Александр Мазин - Варвары
По идее, что требовалось? Ложемент индивидуальный сделать. И оказалось, что сделать его ну никак невозможно. На программу «Мир» деньги выделялись все в меньшем количестве, как и на космос в целом, — не до того было. А уж после павловской реформы и вовсе тоскливо стало. «Мир»-то когда запустили? В 86-м, сроком на пять лет. А в 91-м планировали «Мир-2» запускать. Только в 91-м в стране бардак был, потом путч этот карнавальный…
Короче говоря, ситуация так и оставалась в подвешенном состоянии. До 92-го. В девяносто втором вдруг решили ложемент для Лехи сделать. И сделали. А в 94-м он лететь должен был. И все было бы хорошо, да случайность помешала. Прямо перед стартом Геннадий как-то умудрился грипп подцепить. Полетел другой экипаж. Черепанов потом признавался Алексею, что тогда почти решил уйти. Тем более что и было куда уходить. Но — остался. Амбиции пересилили. Упрямство врожденное, опять-таки. Правда, сам Черепанов эту свою черту не упрямством, а упорством называл.
Короче, остался. Прошел переподготовку на командира корабля — до этого бортинженером был. А полететь все никак не удавалось. С одной стороны, были в отряде и те, кто хорошо полетал уже, — им, разумеется, предпочтение отдавали, с другой — те, кто помоложе.
На МКС Черепанов уже и не надеялся слетать. Возраст был слишком большой.
И вдруг привалила Генке удача. Где-то в недрищах нашей аэрокосмической бюрократической системы выродили решение — Черепанова к старту готовить. И вот в один прекрасный день Геннадия Петрович к себе вызвал и сообщил. И Алексея Генке представил: вот твой бортинженер.
Пока Черепанов за космос бился, Коршунов мирно занимался наукой. Влиянием микрогравитации на рост кристаллов. Казалось бы, крошечный участок науки, только для специалистов, но на самом деле — страшно важный. И где надо, это понимали. Работай Коршунов в Штатах, золотой ложкой ел бы. Но… Не то чтобы Алексей жутким патриотом был… Просто тема напрочь закрытая. Да и бывал он в этих Штатах. Ничего хорошего, кроме денег.
В тот день Алексею жутко везло. Все выстраивалось как нельзя лучше. С утра приходит на работу — докладывают: процесс, над которым несколько месяцев кряду бились, пошел. Значит — расширение темы и новые дотации. Час прошел — из бухгалтерии звонят. Деньги, которые с доисторических времен проплатить не могли, а тут нате вам, сподобились: придите и получите.
А к вечеру к директору института вызывают. Не хотите ли в космос слетать, Алексей Викторович?
В общем, Алексей тогда не очень серьезно к этому отнесся. Согласился, конечно: отчего не попробовать. По дороге домой решил еще раз судьбу попытать. Зашел в зал игровых автоматов (первый раз в жизни) и с первой попытки изрядный выигрыш отхватил.
По правде говоря, на космос Коршунов согласился больше из-за денег. Деньги впереди светили действительно большие. Плюс карьера. На науку серьезных надежд уже не приходилось возлагать, здесь Алексей свой потолок отчетливо видел. Поскольку почти до него дошел.
Отбор Коршунов проскочил со свистом. Сам не верил, что пройдет, но — легко. И оказался в паре с Геной.
Судьба? Наверное. Это Черепанов к космосу пер с потом и кровью, мелкими перебежками, Алексея туда буквально катапультой выкинуло.
Вокруг МКС возня началась еще на первом этапе эксплуатации. Все пытались побольше урвать. Россия, само собой, приняла в этом самое активное участие. Что ни говори, а «Заря» и «Звезда»[12] — базовые модули, без которых МКС вовсе бы не было, — нашей разработки. «Заря», правда, на штатовские деньги сделана, зато «Звезда» — полностью российская. Несостоявшийся «Мир-2». У Америки нет и не было опыта в создании долговременных обитаемых орбитальных станций, а в СССР недаром рекорды длительности полетов устанавливали.
На МКС, как выяснилось, проводились опыты с микрогравитационной лабораторией. Программа была сверхплотная, но какое-то окно намечалось. И это окно должен был заткнуть российский специалист.
Вышло так, что этим специалистом оказался Коршунов. Повезло?
Тогда он полагал, что да. Но прав был древнегреческий философ, заявивший легендарному богачу Крезу, что о человеке нельзя сказать, что он — счастливчик, пока этот человек не помер. Лидийский царь Крез получил возможность в этом убедиться. Коршунов… Нет, даже сейчас говорить о его удачливости-неудачливости было рановато. Во-первых, Алексей был еще жив (что лично ему было весьма приятно), во-вторых, царь Крез изначально был царем, а Алексей Коршунов — нет. Хотя… Чем черт не шутит…
Глава двадцать седьмая
Алексей Коршунов. Топорик
Когда космонавты вернулись домой с твердым намерением пообедать, то выяснилось, что возник дефицит дров. То есть дров было навалом: рядом с избой, под навесом, имелся внушительный штабель отличных сухих жердин. Но жердину в очаг не запихнешь, ее следует сначала разделать на чурочки. Последнее можно было проделать с помощью тесаков, но хлопотно. Топором — куда проще.
— Давай-ка, Леха, прогуляемся, — предложил командир. — Попросим взаймы топорик, а заодно круг знакомств расширим и словарный запас. Нет возражений?
Возражений не было, и они отправились к ближайшему подворью.
Минут через двадцать они уже стояли у чужой калитки, по другую сторону которой исходила лаем кудлатая дворняга.
Минутой позже откинулась шкура, прикрывающая вход в избу. На пороге нарисовался бородатый детина.
Увидев Алексея с Геннадием, детина заметно притрухал. Но тут же — молодец! — взял себя в руки: пинком урезонил дворнягу, открыл калиточку и знаками пригласил в дом.
Однако, как заметил Алексей, в глаза гостям детина старался не смотреть.
Вошли.
Интерьер оказался стандартный: как у Хундилы с Фретилой. Только победнее.
Помимо хозяина в избе присутствовал еще один мужик, постарше, две девчонки-малолетки и толстая тетка с малышом. Все дружно уставились на гостей. Без восторга.
Алексей с Геннадием переглянулись.
Командир прокашлялся.
— Нам бы топор, — сказал он, — сучья порубить.
Все ужасно изумились, когда он заговорил. Даже рты пооткрывали.
— Топор, — поддержал его Коршунов. И, лоб наморщив, выродил: — Гибанд.
«Гибанд» по-местному «дай». Вчера выучили.
— Топор, — повторил Леха и, ухватив воображаемый топор, занес его над головой. Опустил резко, будто полено расколол. — Гибанд. — И на второго мужика, который постарше, посмотрел. — Топор гибанд, плиз, мы вернем.
Тетка прижала к себе пацана. Что-то пробормотала тихо. Пожилой мужик с натугой размышлял.
— Меки? — наконец переспросил он. Ни на командира, ни на Алексея он не смотрел. В пол уставился.
— Топор, — повторил Алексей. — Топор нужен.
И снова изобразил, будто перерубает воображаемый сук.
Не понимают. Или делают вид.
Алексей огляделся в поисках подходящих для разъяснения предметов… И взгляд его наткнулся на вожделенный топор. Как он его раньше не заметил? Топор был прислонен к стене, неподалеку от очага.
— Вот, — показал он на топор. — Топор. Мы его сейчас вернем. Гибанд.
— Да, — подхватил командир. — Гибанд.
Мужик перевел взгляд на топор. И молодой верзила тоже. И все семейство уставилось на топор, будто впервые его видело.
— Ну так мы возьмем? — фальшиво обрадовался командир. И, прошипев Алексею: «Не стой столбом, мудило», — подошел к топору. Взял его, взвесил на руке, снова поставил на место. И, снова обратясь к немолодому мужику, осклабился: — Гибанд.
Алексей тоже радостно оскалился. И вдруг почувствовал, что сделал что-то не так. Атмосфера в доме как-то опасно сгустилась.
Детина тоже осклабился. Но как-то нехорошо. И на стену покосился. А на стене, как нетрудно было заметить, щит висел, а рядом — копье. С внушительным, шириной с ладонь, наконечником.
— Ладно, — бросил Черепанов, — отбой. Пошли-ка отсюда, не будем нарываться.
Тут одна из девчонок что-то пропищала. Белобрысый верзила переспросил, та повторила.
Немолодой мужик вдруг просиял лицом. И верзила просиял. Мужик ухмыльнулся и что-то бросил верзиле. Тот пошел в глубь дома, пошуровал там, в полумраке, и вернулся…
Нет, это был не топор. А если и топор, то точно не сучья рубить. Руки-ноги — да. Головы — милое дело.
— Секир-башка… — пробормотал пораженный Алексей.
Да, это была серьезная вещь. Длинная рукоять, хищно выгнутое лезвие, уравновешенное с противоположной стороны заостренным клювом. Секира и есть.
Верзила протянул орудие убийства командиру. Показал на топор у очага, презрительно хмыкнул. Потом постучал заскорузлым пальцем по лезвию секиры и поощрительно что-то прорычал.
Командир принял оружие. Кивнул верзиле, потом оглядел все честное семейство:
