Екатерина Александрова - Короли без короны
Принцесса Релинген распорядилась приготовить портшез. Идти к королеве-матери после случившегося было глупо, к тому же Аньес распирало от любопытства, кто ее нечаянная протеже.
— И вы, Коэтиви, тоже пойдет со мной, — приказала принцесса, кивнув Карлу. Повинуясь молчаливому приказу, телохранитель подхватил свободной рукой графиню и повел обеих дам вслед за принцессой.
— Молитесь, чтобы ваши истории были достойны внимания ее высочества, иначе ваши жизни не будут стоить и денье, — на неожиданно великолепном французском сообщил дворянин принцессы Релинген Соланж и Луизе, окидывая презрительным взглядом обеих.
Во дворце Релингенов Луиза успокоилась. У нее было время обдумать, что сказать принцессе. Фаворитка принца по-прежнему оставалась невысокого мнения об уме Аньес. Фламандка оказалась более вспыльчива и надменна, чем ожидала бывшая подруга, но вспыльчивость, надменность и лебезящая перед титулом толпа не могли добавить добродетельной гусыне ума и красоты. Обмануть Аньес, показав раскаяние и сожаление, может быть даже вынести еще одну порку, избежать гнева королевы-матери и отправки в монастырь… Вернуть благосклонность Анжу, а потом лично проследить за тем, чтобы негодная девчонка отправилась на дно Сены… Луиза молилась только об одном — чтобы принцесса не стала медлить с расспросами.
В отличие от Луизы, Соланж приходила все в больший и больший трепет. А если принцесса Релинген ей не поверит и выставит вон?.. Или прикажет постричь в монахини за дурное поведение? Страх оказаться на улице и попасть в руки принца или навсегда затвориться в монастырской келье, слова офицера принцессы, не церемонящегося с обеими дамами, голод и усталость лишали девушку последних сил. Что могла она, скромная монастырская воспитанница сделать против воли принцев?.. Если бы не это, Соланж наверняка заметила бы ласковый взгляд Аньес, воспринявшей слова из молитвенника как знак свыше, но девушка была слишком измучена для наблюдений. В уже знакомом Луизе зале Карл указал фаворитке принца на табурет, а Соланж усадил на скамеечку с подушкой у ног принцессы. Это было место фрейлины Аньес, но не знавшая таких тонкостей Соланж подумала только, что скамейка с подушкой намного лучше жесткого табурета — она могла даже опираться на ножку стула. Последнее обстоятельство скрашивало необходимость находиться при принцессе почти в коленопреклоненном положении.
— Итак, Луиза, вы прекрасно знали, зачем я направляюсь к их величествам, и все-таки своей дикой выходкой вынудили меня вернуться. Я жду объяснений, — голос принцессы обдавал холодом.
Соланж сжалась. Уж если поведение графини принцесса признавала неподобающим и нарушившим ее планы, что тогда ждет Соланж, ставшую причиной переполоха?
Луиза де Коэтиви придала своему голосу самое чарующее звучание. Изящно соскользнув с табурета и присев в низком реверансе, графиня принялась восхвалять добродетели принцессы и ту радость, которую она неизменно испытывает в обществе Аньес. Соланж смотрела как зачарованная, размышляя, что ни за что не сможет так свободно и почтительно говорить с ее высочеством. Она не видела лицо принцессы, иначе сразу же поняла, что Луиза зря упражняется в красноречии — скука сменилась раздражением. Тон принцессы Релинген не потеплел ни на йоту.
— Ближе к делу, Коэтиви, пока я не услышала ничего нового.
Луиза запнулась.
— Ваше высочество, эта несчастная сирота действительно воспитанница принца. На нее находят припадки бешенства, и его высочество взял несчастную в Париж, чтобы отдать ее монахиням. Я почти месяц неотлучно следила за ней, оберегала. И вот благодарность за труды — девчонка сбегает. Я каюсь, что поступила не по-христиански, накричав на нее, но мы — я и принц, были так испуганы, а Франсуа просто пришел в ярость, вы же знаете нрав дофина. Я готова принять любое наказание, лишь бы спасти несчастное дитя.
Луиза приняла тон и позу кающейся грешницы. Глаза ее наполнялись крупными слезами, голос подрагивал, казалось, графиня едва сдерживалась от нахлынувших на нее чувств. Полный раскаяния взор в сторону принцессы… укоризненный взгляд, обращенный к Соланж. Этому голосу хотелось верить. Эти глаза не могли лгать. Соланж готова была разрыдаться. Что она могла противопоставить такой искусной паутине лжи? Аньес щелкнула пальцами, прерывая излияния графини.
— А что скажете вы, милая? — совсем иным тоном, чем ранее к госпоже де Коэтиви, обратилась принцесса к Соланж. Однако каким бы ласковым не был голос принцессы, мадемуазель де Сен-Жиль не смогла произнести ни слова. Язык никак не хотел поворачиваться, рот наполнился тягучей горькой слюной, и девушка разрыдалась, как простая деревенская девчонка, не в силах произнести ни слова. Странно, но слезы Соланж не вызвали раздражение принцессы Релинген.
— Назовите себя, дитя, — мягко, как бывало матушка, произнесла принцесса.
Мадемуазель де Сен-Жиль вновь обрела дар речи. Назвавшись, девушка пришла в себя. Ей нечего было скрывать, Бог свидетель. Просто и безыскусно Соланж поведала о том, как стала воспитанницей герцога, о его нескромных речах и оглушительном предложении, о путешествии в Париж, подслушанном разговоре, своем бегстве и награде за поимку.
Едва Соланж закончила рассказ, графиня вскочила с места.
— Да у нее рассудок помутился, может принц и говорил что-то о своей женитьбе, так эта дуреха навоображала, будто Франсуа жениться на ней… я же говорила — она помешанная!!!
Если бы взгляд Луизы мог, подобно легендарной Медузе обращать в камень, Соланж тотчас превратилась бы в статую.
— Не верю, ни одному вашему слову не верю, — отвращение в голосе Аньес Религен заставило Соланж вновь сжаться Конечно, ее рассказ, в отличие от повествования графини был столь неправдоподобен, а поведение принца столь кощунственно, что принцесса просто не могла в такое поверить.
— Ни единому, Луиза, — меж тем продолжала принцесса Релинген, выпрямившись во весь рост, — ну и дрянь же ты.
— Мадам, я правду говорю, — осознав, что ей не удалось провести Аньес, Луиза попыталась оправдаться. — Я заботилась о мадемуазель как о собственном ребенке.
— Тебе знакомы материнские чувства? — яростно выпалила принцесса, некстати для Луизы вспомнив о долгих поисках тел воспитанника и его матери во всех окрестностях Лоша. — Опять ложь. Ты способна думать только о себе. А уж три недели забот о помешанной девице?.. — Аньес усмехнулась. — Ты что меня дурой считаешь?
— Ваше высочество… мое почтение… — лепетала Луиза, сообразив, что от новой порки ей все-таки не уйти, и пришла пора вновь падать на колени.
— Хватит! — оборвала причитания Луизы Аньес. Если бы мадам де Коэтиви каким-либо способом проникла в мысли принцессы, она пришла бы ужас и поняла, что с падением на колени и мольбами о прощении уже опоздала. Аньес была воспитана истовой католичкой. Релинген примирил ее с реформаторством, однако мысль о том, что кто-то мог проявить святотатство, надругавшись над таинством брака, погубив при этом невинную девочку, привело ее в ярость, какую принцесса не испытывала вот уже лет десять.
— Богохульство и святотатство, — холодно изложила принцесса Релинген свой приговор.
Именно об этих словах на какой-то миг подумала Луиза три недели назад, предлагая принцу шутовской брак с монастырской воспитанницей. Однако тогда эти слова не казались такими страшными и неотвратимыми.
— Мадам, я не знала ничего о замыслах принца… — взвизгнула Луиза. — Скажите же, скажите, Сен-Жиль, я хоть раз была с вами непочтительна?! Принц обманул и меня! Я жертва, как и мадемуазель, — захлебываясь словами, почти рыдала графиня, забыв даже о своем желании пасть на колени. — Да, я солгала, что девица Сен-Жиль безумна, но только из неприязни к будущей дофине. Вы же знаете, Аньес, я жить не могу без Франсуа!
Аньес еще раз взглянула на девушку у своих ног. Вряд ли та понимала, в какую историю попала. Принцесса Релинген не верила, что Франсуа мог придумать ложный брак. Нет, скорее всего он приказал бы своим головорезам — тому же Бюсси — отвезти девицу в какой-нибудь тихий охотничий домик, а там соблазнил бы или взял силой, после чего стал бы хвастать направо и налево очередной победой. Только и всего. Но обречь девицу на смерть, а душу ее на вечное проклятье — до этого могла додуматься только Луиза. Аньес коснулась головы девушки, убеждаясь, что все услышанное и увиденное ею не наваждение. После шутовского брака девушку ожидали воды Сены, если комедия останется втайне, и петля, если история выйдет наружу. Луиза не заслуживала снисхождения.
— Тогда ты должна была радоваться бегству мадемуазель, а не назначать награду за ее поиски, — принцесса слушала рассказ Соланж очень внимательно, так что делать выводы для нее не составляла труда.
Луиза попыталась вновь заговорить, однако Аньес прервала ее, махнув рукой.
