Игра на чужом поле (СИ) - Иванов Дмитрий
Мой следующий противник — американец. Но что странно, фамилия его мне ни о чём не говорит. Ни здесь, ни в будущем я про этого парня не слышал. Неизвестный, как тёмная лошадка, которая может преподнести сюрприз.
Кубинцу повезло больше: его соперник, югослав, хоть и выиграл свой бой, но получил травму и был снят с турнира, что дало кубинцу возможность автоматически выйти в финал.
«Попёрло!» — подумал я с лёгкой досадой. Ведь это значит, что соперник выйдет против меня в финале свежим, отдохнувшим, готовым драться на все сто. Ну, если я сам туда дойду, конечно.
Моего американца разобрали тщательно. Молодой, как и я, парень, призёр чемпионата США этого года. В общем, перспективный боец, который явно хочет заявить о себе на международной арене. Для этого его и отправили в Европу — попробовать свои силы, набраться опыта. А тут ему Штыба! Гы-гы, веселье!
А между тем у нас в стране было совсем не весело. В Тбилиси второй день подряд шёл митинг. Открытых заявлений о выходе Грузии из Союза не звучало, но толпа требовала наказать Абхазию за попытки самостоятельности и за разговоры о возможном отделении от Грузии.
Откуда я это узнал? Да легко. Получил разрешение на один международный звонок. Ну а кому ещё звонить, если не Власову? К тому же мне нужно было с ним переговорить по своим делам.
Возможно, меня и прослушивали, но я ничего такого не говорил. Всё было чинно и по делу. Переговоры проводил из «своего» люкса — того самого, который сначала оккупировали тренеры, а потом попытались мне его вернуть после вмешательства Марты. Кстати, приятная вещь этот люкс, особенно с прямой международной связью с СССР.
Рассказал о двух победах нокаутом, про визит в королевскую резиденцию, мельком упомянул, как подал свой доклад на конференции. Власов, кажется, даже одобрительно хмыкнул на это.
Получил разрешение на переговоры по закупке бумаги. И, конечно, не удержался — задал вопрос о Тбилиси, удивив собеседника своей осведомленностью.
— Пока удаётся контролировать ситуацию, но митинг там объявили бессрочным. А ты откуда знаешь? А… понял! Афганцы сообщили, твои друзья? Ну да, там сегодня заявили о формировании «Легиона грузинских соколов», в который пригласили спортсменов и участников боевых действий в Афганистане, — Власов, довольный разгаданной загадкой, явно успокоился.
— Тут по БиБиСИ говорят про Тбилиси, — не соврал я.
— Да, Толя, не переживай. Джумбер Ильич опытный работник. Думаю, справится. Это я про первого Грузинской ССР говорю, — голос Власова звучал уверенно. — Сейчас во многих местах волнения. Представляешь, даже в Кемерово шахтёры бастуют!
Я напрягся.
— Бастуют? И что требуют?
— Да из-за глупостей, конечно: мыло им душистое в душевые, продукты дефицитные в буфет… — Власов вздохнул, видимо, не зная, что добавить. — Сидят под землёй забойщики. Обком уже осудил этот акт.
— При Бакатине такого не было, — чуть не матюгнулся я, вспомнив, что нынешний министр МВД когда-то возглавлял Кемеровский обком КПСС.
— Ну да, Мельников послабже выглядит, — признал Власов. — К тому же он человек Лигачёва. А Лигачёв, как ты знаешь, уже не второй человек в партии. А всего лишь аграрной политикой занимается. То есть и возможностей у нового первого меньше.
Переговорили ещё о паре мелочей, и всё — время моего звонка закончилось. Так-то надо было бы и домой позвонить, и на работу Аньке, но слишком уж недовольные взгляды бросали на меня особист наш и Евгений Петрович. Похоже, разговоры с Москвой — удовольствие строго дозированное.
Впрочем, если бы с бабулей что-либо случилось, мне бы точно сообщили. Ростовский обком ведь держит этот вопрос на личном контроле. А с Анькой… Да она без меня всё сделает! И даже лучше! Так-то формально замом у меня числится мой дядька, он сейчас и документы подписывает, но на деле все решает Анька. Доверяю ей полностью. Умная, верная и деловая девчонка. И, что немаловажно, с титьками у неё всё скромно, так что как женщина она меня мало интересует.
Ужин прошёл как-то на автомате. Еда вроде вкусная, но не запомнилась — мысли были совсем о другом. Потом мы с Костяном решили пройтись по близлежащим улицам, размять ноги. Прогулка, конечно, была короткой, ведь отдаляться от отеля нам категорически не советовали.
Марта так и не появилась. Скучаю, что ли? Да, похоже, скучаю. А ещё не объявлялся тип, отвечающий за бумагу. И Яна Севелина что-то не видно. Тот, кажется, совсем про меня забыл. Ну и ладно.
— Странно, что в этот нехороший дом такие красивые девушки зашли, — вдруг задумчиво произнёс Цзю, остановившись посреди тротуара и глядя на здание напротив нашей гостиницы.
— Может, это мужики, бабами переодевшиеся, — предположил я усмехнувшись.
— Не может быть! Не похоже! — категорично ответил Костя, покачав головой. И, надо сказать, я с ним был согласен.
Стайка нарядных, довольно фривольно одетых девушек, на вид лет двадцати, весело болтая и смеясь, буквально впорхнула в джаз-клуб. Шум их каблучков на мостовой и искристый смех ещё некоторое время звучали в ушах.
— Гутен Абент! — раздался за спиной бодрый голос.
Ха! Недобитый мною Шмитц собственной персоной! И не один, а с той самой раскованной журналисткой, которой он вчера втирал про свою нетрадиционную ориентацию. Имя я всё-таки запомнил: Эмельен Жаклин. Или просто Жаклен — как поведал Торстен нам с Костяном сегодня утром.
— Мадемуазель Жаклин! — улыбнулся Цзю, делая неуклюжий поклон, который, видимо, считал галантным.
— Жаклен, — скучающе поправила его девушка, скользнув по Косте безразличным взглядом. — А мы вот в этот клуб!
Торстен скривился, явно пытаясь оттянуть неизбежное, но его подруга, судя по всему, была настроена решительно. Она хотела лично взглянуть на это самое «гнездо разврата» в Норвегии, пусть и исключительно мужского толка.
— Думает, что там с ней поделятся информацией о женских клубах, — горестно прошептал немец на прощанье.
А мы с Костей потопали до уже полюбившейся нам кондитерской-пекарни, тратить суточные, кои сегодня нам выдали. Посмаковав незнакомые ранее даже мне лакомства, идём обратно и видим выходящих из здания джаз-клуба Торстена и Эмельен! Девушка была в гневе и стремительно двигалась в нашу сторону. Торстен, глядя на её пылающее лицо, поспешил оправдаться:
— Вот он, Штыба! Это он сказал, что там гей-клуб! — сдал он меня без малейших колебаний.
— Это обычный стриптиз-бар! — возмущённо ткнула в меня своим идеальным наманикюренным пальцем Эмельен. — Ну и поют там тоже… Вернее, завывают. Джазом это назвать сложно!
— Да ладно! — удивился я, а Костя, услышавший интересное слово, тут же пихнул меня, требуя перевода:
— Чё она там мелет?
Конечно, слово, которое привлекло его внимание, было не «джаз», а «стриптиз». Вот из-за него-то Цзю и заволновался.
— Обманули нас, брат, — хмыкнул я. — Там не мужики-извращенцы собираются, а девушки, почти без одежды, танцуют около шеста.
— Чего⁈ — выдохнул Костя, мгновенно оживившись и, опять пребольно ткнув меня в бок, предложил: — Толян, давай зайдём!
— Из комсомола хочешь, чтобы поперли? — пугаю я друга.
— Да и пусть! Ты представь только, как я в части буду рассказывать об этом? Да мне завидовать будут больше, чем золоту на Олимпиаде! — уговаривал Костя.
— Толя, как хорошо, что ты тут! — вдруг раздалось за спиной, и я увидел бегущую ко мне Марту.
Моя потеряшка наконец объявилась, но её машины поблизости видно не было.
— Ты почему без охраны? — обняв подругу, спросил я.
— Охрана? Зачем она? Дедушка и тот иной раз без охраны ходит. На вопрос почему, дед как-то ответил, что у него четыре миллиона телохранителей!
— Марта, а зачем ты нам лапшу на уши навешала? — решил выяснить вопрос с мнимым гей-клубом Цзю.
— Лапшу? Что он сказал? Он есть хочет? Вас плохо кормили на ужине? Я растерзаю повара и хозяина гостиницы, — внезапно разозлилась Марта, поняв из русских слов Цзю только слово «лапша».