Олигарх (СИ) - Шерр Михаил

— Перед тем, как всё это случилось, — под словом всё подразумевалось по-видимому 14-ое декабря, — Ермолай приехал и забрал Таню. А барыня, ваша матушка, видать этого не знала. Присылала людей за ней и грозилась запороть меня до смерти. Когда она уезжала, то заезжала сюда, требовала меня. Кондрат спрятал нас с сыном. Так барыня ему все лицо разбила и укатила.

— Зачем ты мне все это рассказала?

— Ермолай велел, — Матрена покорно склонила голову.

— Речь у тебя, Матрена, какая правильная.

— Барин приказали меня с Анисьей грамоте обучить. А потом велел мне книжки читать.

— А как замуж вышла?

— Кондрат меня у барина на спор выиграл, — у меня от удивления глаза наверное на лоб полезли, по крайней мере было такое ощущение.

— Это как так? — буквально выдавил я из себя.

— Ваш батюшка охотником никогда не был, а тут с соседом почему-то поехал. Ну и после промаха соседа сказал, что никто не сумел бы попасть. А Кондрат с тем барином накануне повздорил из-за меткости стрельбы. Ну вот он и сболтнул, что хороший стрелок непременно попадет. Барин взбеленился и говорит ему, стреляй. Ежели не попадешь, на конюшне сегодня же выпороть прикажу.

Я засмеялся, дерзкий мужичишка наш бурмистр.

— А если попадет, тебя в жены попросил? — Матрена еще ниже наклонила голову и еле слышно ответила.

— Да, ваша светлость.

— Всё, ступай. Правильно сделала, что рассказала.

Рассказ Матрены настроение мне не прибавил. Более того появилась зарубочка в голове, зачем Ермолай велел Матрене всё рассказать.

Ничего страшного у приболевшей буфетчицы Матвей не нашел и мы не мешкая, отправились в путь.

Путешествие в Первопрестольную для меня оказалось сущей пыткой. И отнюдь не бытовыми неудобства. Какими бытовыми дорожными проблемами можно удивить водителя-дальнобойщика со стажем тридцать плюс? Правильно — ни какими? Но почти неделю ехать от Царского Cела до Москвы — это песня.

До Новгорода мы доехали за двое суток. Вполне приемлемо, учитывая, что дилижанс ехал от Питера до Москвы четверо суток. Несколько лет уже шла реконструкция старой дороги и до Новгорода дотянули уже новую, вполне современную по меркам 19 века. Новую дорогу уже стали называть шоссе.

Не доезжая Новгорода, я увидел как мужики чистят снег широкими деревянными скребками, некоторые были отделаны металлом. Накануне нашего отъезда в Питере был небольшой снегопад, но ближе а Новгороду была снежная буря и из-за этого пришлось сделать внеплановую остановку.

Я вышел размять ноги и услышал как один из мужиков сказал, обращаясь скорее всего к станционному смотрителю, надзиравшему за работой:

— Эх, жалко, Пантелеич, механизма твоя не работает, — эти слова вызвали неожиданно резкую реакцию одетой в огромный тулуп бабы, судя по всему жены смотрителя:

— Молчи, дурак, тебе лишь бы языком помолоть, — замахала она своими ручищами, оглянувшись на меня.

Слова про механизму меня заинтриговали и я решил выяснить в чем тут дело, тем более задержка в пути, почему бы не проявить интерес.

— Пантелеич, — обратился я к предполагаемому смотрителю, — если я не ошибаюсь, вы здесь станционный смотритель и отвечаете за расчистку дороги?

— Так и есть, барин, — с поклоном, слабеньким блеющим голосочком ответил мне маленький мужичонка. Он похоже с трудом стоял на ногах и ему помогала его жена.

— И что за механизма у тебя есть? — слова мужика меня заинтриговали и мне захотелось узнать в чем дело.

— Полноте вам, барин, слушаете всяких дураков. Нет никакой механизмы, — торопливо ответила мне жена смотрителя, явно пытаясь пресечь эту тему разговора.

Не тут-то было. Тема похоже была животрепещущая, так как все мужики дружно прекратили работу, а один из них разъяснил мне в чем дело.

— Сидор Пантелеич придумал две механизмы что бы дорогу от снега чистить. А ему за это плетей выписали, чуть богу душу не отдал. Сегодня первый день как поднялся. Насилу оклемался, — всё это было сказано в такой болью в голосе, что подумалось что плетей выписали не смотрителю, а рассказчику.

— А где же эти механизмы? Посмотреть хотелось бы, — сказал я, обращаясь к смотрителю. Но ответил опять не он, а на этот раз его жена. Услышав искренний интерес в моем голосе и решив видимо, что на этот раз бить не будут, она решила взять инициативу в свои руки.

— Так ведь приказали, барин, все сломать и сжечь.

— А работало всё? — продолжил я допрос.

— Еще как работало, муж думал за усердие наградят как других рублем, а его наградили плетью и сказали, вам бы подлецам всё не работать.

— И что ничего не осталось? — с большим сожалением в голосе спросил Матвей. Они с Сергеем Петровичем подошли ко мне и слышали весь разговор.

— Чертежи остались, — неожиданно вступил в разговор доселе молчавший герой обсуждаемой истории.

Он распахнул тулуп и из-за пазухи мятой грязной рубахи достал купу мятых листов, которые протянул мне.

— Вот, барин, смотри.

Чертежами назвать это было сложно, но я сумел понять, что он придумал две машины для уборки снега. Одна была на мускульной тяге, несколько мужиков толкали перед собой агрегат, который расчищал небольшую полосу. Не больше метра, а потом по ней шла лошадь и еще один механизм расчищал уже полосу шириной метра два.

— Он, барин, — самый первый мужик, начавший это разговор, печально подытожил, —все свое жалование на это пустил.

Смотритель горестно кивнул, подтверждая сказанное. Краем глаза я увидел, как Сергей Петрович достает свою записную книжку, в которую он записывал всё замечания и «великие» мысли, мои и других. Я молча подтверждающие кивнул и повернулся к Матвею.

— Дай ему сто рублей серебром, — Матвей был у нас техническим руководителем и бухгалтером нашего предприятия.

— Я светлейший князь Новосильский. На обратной дороге я тебя с собой заберу, будешь мне служить.

Кто приказал сломать и наградил смотрителя плетьми я выяснять не стал, хотя понятно, что человек это был не малый, смотритель как ни как имел четырнадцатый чин и бить его было не положено, все таки личный дворянин. В крайнем случае потягаемся, чинов у меня нет, но знатности выше крыши.

С каждым днем я все больше и больше становился человеком 19-го века. У меня конечно остались все мои знания и понятия прежней моей жизни, но в первую очередь я был русским князем 1810-ого рождения.

Но то, что есть во мне нынешнем из будущего века, было не просто знанием, а часто именно оно определяло мои действия. Например моё отношение к любовным похождениям родителей, князей Новосильских.

Юный князь до попадания уже имел опыт в этом деле и как всякий молодой человек был этим озабочен. А вот трухлеватый пень из 21-го века к этому уже относился равнодушно. В той молодости я зажигал конкретно, но потом встретил свою будущую жену и пропал. Карьера дон Гуана на этом закончилась без знакомства с Медным Всадником.

Когда жена умерла, я через некоторое время опять начал общаться с женщинами, но постоянной пассии себе не завел, а ближе к шестидесяти вообще стал жить один, не испытывая ни физической, ни психологической потребности в лямурных делах.

Здесь я, шестнадцатилетний юноша, хотел отношений с противоположным полом, против физиологии не попрешь, но в мозгах было и другое, а когда узнал еще и о «подвигах» своего биологического родителя, то свои чувства по этому поводу могу назвать двумя непопулярными словами будущего века — стыд и срам. И это на корню отрезало мелькнувшее желание попользовать крепостных девок.

Вообще папенька похоже жил по принципу, после нас хоть потоп, ему было по барабану с чем останутся его дети.

Это то, что занимало мои мозги пока мы ехали до Новгорода. Случайная встреча с несчастным смотрителем переключила мой мыслительный процесс на другое. И слава богу, иначе от таких мыслей может случится какая-нибудь неприятность, например несварение желудка.

Аттракцион неожиданной щедрости проезжающего барина произвел ошеломляющее впечатление на смотрителя с женой и работающих мужиков. Все они упали на колени, смотритель впал в какое-то оцепенение, а его жена начала целовать руки Матвея, отсыпающие серебряные рубли.