Валерио Эванджелисти - Обман
— Ваша дочь? Тем лучше. Она чертовски хороша. Знакомство с таким красивым и знатным кавалером, как имперский посол, сделает ей честь. Почетно будет также разделить с ним одну из спален в доме монсиньора делла Каза, если, конечно, свободная найдется. Еще часок — и надо будет долго искать.
Катерина нахмурилась, но потом ее лицо разгладилось и озарилось искренней улыбкой.
— Вам просто цены нет, мессир Пьетро. Вас вообще не интересуют приличия.
— Если бы я их соблюдал, я бы не смог задрать ни одной женской юбки. Я, может, и стал бы святым, но несчастным. А в Венеции быть несчастным — единственный смертный грех.
Челлини и Мендоса выглядели все более смущенными. Испанец попытался сменить тему разговора.
— Поглядите-ка на цыганку, что беседует с Еленой Чентани. Как по-вашему, это женщина?
Пьетро Аретино распахнул круглые, слегка навыкате, глаза.
— Чентани? Да это самая красивая женщина в городе! Единственная натуральная блондинка!
— Нет, я говорил о цыганке.
Челлини ухмыльнулся.
— Вы хотите сказать, о цыгане. Вы не заметили, что это мужчина? И я, пожалуй, смог назвать его имя.
— Кто же это?
— Сейчас я вас удивлю: это Лоренцино Медичи, убийца великого герцога Александра.
Вместо того чтобы удивиться, дон Диего де Мендоса обменялся коротким взглядом с герцогиней. Мгновение спустя Катерина грациозно поднялась.
— Прошу прощения, синьоры, — сказала она, обращаясь главным образом к Аретино, — Я пойду спрошу дочь, не захочет ли она познакомиться с дворянами из вашего рода. Подождите немного, я ее приведу.
Удаляясь, она уловила обрывки комментария, которым обменялись трое приятелей.
— Вот сводня, — пробормотал Челлини, — даже дочерью торгует.
Аретино фыркнул.
— Да хоть бы и так, мне одно важно: пара грудей, которым нет равных на празднике. Представляю себе, каков зад… — И он вздохнул.
— Гляди, Пьетро, она не так молода, как кажется, — отозвался Мендоса.
— А мне-то что? Конечно, если уж матушка такая, то дочка…
Конец фразы Катерина не услышала, да ее и не интересовала эта болтовня. Между собой мужчины всегда соревнуются в показном цинизме, и это признак слабости. Так или иначе, а ее устраивало то, что она все еще пользуется успехом. Как раз в это утро она обнаружила на груди новые признаки дряблости и чуть не расплакалась.
Герцогиня быстро пересекла зал. В отличие от венецианок она не носила туфель на такой платформе, что ноги двигались как на ходулях. Зная, что за ней наблюдают, она сделала вид, что толпа увлекла ее за собой, и оказалась за плечами Пьетро Джелидо.
— Он переодет цыганкой, — шепнула она, — разговаривает с Еленой Чентани.
Монах не ответил и даже не пошевелился. Зато Пьер Филиппо Пандольфини, человек с грузным лицом и непроницаемым взглядом, тихо сказал:
— Надо выманить его наружу. Там у подъезда Чеккино да Биббона и еще наши.
— Об этом позабочусь я.
Катерина отошла от дипломатов, изобретая предлог, чтобы вывести Лоренцино на улицу, но ее опередил Зуан Чимадор. Закончив представление и отстегнув картонный фаллос, мим подошел к краю сцены, освещенному рядом факелов. Он жестом попросил тишины и сказал с поклоном:
— Синьоры, ночь прекрасна и полна звезд. Вся Венеция празднует карнавал. Призываю всех выйти на улицу и присоединиться к хороводу. Посмотрим, у кого из нас в эту ночь самая красивая маска и самое волнующее тело!
Приглашенные с энтузиазмом откликнулись на предложение и, образовав «змейку» во главе с беспечным монсиньором делла Каза, начали двигаться к выходу. Катерину это обстоятельство разозлило. Она почувствовала, что кто-то тронул ее за руку, и резко обернулась: это был дон Диего де Мендоса.
— Лучше всего напасть сегодня, — шепнул ей посол, — Воспользуйтесь толпой.
— Я сделаю все, что от меня зависит, но гарантий дать не могу.
— Ну хотя бы попытайтесь. Вряд ли еще представится такая возможность.
Вельможа быстро отошел. Катерина надела черную полумаску с вуалью и стала проталкиваться сквозь толпу. Ей обязательно надо было оказаться у выхода раньше Лоренцино. Стараясь не попасть на глаза Пьетро Аретино, который пытался ее догнать, она пристроилась за монсиньором делла Каза. Возбужденно жестикулируя, прелат возглавлял вереницу придворных дам, и Катерина затерялась в облаке легких, прозрачных одежд. Несмотря на нервозность ситуации, она с сарказмом подумала, что ее дед стал когда-то Папой под именем Иннокентия Восьмого. Нескрываемая связь между дамами во фривольных нарядах и церковными сановниками, которая существовала всегда, заставляла ее почувствовать себя в семейном кругу.
Но долго рассуждать было некогда. Она проследовала за нунцием вниз по лестнице к портику, освещенному луной. Канал возле дворца запрудили гондолы, полные развеселых масок, а на противоположном берегу переливалась светом факелов людская река. Над головами плыли мужские и женские фигуры огромных кукол с непомерными, гротескно выполненными признаками пола. Может, это были карикатуры на горожан.
Катерина уверенно направилась к двум субъектам, прятавшимся в тени колонны. Чтобы те могли узнать ее, она опустила маску.
— Момент настал, — шепнула она, — Он переодет цыганкой, вы узнаете его по красной юбке.
Тот из двоих, что был повыше ростом, выглянул из тени, и стало видно его грубое широкое лицо, обрамленное жидкой бородкой.
— Синьора, но здесь такая толпа… Убивать сейчас равно самоубийству. Бебо, ведь так?
— Да, настоящее безумие, — отозвался второй, приземистая фигура которого только угадывалась за колонной.
— Сейчас или никогда! — выкрикнула вне себя Катерина. — Или вы забыли об обещанном вознаграждении?
Бородач помотал головой.
— Я-то не забыл, но хочу получить его живым. Если нас схватят, даже сам Козимо Медичи не сможет нас вызволить, как бы он того ни хотел.
— Ох уж эти мужчины! Ленивы, как всегда! — Голос Катерины наполнился презрением, — Какое при вас оружие, капитан Чеккино?
— Обоюдоострые пистойские кинжалы с отравленными лезвиями.
— Дайте один.
— Но вы же не хотите…
— Я знаю, чего хочу. Дайте сюда!
Катерина схватила длинный кинжал за рукоятку и спрятала его в складках манжеты. Прежде чем отойти, она прошипела:
— А другим кинжалом отрежьте себе яйца. Может, женское обличье придаст вам смелости.
Теперь все маски шумно и весело высыпали на улицу, ожидая прислугу, которая двигалась позади с факелами. Катерина увидела цыганку в красной юбке. Та направлялась к каналу, обнимая за талию ослепительно красивую блондинку — Елену Чентани.
Катерина поискала глазами дона Диего, который притворялся, что слушает болтовню монсиньора делла Каза, обменялась с ним понимающим взглядом и двинулась к парочке, застывшей у парапета.
Приблизившись к ним, она выпростала кинжал из манжеты и придержала левой рукой. Цыганка и Чентани целовались. Момент был подходящий, и Катерина подняла кинжал.
В руку больно впились чьи-то пальцы. Герцогиня выронила оружие, и кто-то сразу подхватил его, раньше чем клинок звякнул по камням. Она в ярости обернулась, и тут же полновесная пощечина обрушилась на нее. От второй оплеухи вспыхнула щека и потемнело в глазах. Катерина почувствовала, что ее куда-то тащат, и сквозь звон в ушах различила вежливый голос:
— Простите ее, синьоры. Мы не хотели нарушить ваше веселье. Это просто потаскушка, с которой мне надо свести кое-какие счеты.
Она узнала голос, а несколько мгновений спустя, когда вернулось зрение, узнала и физиономию Пьетро Джелидо. Монах втолкнул ее в самый темный угол галереи и злобно на нее уставился.
— Вы что, хотите все испортить? Или вы сошли с ума, или решили предать нас!
Катерина тоже взвилась от злости и с усилием проговорила:
— Да кто ты такой, прощелыга, чтобы поднимать на меня руку? Да ты хоть знаешь, что я могу…
Фразу оборвала очередная оплеуха, настолько увесистая, что голова Катерины мотнулась в сторону. Она ощутила вкус крови, побежавшей из разбитой губы, и безудержно разрыдалась.
Голос Пьетро Джелидо не выражал никаких эмоций:
— Успокойтесь, герцогиня. Я помог вам избежать глупости, которая повлекла бы за собой ваш арест и крах всего нашего дела.
Катерина попыталась ответить, но у нее вырвалось только какое-то бессвязное бормотание. Ей никак не удавалось сдержать слезы. В этом последнем унижении соединились тысячи предыдущих, и теперь они все всплыли в памяти. Прошло несколько минут, прежде чем ей удалось взять себя в руки. Она судорожно вздохнула.
В этот момент Пьетро Джелидо, холодно примерившись, ударил ее еще раз, с жестокой расчетливостью стараясь бить по губам: Кровавый ручеек потек гуще. Тогда он отчеканил:
— Хотите нам служить — научитесь подчиняться. Лорензаччо должен умереть в тот момент, который выгоден нам, и не раньше. Император и герцог Козимо желают, чтобы казнь прошла без свидетелей. Если отнесетесь к приказу с почтением, можете считать себя реабилитированной. В противном случае вся Венеция узнает, что вас раздели донага и высекли в Эксе за то, что вы распространяли чуму. И в гондоле городского палача появится еще одна жертва на растерзание.
