Кирилл Мамонтов - Хронокорректоры
Разумеется, Роман и Георгий, с юных дней слегка сдвинутые на военно-морской истории, немедленно затеяли диспут, вызвав недоумение предков.
– Ставлю гинею против керенки, что флотом командует Шеер, – уверенно заявил Рома. – Командиры эскадр – Шмидт и Сушон.
– Или Хиппер, – уточнил Гога. – Яйца под трамвай на спор не положу, но не сомневаюсь, что «Байерн» и «Баден» участвуют в сражении.
– Шеер держит флаг на «Бадене». Если они догонят колонну «Севастополей», то размажут…
Ян Петерс, помощник председателя ВЧК, угрюмо посоветовал обоим переходить на службу в Военный Контроль и подтвердил, что начальник морских сил бывший адмирал Щастный передал именно такие сведения. Действительно вражеский флот ведет сам гросс-адмирал Шеер. В рапорте Щастного назывались также два «Байерна», девять дредноутов типа «Кайзер» и «Кёниг», а также линейные крейсера «Дерфлингер» и «Мольтке».
– Что это означает? – осведомился Адам, сурово глядя на них.
– Это означает, что Балтфлот влетел в попадалово, – туманно изрек Гога.
Рома поспешил разъяснить в более доступной лексике:
– Амба подкралась незаметно, как полярная лисица. Будь на кораблях нормальные экипажи, оставался бы крохотный шанс на спасение. Но мы сегодня видели, что представляют собой доблестные моряки Гельсингфорса.
Петерс неуверенно призвал не впадать в панику, но подтвердил, что главковерх Крыленко подал в отставку. Причем вовсе не потому, что признал собственную бездарность и некомпетентность. Крыленко считал изменой делу революции создание регулярной Красной Армии.
Примерно через час Дзержинский созвал личный состав – оперативников и бойцов особого отряда.
– Обстановка накаляется, – провозгласил мрачный председатель ВЧК. – Немецкий флот потопил два наших дредноута, «Севастополь» и «Баян» оторвались от преследования, судьба остальных кораблей неизвестна. Линкоры немцев обстреляли наши войска на побережье, после чего германская пехота захватила Гатчину. Троцкий телеграфировал согласие подписать мир на любых условиях, но генерал Гофман не отвечает. По этой причине… – Дзержинский вздохнул и продолжил после паузы: – Совнарком принял решение перевезти правительственные учреждения в Москву. Товарищ Петерс с отрядом Адама немедленно выезжает, чтобы занять здание для размещения Чрезвычайной комиссии. Остальные приедут завтра.
Не прошло и получаса, как они грузились в московский поезд.
Три месяца в революционном Отечестве выработали у них условный рефлекс – при малейшем шорохе за дверью купе оба выхватывали пистолеты. Георгий, наученный опытом перестрелки на обратном пути из Могилева, тоже держал запасной ствол в кармане шинели. Попутчики дважды совались к ним, однако вид нацеленных на вход дульных срезов отбил охоту заглядывать к нервным коллегам. Больше их не беспокоили, так что друзья провели без посторонних основную часть путешествия из прежней столицы в будущую.
Разговор начался с отвлеченной темы. Поглаживая выросший на черепе колючий «ежик», Рома тоскливо буркнул: мол, надо бы снова побриться, пока вши не завелись.
– И в баньку сходить, – согласился Георгий, а потом вдруг спросил: – Чем они тебя купили кроме благородной задачи выправления истории?
– Жизнь родителей… – Рома выглядел совсем разбитым, говорил тихо и грустно. – Отец умер от рака в семьдесят втором, я еще студентом был. Мама в автомобильной аварии погибла в семьдесят девятом. С женой развелся годом раньше, мы недолго вместе прожили.
– У меня такая же история, – сообщил Гога, тоже сильно расстроенный обстоятельствами прошлыми и грядущими. – Дорогие потомки выбрали в исполнители волков-одиночек. Тех, кому терять нечего.
– Ты тоже сирота? Мы никогда об этом не говорили…
– Ну да, тоже. Мать убита «Градом» летом девяносто второго, мы с отцом жили в гарнизонном городке в Степанакерте. Старший брат погиб в Чечне зимой девяносто пятого. Отца застрелили возле дома в две тысячи седьмом. Застрелил мальчишка-боевик обкуренный, Муса Ханбаев, сын бригадного генерала, которого мой отец в Бамуте кончил, а этого щенка пожалел. Женат я никогда не был.
Они сидели молча, каждый думал о своем под монотонный перестук. Первым прервал молчание Роман:
– Не могу поверить, как могла страна развалиться… Нет, я понимаю, что ты правду рассказал, но поверить не могу. Конечно, мы тоже чувствовали загнивание, но ждали чуда, надеялись на умного вождя…
– Чудес не бывает, извини за банальность. Папаша вспоминал, как они все радовались, когда Меченый перестройку провозгласил. А через пару лет все полетело к чертям, и поздно стало чесаться. Такая махина понеслась как взбесившаяся кляча. Многие тогда опомнились, однако не нашлось ни диктатора, ни надежных войск.
– Страшно… И мы тоже не смогли сдержать лавину. Все равно события сворачивают на прежнюю колею.
Махнув рукой, Гога скривился лицом и сказал сердито:
– Порой кажется, что мы допустили ошибку по важной причине: ни хрена мы историю не знаем. И твои книжки, прошедшие партийную цензуру, и горы мусора, которые мною в Интернете найдены, содержат недостоверные сведения. Ведь я перед внедрением столько баз данных перелопатил…
Хотя на сей раз он говорил на простом русском языке, а не чудовищном «олбанском», то и дело звучали незнакомые слова. Рома прервал друга:
– Притормози. Что такое «база данных»? Хранилище информации на магнитном носителе?
– Это хранилище дезинформации! – рявкнул Гога. – Говорю же тебе, Интернет завален идиотскими выдумками всяких дебилов, и среди морей бреда почти невозможно разыскать реальные факты. А если даже вычленил правдивые сведения, то не поймешь, как их оценить.
Понять сказанное близким потомком было не просто. Роман очень смутно представлял себе всемирную сеть электронных машин, о которой так часто говорил Гога. Труднее всего было поверить, что в близком будущем ЭВМ почти не использовались для математических вычислений. ЭВМ размером с телевизор в качестве средства просмотра фильмов или межконтинентальных видеопереговоров вообще выходила за рамки воображения.
Он решил не ломать голову над феноменами, с которыми не сталкивался лично. В конце концов, оказавшись на звездолете, он тоже увидел много непонятного. Надо будет спросить, похож ли пресловутый Интернет на Информаториум «Мечтателя», подумал Роман, однако быстро отогнал несвоевременное любопытство.
– Хотелось бы мне знать, сколько еще ждать возвращения звездолета, – произнес он раздраженно. – Пусть я неженка и пережиток развитого социализма, но мне трудно жить без цветного телевидения, хорошей музыки, хоккея и теплой воды из крана.
– А также без Интернета, хороших игрушек, мобильных телефонов, – поддакнул Гога, тоже погружаясь в депрессию. – Вдобавок надоели макароны, гнилая картошка и ржавая селедка. Ты умеешь жарить курицу?
– На газовой плите.
– А я в электрической и микроволновке готовых разогревал. Пепси-колы бы, колбаски твердого копчения, хотя бы пиццу или бигмак. Про суши ваще молчу…
– Совсем вы при диком капитализме разложились. А если шашлычок организовать или курицу на вертеле? Наверное, реально.
– Реально, нереально… В газенваген! Морозим, как дефективные, словно важнее проблем нет. – Георгий взмахнул уродливым маузером образца 1912 года под парабеллумовский патрон. – Ты что собираешься делать? Так и будем сидеть в этом времени?
– А что мы можем придумать? Надо ждать, пока вернется звездолет. Если покинем это время, они не найдут нас.
– Тоже верно. – Возбуждение Гоги быстро улетучивалось. – Только я все время думаю про наши мультифункционалы. Если верить Альтаире, с их помощью мы можем совершить прыжок на двадцать лет и вернуться обратно.
– Ну да, можем отправиться в конец тридцать седьмого или начало тридцать восьмого. – Роман продолжил совсем уныло: – Сколько раз об этом говорили. В крайнем случае можно будет попробовать… Нас там кое-кто знает…
– Вот на этом пункте мои двигатели резко переключились на «стоп-машина»!
– А почему, собственно говоря?
– Как ты себе представляешь это путешествие? И мы с такими рожами возьмем да и припремся прямо к Сталину, – пропел Гога на ужасный мотив. – Ты пойми, морда коммуняцкая, что мы попадем в тридцать седьмой год, которого совершенно не знаем. Может, там Троцкий сталинцев будет расстреливать и нам припомнит, как мы на него стучали.
– Есть идеи получше? – насупился Рома. – Если нет, так нечего сотрясать атмосферу.
– Представь себе, появилась идейка, – азартным шепотом сообщил Гога. – Коли нельзя бежать вперед, так рванем назад. Одна тысяча восемьсот девяносто восьмой год. Хоть недельку отдохнем в цивилизованном времени, по ресторанам пошляемся…
– Предлагаешь в дореволюцию? – насмешливо переспросил Рома. – В таком гардеробе?
