Физрук: на своей волне 4 (СИ) - Гуров Валерий Александрович

Аня выслушала, при этом даже не моргнула. Стояла, сверля меня глазами, в которых читалось неверие.

Секунду висела тишина. Потом последовал медленный вдох и колючий выдох.

— Володя, ты мне ещё и врёшь. На улице холодно. И неужели ты сам веришь, что девчонка в таком виде ушла из дома?

Я сжал челюсти, чтобы не выругаться.

Ну, что ни говори, зерно логики в её словах действительно было. Милана и правда не выглядела, как человек, сбежавший из дома. Как та, кто только что сбежала с вечеринки — это да.

Я сначала не хотел ворошить часть с немолодым человеком… Но ситуация требовала честности. Молчать значило давать повод Ане додумывать худшее.

Поэтому я кратко рассказал, что случилось и почему Милана теперь у меня.

Аня молча выслушала, сузив глаза до щелочек.

— Ну понятно, — прошипела она, — один ей попользовался и выкинул за ненадобностью.

Получается, ему она не нужна, а у нас же, Вовочка, супергерой! Если свистнешь — он появится⁈ И ты решил её подобрать⁈

Понятно. Продолжать этот разговор в таком тоне было бессмысленно. Если человек не слышит, то и докричаться до него невозможно, хоть бейся лбом о стену.

Значит, нужно дать Ане выдохнуть, а потом, когда остынет, говорить.

Я молча развернулся и вышел из ванной. Бросил взгляд на морковный торт на полу. Я не знал, слышала ли Милана наш с Аней разговор. Однако по её виду понял, что всё-таки слышала.

— Я, наверное, пойду… — почти неслышно прошептала Милана.

Я остановился, вдохнул, чтобы не дать раздражению прорваться наружу.

— Нет, дорогуша, — отрезал я. — Единственное, куда ты сейчас пойдёшь, — это на кухню. Я сделаю тебе чай.

Школьница замялась. Но я не собирался устраивать из этого драму. Подошёл ближе, аккуратно помог ей снять мою куртку. Она безвольно опустила руки, позволив мне сделать это. Я же повесил куртку на крючок у двери.

Затем направился обратно в ванну. Аня снова стояла у зеркала и наблюдала за каждым моим движением. Когда я потянулся к крючку за халатом, её глаза округлились. По выражению лица было ясно, что она мгновенно всё себе дорисовала.

Я же, не сказав ни слова, взял халат, прошёл мимо неё и вышел обратно в коридор. Протянул халат Милане.

— Держи, пойдёшь переоденешься, а я пока чайник поставлю. Ванна занята, но можешь сделать это в моей…

Я не успел договорить, как из ванной вихрем вылетела Аня. Она молча прошла мимо с каменным лицом. Дошла до своей комнаты, захлопнула дверь, повернув ключ в замке. Раздался характерный металлический щелчок, будто Аня поставила жирную точку в диалоге.

— Владимир Петрович… — начала было Милана.

— Нет, — перебил я. — Возражения не принимаются. Переодевайся. Вон как раз ванна освободилась.

Школьница прошла в ванну. Я же выдохнул, провёл ладонью по лицу и направился на кухню.

Там поставил чайник и обратил внимание, как нелепо и даже трагикомично выглядит кухонный стол. На скатерти лежали контейнеры с роллами, рядом аккуратно выложенные палочки…

Я вернулся в коридор и поднял торт. К счастью, он почти не пострадал — только край, которым торт коснулся пола, испортился. Остальное выглядело вполне съедобным.

Я перенёс уцелевший торт на кухню, поставил в центр стола. Чайник вскипятился, и я заварил чай, добавив немного мёда, как полагается, когда человек промок и замёрз.

В этот момент дверь ванной приоткрылась. Милана вышла, шлёпая босыми ногами по плитке.

На ней был мой тёмно-синий халат. Его длинные рукава почти закрывали пальцы, пояс Милана затянула как могла, но всё равно казалось, будто халат «живёт» сам по себе.

— Садись, — сказал я, кивнув на стул у стола.

Она послушно опустилась на стул, сжав ладони на коленях.

— Успокойся, всё в порядке, — заверил я. — Мы просто не поняли друг друга, и это совершенно к тебе не относится.

В уголках губ Миланы мелькнуло что-то вроде благодарной улыбки. Она явно чувствовала себя не в своей тарелке.

Я поставил перед ней чашку с горячим чаем, лёгкий пар поднимался вверх, мягко размывая воздух между нами.

— Так, дорогуша, бери палочки, или вилку, если удобнее, и кушай. Тебе нужно немного подкрепиться и успокоиться.

Девчонка, посомневавшись пару секунд, всё же взяла вилку, неловко разломила один из роллов и начала есть.

В глазах Ани моё нынешнее поведение, безусловно, выглядело как предательство. То, что она готовила для меня, теперь ела эта «малолетняя шаболда».

Но если смотреть на эту ситуацию объективно, то Милане действительно нужно было поесть. Девчонка весь вечер на ногах, вымоталась, промокла и вдобавок перемёрзла.

Я краем уха уловил из комнаты Ани грохот. Сначала там что-то упало, потом послышался звук открывающихся ящиков и хлопки дверцы шкафа. Судя по всему, в розовой спальне шёл самый настоящий разгром. Что именно она там делала — собирала вещи, рвала что-то или просто давала выход злости, я гадать не стал. Желания вмешиваться не было никакого.

После того тона, в котором мы разговаривали, мне меньше всего хотелось продолжать бессмысленный спор.

Милана, слыша шум, то и дело поднимала на меня глаза. Но я молчал, делая вид, что ничего не происходит.

Школьница, впрочем, быстро вернулась к роллам. Ела она с аппетитом, ловко подцепляла роллы вилкой и теперь уже отправляла их целиком в рот. Иногда она запивала горячим чаем и шумно втягивала воздух сквозь зубы, когда язык обжигало.

Голод, похоже, победил весь страх.

Тем временем в спальне стихло. А потом дверь распахнулась.

Аня вылетела в коридор, держа в руках красный чемодан на колёсиках, собранный наспех. На ней уже не было красного платья — вместо него Аня натянула джинсы и серую толстовку.

Я тяжело вздохнул — всё было предельно ясно. Аня решила сыграть в демонстрацию характера: «вот я ухожу, раз ты такой».

Ну не живётся людям спокойно, им обязательно нужно устроить бурю даже там, где достаточно было бы пары слов.

Я стоял, глядя, как она мрачно тянет чемодан к прихожей.

А может, и хрен с ней? Пусть идёт?

Иногда человек должен дойти до конца в принятии собственных решений, чтобы понять их цену.

Если я начну её останавливать, то это будет признанием вины, в которой я не виноват. К тому же, если остановишь, то потом виноват будешь за то, что не отпустил.

Нет, пусть идёт. Пусть сама несёт ответственность за собственное упрямство.

Я всё-таки вышел из кухни, дверь кухни чуть прикрыл. Не хотел, чтобы Аня увидела, как школьница ест роллы, заказанные для нашего «вечера вдвоём».

Рэкс тоже выбежал из комнаты, настороженно замер посреди коридора и уставился на хозяйку. Пёс, как и всегда, чувствовал настроение лучше любого человека. Его уши были прижаты, хвост тоже поджат, а взгляд был беспокойный.

Аня в этот момент судорожно натягивала сапоги. Но без ложки у неё это выходило плохо — пятка упрямо не заходила, сапог не поддавался. Я молча подошёл, снял металлическую ложку с вешалки и протянул ей.

— На, — сказал я.

Аню словно передёрнуло. Она на секунду замерла, потом взяла ложку, не глядя на меня.

— Там, на кухне, я для нас роллы заказала, — процедила она. — Пусть твоя гостья их съест.

— Не вопрос, — я пожал плечами, не став уточнять, что Милана именно этим сейчас и занимается.

Аня зло поджала губы, натянула второй сапог, резко выпрямилась. В её движениях чувствовалось показное достоинство, за которым прячется обида.

— Я ухожу, Володя, — выпалила она.

— Да я заметил. Ну, ты там если что, письма пиши.

Аня на секунду застыла. Видно было, что такой реакции она точно не ожидала. В её глазах мелькнула растерянность. Я ведь по её сценарию должен был броситься за ней, уговаривать, каяться, обещать исправиться. А тут — тишина и равнодушие.

Она постояла, потом как будто вспомнила про последнюю возможность укрепить свой уход — потянулась к Рэксу.

— Пойдём, Пончик, — позвала она мягко. — Пойдём, мой мальчик.

Пёс, стоявший в метре от неё, повернул голову, моргнул, но не двинулся. Потом посмотрел на меня, словно спрашивая: серьёзно? мы вот так теперь будем жить?