Константин Калбанов - И пришел с грозой военной…
— Дымы сзади, право по борту.
Петр Афанасьевич подносит к глазам бинокль. Все же хорошую оптику делают в концерне, жаль только, как говорит Антон Сергеевич, линзы сами делать не могут, тут нужен и опыт и оборудование и специалисты, но вот подбирая нужный набор линз им удалось получить очень хороший прибор наблюдения.
Так и есть, дымы. Низко стелятся над водой, не иначе как идут очень ходко, эдак на максимуме возможного. Два корабля. Ба! Да ведь это старые знакомые! А кому еще-то столь целеустремленно пережигая уголь и насилуя машины нестись по морским просторам. А что с третьим. Затонул? Или сумели спасти, и убедившись в отсутствии угрозы затопления, отправились в погоню за обидчиком. В любом случае появились они не вовремя. До Порт-Артура еще около пятнадцати миль. Ночное происшествие заставило русских сделать значительный круг, стряхивая противника с хвоста. Но как видно они решили особо не заморачиваться и пошли прямиком к Артуру, а куда еще направятся русские, если не в свою гавань. Что же, их расчет оправдался полностью. После дождливой ночи морскую гладь заволокло рваными клочьями тумана, так что заблаговременно обнаружить их не удалось.
Рядом замер Дмитриев, он так же старается рассмотреть преследователей, но его подзорная труба слабовата, так что он бросает вопросительный взгляд на командира.
— Павел Михайлович, сдается мне это наши старые знакомые. Как машины, потянут гонку?
— Что окажемся быстрее японцев не гарантирую, но постараемся.
Механик быстро сбегает с мостика и ныряет в нутро корабля. Теперь очень многое зависит от машин. Мелькнула было мысль снова воспользоваться дымами, но Науменко отказался от этого. Поставить завесу на довольно продолжительное время все одно не получится, туман уже рассеивается, так что это не поможет. Их можно будет использовать только если понадобится сбить пристрелку артиллерии, получить кратковременную передышку, но не более.
"Страшный" медленно начинает наращивать скорость, палуба под ногами мелко задрожала, ясно указывая, что машины натужно работают, выдавая всю мощь на которую способны. Есть шанс, что все же удастся оторваться, если японцы все время шли полным ходом, котлы то чай у них не бездонные, так что долго продержать такой ход они не смогут. Нет. Смогут. Вон вроде как тоже увеличили ход, значит шли не на пределе. Догонят.
Японцы рассмотрев убегающую добычу, которая вдруг возжелала оказаться охотником, начинают садить с дальней дистанции. Пока о попаданиях говорить не приходится. Снаряды падают со значительным недолетом. Повторные выстрелы. Ага, дали перелет. Снова выстрел. Взяли в вилку, очередной гостинец падает с незначительным недолетом, что вполне уже можно классифицировать как накрытие. Огонь тут же усиливается. Ну значит и нам пора бы вступать в дело. Жаль носовое не получится применить, под неудобным углом сейчас японцы. Отвернуть? Нет. Нельзя. Нужно тянуть к Артуру кратчайшим путем.
Снаряды падают в непосредственной близости от корабля, попаданий пока нет, но вот один из матросов переломился пополам, поймав животом осколок от разорвавшегося рядом с бортом снаряда. Двое подхватили его и утащили в кают-компанию, где организован лазарет. Вот и первая жертва.
Кормовое орудие стреляет в ответ, но сорок семь миллиметров это несколько несерьезно против семидесяти пяти. В перестрелку включается орудие по правому борту, один из эсминцев входит в его сектор обстрела. Науменко вспоминает об расположении артиллерии на "Росиче", да сейчас семидесятипятимиллиметровое орудие в качестве ретирадного никак не помешало бы.
Командир ведет корабль, время от времени совершая зигзаги, но на такой скорости резкий поворот не сделаешь, а потому и пристрелку не сбить. Дистанция медленно, но неуклонно сокращается. Но все что хотел, Петр Афанасьевич уже увидел.
— Серегин, дымы!
Вновь за кормой стелется черный шлейф дыма, укрывая как русский корабль от японских, так и японцев от русских. Легкий доворот руля, кораблик описывает плавную дугу и уходит от пристрелки. Снаряды противника рвут воду там, где по идее должен находиться русский, но его там уже нет.
— Машина, держать двадцать три узла.
Нет, так не уйти. У противника явное преимущество в ходе, а если продолжать убегать, то и в артиллерии. Без ввода в дело носового орудия толку не будет, мелким орудиям ведя огонь на отходе никак не нанести повреждений, чтобы сбить скорость преследователей. Нужно принимать бой.
— Семигулин.
— Я, ваш бродь.
— Сейчас мы выскочим из дыма, сади по головному.
— Есть садить по головному.
Еще доворот, "Страшный" описывает дугу и вырывается из облака дыма. Вот они милые. Наводчик носового орудия приникает к прицелу, орудие рявкает. Недолет. Всплеск рядом с бортом вражеского корабля. Бортовое орудие присоединяется к носовому. Кормовое молчит. Шашки еще не до конца прогорели и закрывают дымом весь обзор. Серегин видя бесполезность завесы, бросается к ним, обжигая ладони выхватывает их из держателей и одну за другой выбрасывает в море. Японцы отвечают. Снаряд бьет по надстройке, раздается оглушительный взрыв, затем стоны и крики. Попали-таки, сволочи. Кормовое вновь стреляет, вслед раздается выстрел носового. Есть! Молодец Семигулин!
Горизонт уже полностью чист, видимость улучшилась. Вот и солнышко. Науменко бросает взгляд на запад, там уже различима кайма высокого берега, судя по всему до Артура миль десять. Нет, не оторваться.
"Страшный" предпринимал неожиданные маневры, то бросаясь в сторону, то резко изменяя скорость движения, что в значительной степени снижало эффективность огня японской артиллерии, но вместе с тем, способствовало сокращению расстояния с противником. Русские были более удачливы, а может сказывалось наличие новых прицелов и беспрерывные изматывающие тренировки, их огонь был более результативным, но сокращение дистанции в конечном итоге, должно было сыграть с русским эсминцем злую шутку, на стороне японцев было явное превосходство в артиллерии и по мере сокращения расстояния между ними эффективность ее огня должна была возрасти.
В течение почти часа корабли противников предпринимали различные маневры, в ходе которых один из них всячески старался выйти из под огня и не позволить приблизиться к себе, а другие всячески старались вновь взять его под накрытие и как можно больше сократить разделявшее их расстояние. Еще два раза прибегали к дымовой завесе, чтобы выгадать хоть сколько-то времени, дабы перевести дух. Однажды, чтобы справиться с пожаром в районе надстроек.
За это время на "Страшном" вышли из строя два сорокасемимиллиметровых орудия. На палубе лежало не менее полутора десятков убитых и не менее десятка раненных которых уже никто не уносил с палубы, так как не хватало людей для борьбы с пожаром и обслуживания оставшихся двух орудий.
Однако, русским также удалось поджечь один из эсминцев, тот вынужден был временно выйти из боя и прекратить огонь, так как начавшийся пожар, на удивление очень быстро распространился чуть не по всей палубе.
Но оставшийся в строю эсминец пока не получивший ни одного попадания, так как Науменко приказал сосредоточить весь огонь на головном, он в настоящий момент боролся с пожаром, вел ураганный огонь по "Страшному". Теперь настал черед заняться последним не пострадавшим противником, но противопоставить ему русские моряки могли только два орудия изредка рявкая выбрасывавших снаряды по противнику, так как у них не хватало обслуги.
Но один это уже не два. Как-нибудь с божьей помощью. Вдруг рядом с бортом падает снаряд, фонтан воды взметается ввысь, затем опадая заливает водой всю палубу и истерзанный мостик. Что за черт.
Увлекшись противоборством, Науменко не заметил как к месту боя подтянулись два японских крейсера. Так себе крейсера, вспомогательные, но для "Страшного" с лихвой.
— Право на борт! — Но рулевой не выполняет команду, мало того эсминец ведет влево. Достали таки рулевого японские осколки, он заваливается набок, обливаясь кровью и доворачивая штурвал. Петр Афанасьевич бросается на место рулевого и сам становится к штурвалу. Нет, с этими чертями им не сладить, порвут на части. — Машина, полный вперед! Самый полный Паша! Давай родной! Выноси! — В ответ из утробы машинного отделения что-то утробно пробулькало, за шумом не разобрать, но ноги ощутили как палуба слегка завибрировала. Снова взрыв. Нет больше носового орудия. И расчета нет. Хорошо все же стреляют японские комендоры, да и немудрено с такого-то расстояния. И как он их не разглядел раньше?
Но перед своим славным концом, Семигулин успевает таки сделать последний выстрел. Японский истребитель вдруг словно запнулся и окутался клубами пара и стал резко терять ход. Понятно. Либо главный паропровод, либо один из котлов.
