Операция "Ананас" (СИ) - Ромов Дмитрий

Я заплатил лишнюю трёшку за гостиницу, поскольку мест, разумеется не было и получил обещание, что в номер ко мне никого не подселят. Бросил вещи и пошёл на станцию встречать московский поезд. Там я помог поднести немолодой, но весьма элегантной даме чемодан, очаровал, обаял и выпросил у неё билет, объяснив, что свой потерял, а для бухгалтерии нужно — кровь из носа. Ну, то есть, сначала спросил, есть ли у неё билет, а потом уже взялся очаровывать.

Молодости все двери открыты. И это не фигура речи. Всё можно, всё по плечу. Было бы желание, была бы энергия. У Кости Мура желание было. И лихость была, и подростковый максимализм ещё не выветрился, похоже.

— Гуляем в «Риони»! — заявил он, когда я, вернувшись на следующий день в Москву, сразу ему позвонил. — Отметим по-человечьи.

— Смотри, — усмехнулся я, — чтобы не по Высоцкому только.

— Это как? — не понял он.

— Песню про речку Вачу помнишь? Я на Вачу еду плачу, возвращаюсь хохоча.

— Не переживай, Жарик, не прохохочем.

— Ну, в себе я уверен, — ответил я. — Только в «Риони», насколько я помню, хрен попадёшь. И даже красненькая не факт, что поможет открыть двери, а?

— Отставить бояться, — бодро и уверенно заявил Мур. — Батоно Вахтанг мой приятель, так что места и лучший в мире шашлык нам обеспечены. И сациви. Причём курица будет с рынка, не из треста ресторанов, сечёшь? И вино будет домашнее. И девочки тоже будут. Не могут не быть, они всегда там вьются.

— Ну, брат, ты, похоже, с батоно Вахтангом крепкими трудовыми отношениями связан, — засмеялся я, намекая на то, что у Кости есть там осведомители, агенты и всё такое прочее.

— Э-э-э… — протянул он и, рассмеявшись, продолжил с грузинским акцентом. — Зачем так говоришь, дорогой? Разве можно крепкую мужскую дружбу купить, а?

И то верно. В общем, мы договорились вечером встретиться на Арбате. Повесив трубку, я решил зайти к «тестю», навестить его на рабочем месте. Но бабушка усадила за стол.

— Борща сначала поешь. Специально для тебя сварила.

Тут уж устоять было невозможно. Борщ бабушкин — это ж отдельная песня. Песнь песней, практически. Во-первых, цвет. Яркий, насыщенный, чрезвычайно красивый...

— Потому что я со свёклой делаю. Обжариваю на сковороде потёртую свёклу и чуть подтушиваю с томатом. С томатной пастой. Не до конца, а чтобы лёгкий хруст оставался. Запоминай, пока жива. А потом, за пять или даже чуть меньше минут до конца варки отправляю это дело в кастрюлю. Тут главное крышкой не закрывать, а то распарится всё расползётся, и цвет потускнеет. Вот… А потом уже когда газ выключишь, зонтик сухого укропа. Запомнил?

— Ба, зачем мне такие тонкости? — улыбнулся я.

— Затем! — сердито махнула она рукой. — Женечка вот умеет варить. Я бы её подучила немного и всё. А эта пигалица твоя… Шиш с маслом, а не борщ она приготовит, вот увидишь.

— Ну, значит, на борщ буду к тебе приходить, — миролюбиво ответил я. — К тому же, откуда ты знаешь, что она пигалица? Ты же её не видела ни разу.

— Вот именно. Мог бы и познакомить с бабкой. А то вон как, будто чужие. Мы что, в Америке живём? Это у них человек человеку волк, даже в семье. Я вообще не понимаю, как так получилось, что ты со мной вообще разговаривать перестал. Не позвонишь лишний раз, не узнаешь, как я тут. А, может, уже давно коньки отбросила? Так что ли теперь молодёжь выражается?

— Ба… ну ты чего…

Я неловко встал из-за стола и обнял её за плечи.

— Садись давай, чего вскочил, — недовольно мотнула она головой, — борщ остынет.

— Ну бабулечка, — чмокнул я её в щёку. — Не обижайся. Я всегда о тебе думаю, каждый день. Просто разница во времени и дурацкие мелкие делишки… Засасывает текучка. Ну, прости, пожалуйста… Я исправлюсь.

— Да-а-а… — протянула она и я уловил в этом восклицании нотки безнадёжности.

Вообще-то она была права. У меня не было той эмоциональной связи, которая наверняка сложилась с ней у настоящего Сани Жарова… У настоящего… Вообще-то, теперь я и был настоящим… А значит, нужно было не только дело делать, но и о близких не забывать. О бабушке-то я действительно практически и не думал, как и о том, каково ей было это осознавать.

— Прости, бабуль, — вздохнул я, усаживаясь обратно. — Ты права. Но я всё это изменю. К тому же скоро переберусь в Москву. Вероятно. Так что…

— Ладно, просто поворчала глупая старуха, не бери близко к сердцу, — кивнула она и, обхватив мою голову руками, чмокнула меня в макушку. — Ешь-ешь. Вкусно?

— Очень. Лучший борщ в мире. Я могу целую кастрюлю за раз съесть.

— Не надо всю кастрюлю, там ещё сосиски с вермишелью на второе.

— Но добавочки-то можно?

— Можно, да.

С Кофманом поговорить не удалось. Он был на месте и даже благосклонно кивнул:

— Присядь, сейчас, закончу…

Я присел и дожидался окончания обсуждения с товароведом, завотделами, бухгалтером… Они ходили один за другим, а в промежутках ещё не давал покоя телефон и, в зависимости от звонившего Кофман становился то строгим, то неприступным, то приветливым, а то и услужливым.

К нему шли из милиции, из КГБ, из районной поликлиники, от Иван Ивановича, от Иван Никифоровича, и никто не уходил обиженным и обделённым.

— Послушай, Александр, — наконец, сдался он. — Поезжай домой, там Элла тебя заждалась уже. А когда вернусь, мы с тобой переговорим. Ты видишь, какой здесь дурдом!

Я объяснил, что сегодня имею важную деловую встречу, и мы решили встретиться на следующий день.

— Мне, вообще-то… м-м-м… как бы уезжать пора, я же в командировке, — поморщился я.

— Ну, значит на денёк ещё задержишься. Я ладно, но невеста тебе голову отвинтит, если уедешь вот так.

Невеста… М-да… Пришлось-таки заехать к Кофманам, но Эллы не оказалось дома, поэтому чай с принесённым мной тортом, я пил с "тёщей".

— Эллочка ещё с занятий не вернулась, у них сегодня какое-то мероприятие важное…

— Ну, что поделать. Учёба дело такое, да и студенческой жизнью пренебрегать никак нельзя.

— Ох, Сашенька, чистая правда. Какой ты молодец. Я хорошо понимаю свою дочь, за тобой она будет, как за каменной стеной.

Я улыбнулся. Особых поводов предвидеть такое будущее я вроде не давал, так что все эти сладкие речи были мягкой проработкой, закладыванием в мою голову правильной программы на будущее. Ну что же, пытайтесь, мама, пытайтесь.

К концу чаепития мы продвинулись в наших отношениях настолько, что я получил право называть будущую тёщу не по имени отчеству, а только по имени. Ада.

От того, что мне нужно уйти она расстроилась, но услышав пару раз своё имя без отчества, утешилась, почувствовав себя моложе, чем была на самом деле.

— Ада, мне уже пора. Передайте Эллочке, что я приду завтра. Но я ещё позвоню вечерком.

— Передам, Сашенька, но только ты обязательно позвони. Обязательно!

Я приехал на Арбат и, пройдя с полкилометра в сторону «Смоленской» увидел небольшую кучку людей, желающих прикоснуться к чудесным плодам грузинской кулинарной традиции. Это была шашлычная «Риони». Я подошёл ближе влился в очередь, посматривая по сторонам и отыскивая глазами Костю. Взгляд упал на кованную вывеску. Она свешивалась над входом.

В прямоугольной металлической рамке стоял металлический грузин в национальном костюме и протягивал одну руку к спелой металлической виноградной грозди. В нижнем правом углу было написано «шашлычная», а в левом верхнем — «Риони».

— Саня, ты чего там стоишь?! — раздалось из приоткрывшейся двери. — Давай, давай сюда скорей!

Это был Мур. Толпа недовольно зароптала, но сделать ничего было нельзя, меня вызывали изнутри заведения. Я протиснулся мимо тех, кому сегодня явно не светило отведать сациви из настоящей деревенской курицы и оказался в этом царстве гурманских наслаждений. Дверь за мной закрылась, отрезая реальность от этого мира грёз.

— Здорово, — обнял меня Костя.