Бывших не бывает - Красницкий Евгений Сергеевич
Отец Меркурий не мог без улыбки вспоминать, как старшина Никифоровых возчиков, ражий детина огненно-рыжей масти, носящий звучную кличку Огузок, попытался оспорить приказ о проведении учения. Старшина ратнинских обозников – тот самый Илья, про которого с таким воодушевлением рассказывал Харитоша, по всей видимости, не внушал Огузку никакого уважения. Когда невысокий и хлипкий на вид Илья подошел к нему на привале, то встретил только презрительную ухмылку. Впрочем, говорил старшина уверенно, и чувствовалось, что нисколько не сомневается в своем праве распоряжаться.
– Ты тут за старшего в обозе-то состоишь? – Илья деловито выставил вперед свою бороду, чуть не уперевшись ею в обширный живот своего собеседника. – Ну так тогда своих упреди, что боярич Михайла, сотник Младшей стражи повелел нынче учения провести. А потому не пугайтесь – на переходе наши отроки воинскому делу учиться станут – одни из засады на обоз как будто бы нападать, а другие оборонять его, значит. Учатся отроки наши всерьез и шутковать не приучены, а потому и нам нельзя ворон ловить. Убить до смерти не убьют, а огрести можете знатно – был у нас тут один случай… Хмм… Ну да, – перебил сам себя на полуслове Илья, хотя Меркурию показалось, что еще чуть-чуть, и тот собьется с назидательного тона и начнет что-то рассказывать. – Где они засаду учинят – нам неведомо, так что смотрите в оба: по моей али боярича команде сани в круг, если дорога позволит, а сами за поклажу схоронитесь и снасть воинскую под рукой держите, будто и в самом деле тати насели. Сейчас я тебе всё в подробностях обскажу, чего делать надобно…
На этих словах Огузок возмущенно перебил Илью:
– Еще чего! Ежели тебе, дядя, с сопляками в игрушки играть не надоело, так играй, а нам недосуг! У нас дело торговое, а не дурь всякая, – упёр он совершенно по-бабски руки в боки, радуясь поводу утереть нос «лесовикам чумазым», о которых восхищённо гудел весь Туров. – Да и чего тут ты командовать взялся? Я не твоему бояричу служу, не ему подряжался, а хозяину своему – купцу Никифору Палычу. Вот ежели он мне чего скажет, так я сделаю, а ты, дядя, с нами по одной дороге идёшь и только, и чего вы там вытворять – ворон смешить собрались, мне до лампады!
– Да, не зря тебя Огузком прозвали, как я погляжу, – усмехнулся в густую бороду не оробевший от такого напора Илья. – На чём сидишь – тем и думаешь. Ты куда едешь, понял? Нет? Ну так наши отроки-то засаду уже, поди устроили, и коли не желаешь, чтоб тебя и твоих обозников кнутами поучили, либо меня послушай по-хорошему, либо иди к хозяину, коль охота. Не пожалей только потом – я тебя упредил…
– Не твоя забота, дядя! – казалось, Огузок от сознания собственной значимости заулыбался даже тем местом, в честь которого получил своё звучное прозвище. – И пойду! Никифор Павлович – муж смысленный и враз на ваши игрушки укорот сыщет!
– Лети, голубь! А я отсюда посмотрю, – хмыкнул ему вслед Илья.
Огузок, не утруждая себя больше разговором, с важным видом направился к саням, на которых ехал Никифор. Дойдя до места, он, не ломая шапки, нарочито громогласно обратился к купцу, как раз вылезшему из саней размять ноги:
– Что ж это делается, Никифор Палыч?! Лесовики чумазые, мало того что, как дети малые, в игрушки играть взялись, так и нам с ними ихней дурью маяться велят! Учиться они вздумали! Лошадей напугают, товар перепортят! – Рыжий возчик размахивал руками и орал так, что его услышал бы даже глухой.
– В чем дело, Огузок? – недовольно дёрнул щекой купец, однако рыжий скандалист, упиваясь всеобщим вниманием, не заметил столь явно выраженного недовольства собственного начальства.
– Так, Никифор Палыч, пришёл тут ко мне обозный старшина этих вот, – мотнул он головой куда-то в сторону, – и говорит, мол, одни сопляки сейчас обоз охранять учиться станут, а другие нападать на него, так что ты смотри мою команду слушай. Нет, каково, а? Из-под ёлки вылезли, а торговых людей с обозом ходить учить берутся! Ты им скажи, что недосуг нам, торговым людям…
Хрясь! Кулак купца без лишних слов впечатался в скулу рыжего возчика. Бить Никифор, несмотря на весь свой невоинственный облик, умел, ох умел, так что всё последующее Огузок воспринимал уже, сидя на заднице и часто хлопая глазами.
Рыжий скандалист не мог придумать худшего момента для того, чтобы показать характер. Сборный обоз скорее следовало называть сбродным. Приученные к воинской дисциплине тыловики Младшей стражи были вынуждены идти одной колонной с купеческой вольницей и наёмными возчиками, которых подрядили для перевозки семей плотников, строящих Михайлов Городок. Финальным штрихом, придающим законченность картине передвижного бардака, являлось стадо из двух десятков коров, примерно сотни овец и свиней да кудахтающие в клетках куры, с которыми наотрез отказались расставаться семьи плотников. Так что лица начальствующие – сам боярич, десятник Егор и купцы по степени душевного спокойствия легко могли дать фору цепным кобелям.
Никифор меж тем, отведя душу и начав воспитательную работу делом, продолжил её словесно:
– Ты кого сопляками и лесовиками чумазыми назвал? Княжих воинов? Людей боярина Корнея Агеича Лисовина – родича моего? – тихий, почти ласковый голос невероятным образом долетел до всех.
– Ыыы… аааа… – попытался что-то ответить Огузок.
– Значит, сыновьям моим да сыну и племяннику товарища моего – купца Григория учиться у них обозы водить не зазорно, а тебе поперёк горла? Или ты, голубок, не слыхал, как эти сопляки ляхов побили, князя пленили, княгиню с детьми из заточения вызволили? А коли и не слыхал, опарыш, так кто тебе, закупу, дал право хозяина твоего перед покупщиками [25] да перед роднёй позорить? Кто тебе право дал на княжьих воинов да на боярский род Лисовинов хулу возводить? Игрушки! Да не будь тех игрушек, не побили бы отроки ляхов и остального не свершили бы! – Купец недобро усмехнулся, пнул сапогом копошащегося у его ног в грязном снегу Огузка и уже будничным голосом закончил: – Значит, так: за поношение отдашь обозному старшине Илье Фомичу пять кун и за язык длинный вира на тебе десять кун. Да моли Бога за то, что дёшево отделался! Иди работай, а будешь ещё язык распускать, я тебя сам пришибу!
– Во, так его! – одобрил боярин Фёдор.
– Не мягковато ты с ним, Никифор? – усмехнулся в бороду купец Григорий, – Гляжу, совсем оборзел рыжий.
– Ладно, что я не додал – ты добавишь, – махнул рукой Никифор, – поважнее его дела есть. Ты займись им, Григорий, возчик-то он хороший, а норов обламывать надо. Ты у нас по сухому пути товар возить дока, так что тебе Огузка и объезжать.
– Сделаю, Никифор.
После такой науки Огузка будто подменили – старшине ратнинского обоза он только что в ноги не кланялся. Вот и сейчас любо-дорого было посмотреть, как Огузок рысью подбежал к Илье, сдёрнув с головы шапку, выслушал его указания и ещё быстрее бросился передавать их своим возчикам.
– Собираться надо, батюшка, – сказал Харитоша, провожая взглядом рысящего мимо них Огузка.
– Верно, только сначала помолимся, сын мой, – поднялся с саней отец Меркурий.
Молитва не заняла много времени. Пока Харитоша взнуздывал кобылу, отставной хилиарх прибрал остатки трапезы и восстановил своё дорожное ложе. Примерно тем же занимались и возле других саней. Быстро, но без спешки объединённый обоз подготовился к выступлению. Ждали только команды.
– Харитоша, поди-ка сюда! – раздался вдруг от головных саней голос обозного старшины Младшей стражи.
– Иду, Илья! – возница отца Меркурия, недоумённо пожав плечами, покосолапил на зов, пробурчав под нос что-то весьма похожее на «делать Илюхе нечего».
И тут белка, о которой все забыли, разрядила повисшее над обозом напряжение и отвлекла внимание Меркурия от Ильи с Харитошей. Видимо, устав ждать, когда наглые и шумные двуногие уберутся из её леса к своей двуногой матери, пушистая бестия решила действовать. Она неожиданно прыгнула и, вытянувшись в воздухе в струнку, в отчаянном броске полетела прямо в гущу людей и лошадей. Немного не долетев до саней Огузка, белка приземлилась, подняв небольшое облачко снежной пыли. До спасительной и такой заманчивой чащи леса на другой стороне оставалось совсем чуть, но дорогу ей загораживали те самые Огузковы сани. Это обстоятельство, впрочем, совершенно не смутило маленькую путешественницу – не теряя времени даром, она в два скачка преодолела расстояние, отделявшее её от досадного препятствия, и, игнорируя дёрнувшуюся от такой наглости лошадь, вскочила прямо на сани, а оттуда птицей взлетела на ближайшую ель. Полёт белки сопровождал дружный хохот обозников и яростный вой Огузка: во время отчаянного рейда отважного зверька ни одно животное, включая напугавшуюся резкого движения лошадь, не пострадало, но вот её зазевавшийся хозяин получил в морду оглоблей от своей собственной коняги. К живой радости зрителей он еще долго матерно излагал своё мнение о несправедливом устройстве вселенной. Пушистая нахалка, устроившая весь этот переполох, тем временем с удобством уселась на усыпанной шишками ветке и радостно трещала, наслаждаясь результатом своей каверзы.
