Сэй Алек - Нихт капитулирен!
— Более чем. — капитан цур Зее Борг потер красные от недосыпа глаза. За эту ночь он ни разу не прилег, проверяя и перепроверяя поступившую накануне вечером информацию. — Франция начала переговоры с Норвегией о закупке запасов тяжелой воды.
Вице-адмирал пару секунд мучительно соображал, что бы сие могло означать, а потом недоверчиво поглядел на одного из немногих людей, который обладал полным доступом к информации по "Объекту К".
— Атомная бомба? Черт меня подери! Что еще удалось узнать?
— Не очень много. — честно признался Борг. — Инициатива исходит от профессора Фредерика Жолио-Кюри, декана Коллеж де Франс. Это крупный ученый в области физики, занимается проблемой деления атомного ядра. Работал в Германии под руководством профессора Вольфганга Гентера, сочувствует идеям коммунизма, и, при этом, ярый патриот Франции. По неподтвержденной информации, последнее время занимается проблемой создания атомного реактора, для выработки дешевой электроэнергии.
— А где реактор, там и бомба. — задумчиво произнес Канарис. — Что у нас есть на этого Гентера?
— Совершенно неблагонадежен. — печально усмехнулся Борг. — Считает, что ученые не имеют национальной принадлежности, а результаты их исследований должны быть доступны каждому и всем…
Порт города Киль, борт учебного барка "Хорст Вессель" 04 апреля 1939 г., пять минут девятого утра — Не спать, кадет, адмирала проморгаешь. — весело заметил стармех, проходя мимо.
Отстоявший всенощную вахту Карл мрачно поглядел в спину Деду. Баковую новость о сегодняшнем визите инспектора учебных заведений Кригсмарине, адмирала Альфреда Заальвехтера, он уже слышал, но в силу юности и наивности надеялся успеть подремать пару часов в кубрике.
Последнюю неделю, покуда вернувшийся из Копенгагена "Хорст Вессель" вымачивал якоря, курсанты Военно-морского училища, сменившие своих предшественников из Мариеншуле, наводили на корабле порядок. Перед рейсом Киль — Санта-Круз де Тенерифе — Пернамбуко — Киль, который барку предстояло начать пятого апреля, корабль собиралось посетить высокое начальство, дабы дать кадетам пару отеческих наставлений. Зная крутой нрав адмирала, за несколько дней до смотра корветтенкапитан Бертольд Шниббе объявил аврал, так что в день "явления Христа народу" корабль, и так бывший в превосходном состоянии, просто блестел как матросская пряжка.
— Что у вас за вид, кадет? Брюки не глажены, лицо небритое — как пятилетний! — это уже Геббельса окрикнул старпом. — Немедленно приведите себя в порядок, построение через двадцать минут!
Хочешь жить — умей вертеться. Хочешь жить без лишних нарядов — умей вертеться быстро. Шустро приведя себя в порядок, Карл таки не опоздал на построение.
Торчать на палубе кадетам пришлось не так уж долго — пару минут спустя после приказа «становись», к трапу подъехала машина, из которой выбрались Заальвехтер и пара его адъютантов.
Едва поднявшись по трапу адмирал замер, и ткнул пальцем в палубу.
— Это, что за спичка, герр капитан?!! — рявкнул он. — Это корабль Кригсмарине или лесовоз?!! Везде бревна как на лесопилке валяются!
Услышать такое и кадетам, и постоянному экипажу, обидно было до ужаса — неделю корабль драили. Да и в наличие спички на палубе никто, строго говоря, не поверил.
Однако тут уже не растерялся Шниббе. Хорошее чувство юмора было далеко не самым распространенным качеством среди немецких моряков, однако капитан "Хорста Веселя" являлся в этом плане исключением.
— Четверо кадетов, убрать это бревно живо. — капитанский палец по очереди ткнулся в членов экипажа "богоспосаемого корыта".
Никогда в жизни Заальвехтер со смотрами на корабль, где служил Шниббе, больше не хаживал… Хотя убрали с палубы, конечно же, не адмирала.
Польско-литовская граница 30 апреля 1939 г., без десяти пять утра Басовито гудят моторы, без напруги, по деловому, проплывают под крыльями «Лошей» спящие городки и поселки. Пока еще спящие. Скоро, очень скоро раздастся грохот палящих орудий на юго-восточной границе, загремят разрывы авиационных бомб, рыкнут моторами Wz 34, TKS и 7ТР, застучат звонкой дробью копыта уланских лошадей. Скоро, очень скоро. Через десять минут армия «Модлин» двинется из под Вильно и Сувалки на Каунас. Через десять минут начнется война. А пока — спи Литва. Спи, гляди прекрасные сны о былом величии и победах. Спи, пока еще можно.
Еще вчера возможно было решить дело миром. Пусть выдвинутый Польшей ультиматум, удовлетвори Литва его требования, практически ставил крест на литовской независимости, но не пролилась бы кровь. На чью помощь рассчитывали депутаты Тарибы, когда отказывались даже обсуждать, по их выражению, "этот акт вопиющей дипломатической наглости и хамства"? На СССР? Вряд ли. С Советами у прибалтов, из-за их живоглотско-националистической политики нелады аж с 1919-го года. На Германию? Так им от Литвы, кроме района Клайпеды, ничего и не надо. На Францию и Англию? Для этих чем сильнее Польша, тем лучше, и вступаться за маленькую страну на задворках Европы они не станут, как не вступились за Австрию и Чехословакию.
Зря что ли Чемберлен сказал, что незачем врать себе и окружающим — никто не хочет и не собирается защищать тех, кто не может защитить себя сам.
Так на чью помощь рассчитывала Тариба? Неужто на Латвию и Эстонию? Блажен кто верует…
Плотный строй бомбардировщиков PZL-37 «Лошь», прикрытый спереди и с флангов истребителями сопровождения PZL P.24 неумолимо приближался к каунасской авиабазе, чтобы сбросить свой груз на взлетно-посадочную полосу, вывести ее из строя и не дать литовской авиации подняться в воздух. Полосы потом починить можно, а самолеты… Самолеты пригодятся польским ВВС. Зачем переводить добро?
Вот и летят в сером предрассветном небе «Лоши» к Каунасу, Панявежису и Шауляю — перехватить на земле, упредить, нанести удар пока не опомнился противник, не затарахтели моторы ANBO-IV, Ansaldo A.120, Halberstadt CL.II, Friedrichshafen G.IIIa и Rumpler C.I, поднимая бомбардировщики и штурмовики навстречу «Модлин». Зачем Войску Польскому бомбы с неба? Бомбы ему не надо.
А в затянутом дымкой Балтийском море медленно проступают силуэты польских эсминцев, миноносцев, минзагов и канонерок, берущих в блокаду Мемель-Клайпеду, готовых немедленно открыть огонь по кораблю или суше — куда прикажет командование. Грозно смотрят в сторону берега 120-и миллиметровые орудия «Блушкавицы» и «Грома», а прокравшаяся в гавань субмарина «Орзел» уже готова начать торпедную атаку ближайшего к выходу судна. Десять минут. Именно столько осталось жить учебному крейсеру литовского флота "Президентас Сметона".
Рычат моторы. Хищно рычат, тянут машины к цели. Но что это? Что за стрекотание смеет прерывать рык этих уверенных в себе хищников? Почему от головного «Лоша» полетели вдруг обломки? Отчего дернулся он, задымил и, все ускоряясь и ускоряясь пошел к земле?
Сверху, из-за облака, выскочили два истребителя Gloster «Gladiator» Mk.I с двумя сросшимися, словно сиамские близнецы, крестами на киле. Именно эти самолеты и открыли ураганный огонь по полякам. Не все, нет, не все спят в Литве в этот ранний час. Не спят, например, пилоты пятой эскадрильи Воздушных сил Войска Литовского, капитаны Тумас и Сяряйка, совершают патрулирование.
Совершали, покуда не увидали армаду польских бомбардировщиков. Им бы, по хорошему, броситься на каунасскую авиабазу, сжигая движки форсажем, сообщить, предупредить о нападении, да только времени у них на это уже нет. Не успеют пилоты выкатить машины из ангаров и поднять в воздух, слишком мало PZL-37 пролететь осталось. Быть может, "большой бум" от сбитого бомбардировщика разбудит сослуживцев, поднимет тревогу? Вряд ли, конечно. Далековато. Но лучше так сообщить, чем никак вообще — раций-то в литовских самолетах нет.
Легкими птичками бросились на перехват «Гладиаторов» восемь польских истребителей, насели со всех сторон, погнали вниз, к земле, огнем 7,7-миллиметровых пулеметов и 20-милиметровых «Эрликонов» прижимая к поверхности. Минута — и хвостовое оперение машины Тумаса разлетается в щепки, самолет дергается, словно раненая птица, срывается в штопор… Нет больше на свете капитана Тумаса.
И почти сразу же, из верхней полусферы на машину Саряйки, который умудрился оторваться от противников, пикирует PZL P.24, за штурвалом которого лучший пилот звена, поручик Гнысь. Слишком поздно заметил его литовец, когда ничего уже сделать было нельзя — только погибнуть в кабине, насквозь прошитой пулями вместе с пилотом.
Юркими стрижами возвращаются истребители в строй, продолжающий движение к Каунасу. А подбитый, дымящийся «Лошь» совершает вынужденную посадку на поле, ломая стойки колес, пропахивая почву носом, но не взрываясь. Не вышел "большой бум". Машину, конечно, уже не починить, но хоть экипаж цел — тоже немало.
