонную переправу, по которой гитлеровцы и перебрались на восточный берег. Но движение продолжили только после подхода основной части войск.
Добравшись до второго взорванного моста, снова остановились и почти час искали подходящий брод, поскольку второго комплекта понтонов не имелось, а дожидаться, пока их подтянут, было слишком долго. Именно тогда командиру мехгруппы полковнику фон Мейеру (фамилия комбату ни о чем не говорила, никакой информации о нем у Сергея не было) пришлось признать, что до темноты они уже никак не успевают выйти в заданную точку. Переправившись – как и предполагал комбат, часть автомобилей при этом благополучно заглохла посреди реки, и их пришлось вытаскивать танками, что еще больше задержало немцев, – он зачем-то разделил группу.
Заинтересовавшийся столь неожиданным решением Кобрин задал несколько уточняющих вопросов, однако тут фриц ничем помочь не мог – попросту не знал. Может, приказ получил, поскольку машина радиосвязи уцелела, может, высланная вперед разведка принесла какие-то неведомые унтеру данные. Меньшая часть, в состав которой входил и автобат Ганса, почти в точности повторила путь красноармейцев, разве что не стала никуда сворачивать. Куда направились основные силы, шофер же просто не знал, чему Сергей вполне верил. Эх, ребята, мысленно обратился он к разведчикам, что ж вы какого-нибудь лейтенанта не притащили? Хотя вряд ли оный лейтенант стал ночью в кустиках нужду справлять, даже если б и живот скрутило.
Заверив «герра советского офицера», что это все, что он может рассказать, Кригер попросил воды. Заодно робко поинтересовавшись, считается ли он официальным военнопленным, на которого распространяются все соответствующие статьи Женевской конвенции? Кобрин распорядился развязать фрицу руки и напоить, заверив, что его жизни ничего не угрожает. А про себя подумал, что на самом деле даже понятия не имеет, что с ним делать дальше. Не с собой же тащить? Пристрелить бы тихонько, но бойцы не поймут – сейчас всего только третий день войны, не насмотрелись еще на зверства доблестных солдат рейха и прочих карателей, после которых и отношение к пленным изменилось в соответствующую сторону. Да, пожалуй, не стоит будоражить людей раньше времени, еще разговоры ненужные пойдут. Все-таки расстрелять безоружного пленного и добить после боя раненого противника – совсем не одно и то же… Короче, нужно Зыкина озадачить, пусть сам решает. Контрразведчик же он, в конце концов? Значит, и пленный по его ведомству проходит. А у комбата и своих проблем хватает.
– А здорово ты по-ихнему шпаришь, не чета мне! – уважительно сообщил Зыкин, когда пленного увели. Вроде бы уважительно, но что-то в его голосе Сергею активно не понравилось. Комбат мысленно выругался. В училище Минаев, как и все будущие кадровые командиры РККА, изучал язык потенциального противника, но вряд ли хоть кто-то из выпускников достиг разговорного уровня Кобрина, прошедшего углубленный курс гипнообучения. Да, об этом он как-то не подумал, нужно было хоть фразы подубовее, что ли, строить, делая вид, что с трудом подбирает нужные слова. Не то чтобы он именно прокололся, но вышло как-то нехорошо.
– В училище изучал, как и все, – как можно более равнодушно пожал он плечами. – Просто у меня еще со школы склонность к иностранным языкам. Легко даются, куда лучше, чем математика, например. Да и на память не жалуюсь. А что? Думаешь, проглядел во мне германского шпиона?
– Да пошел ты в жопу, Степаныч! – вполне искренне возмутился особист. – Тоже мне нашелся шпион недоделанный! Просто удивился.
– Люди твоей специальности, Витя, просто так ничего не делают, – широко ухмыльнулся Кобрин. – И уж точно ничему не удивляются. Ладно, проехали. Никакой я не шпион, честно-пречестно.
– Проехали – так проехали, – насупился товарищ. – Хоть и непонятно, куда именно. Только ты болтай меньше, Иван, добро? Еще услышит кто, стуканет из лучших побуждений, как к своим выберемся, огребем по полной. Причем оба.
– Ну, извиняй, Витя. Кстати, насчет выхода к своим – чего делать будем? – Комбат раскрыл на коленях планшет, вытащил фонарик. Хоть он и включал его нечасто, батарейки за двое суток почти полностью разрядились, и свет стал тускло-желтым. Да уж, как они вообще с такими энергоэлементами живут?! Каменный век, честное слово.
– Вот гляди, мы тут, а немцы, если разведка ничего не напутала, – здесь. Если затемно выступим, обойти их ни разу не проблема, но тогда фрицы окажутся у нас за спиной со смешным отрывом по времени и расстоянию. Дорога-то одна, а по лесу целый батальон вести, да с ранеными – сам понимаешь. Танк опять же бросить придется. Что думаешь?
