Дмитрий Бондарь - Ничего личного
Но демонстрация возможностей мобильной связи убедила Захара, да и самого меня, что вложение средств в эту отрасль должно принести колоссальный успех.
— Нужен кто-то понимающий в этой канители, — подытожил наши развлечения Майцев. — Сами мы, боюсь, таких дров наломаем! И хорошо бы уже разработку такой технологии переложить на какой-нибудь НИИ связи.
Я рассмеялся.
— Ничего смешного не вижу, — надулся Захар.
— Солженицына знаешь?
— «Вермонтского затворника»? Этого пасквилянта?
— Да никакой он не пасквилянт. Писал о том, что видел вокруг и о чем другие молчали. А он не молчал. Он хорошего ничего в советской власти не усматривал, но это не вина его, а беда. Да и трудно его винить в том, что не видел хорошего — ты знаешь, как наши могут постараться, чтобы выбить из человека оптимизм. Папаня твой про всяких Снежневских, помнишь, рассказывал? И это еще по-божески. Но все неважно. В солженицынском «В круге первом» как раз и описан такой НИИ связи — «Марфинская шарашка». Вот я и вспомнил. Прочитал пару глав как-то случайно.
— Понятно. Игра слов. К делу не относится. Если сейчас эту шарашку нагрузить таким заказом — пусть и не выдадут приличного результата, но хоть заняты будут чем-то полезным, а не разработкой очередного электромагнитного кибернетического дешифратора кодированных телеграфных сообщений. И к тому времени, когда понадобятся — у нас будут какие-никакие, а специалисты!
Идея была неплоха, да и пора бы уже с чего-то малого начинать, чтобы потом не обжечься на большом. А связь — это здорово. Если вместо Nokia на рынке появится какой-нибудь Nil's из Москвы — я буду только рад. Да вот, кстати, и на Nokia пора бы обратить внимание — она сейчас как раз в очередном кризисе, собирается разделяться и преобразовываться — наверное, стоит прикупить и саму Nokia и ее «резиновый» кусок. Подбросить деньжат, указать новые пути развития. Телевизоры, так и быть, пусть себе оставляют. А нам телевизоры и «Рубин» с «Изумрудом» сделают отличные. Да, и пусть русские ездят в Эспоо на стажировку. И нам здесь спокойнее будет, и им проще общаться. От Ленинграда вообще четыре часа на машине. А там рядом еще и Ericsson — наверное, самый мощный производитель мобильных сетей, со временем подмявший под себя большую их часть. У них годовой оборот сотнями миллиардов исчисляться будет — очень лакомый кус: крупнейший в будущем производитель телекоммуникационного оборудования и крупнейший производитель телефонов.
Я рассказал свою мысль Захару, и тот пришел от нее в полнейший восторг. Он принялся убеждать меня, что тянуть и дальше с финнами и шведами не стоит и нужно уже сейчас браться за разработку Скандинавского участка.
И я был с ним в этом согласен. Оставалось только найти человека в Союзе, который взялся бы устанавливать научные контакты с выбранными компаниями. Эту задачу я повесил на Захара — назвался груздем, пищи, но тащи. В Европе ему теперь предстоит бывать очень часто.
— Заодно заедешь к тем товарищам, из вороновского списка. Помнишь?
— Заеду, — пообещал Майцев и опять набрал мой номер на телефоне.
Мой аппарат звякнул пару раз и, тихонько пискнув, умолк — кончился заряд батареи.
Глава 5
Мой компаньон снова улетел в Европу на своем любимом «Конкорде», а я остался решать текущие дела.
Мне все больше не нравилась скорость, с которой текло время, и я все чаще ощущал, что если все продолжится так же и дальше, нам не успеть ни к девяносто первому, ни к девяносто пятому. Нам требовалось создать эффективный механизм циркуляции денег между двумя экономиками. С доходной частью еще более-менее было понятно — деньги текли полноводной рекой отовсюду: от наших банков, фондов, от тех трех сотен фирм и фирмочек, что весь прошлый год учреждал и перекупал Захар по всему миру. Они работали на всех биржах, чей дневной оборот превышал миллиард долларов, и с настойчивостью пылесоса собирали излишки капиталов. Американской их частью занимался теперь Снайл, и здесь успехи были более всего заметны. Впрочем, это было совсем не удивительно — возможности фондового рынка в США и в любой другой стране мира отличались кардинально. Только в Токио, где непрерывный рост капитализации эмитентов продолжится еще три года, выведя ее по этому показателю едва ли не на первое место в мире, Торонто и Лондон оперировали сравнимыми объемами. Причем японцы, несмотря на лидерство в области электроники — и бытовой и промышленной, очень не спешили компьютеризировать свою биржу, и к электронным торгам на ней придут только в 1999 году — одной из последних. В будущем к этим площадкам присоединятся Гонконг, Шанхай и Мумбай, а все остальное так и останется региональной мелочью, чей годовой оборот едва превышал объемы торгов в Нью-Йорке за пару недель. Впрочем, все, как обычно — относительно. Американские компании, которые в большинстве и торговались на местных площадках, имели огромную капитализацию при очень невысоких в сравнении с японцами или европейцами прибылях и товарообороте. Легко могло оказаться, что компания с годовым оборотом в двадцать миллиардов долларов имеет капитализацию в сто миллиардов долларов, в то время как в Европе все было наоборот — компания стоимостью в десять миллиардов легко могла выпустить продукции на сто. Поэтому основная прибыль европейцев и японцев — от прямой деятельности: сколько SONY выпустит Walkman'ов, такую прибыль и получит, сколько Siemens сделает электродвигателей и сможет пристроить — на такую сумму перед акционерами и отчитается. В то же время в США прибыль компании в большей степени определялась ее успехами на фондовом рынке. Этим мы и пользовались — оторванностью биржевых спекуляций от промышленных реалий.
А вот что делать с расходами — ясности так и не возникло. Я очень надеялся на приезд Майцева-старшего, и ему уже было отправлено приглашение от местного университета, в рядах спонсоров которого с недавнего времени значилась и «Первая торговая компания Смита», но вместе с тем прекрасно понимал, что организовать что-то масштабное за столь короткое время уже практически невозможно. Даже будь ты четырежды гением — в одиночку это сделать не получится. К тому же я очень боялся нарваться на каких-нибудь Петриков и упустить тех, кто действительно мог совершить прорыв в науке.
На той волне обожания и любви к Горбачеву, что одолела практически все западные круги, можно было попытаться это сделать, но уже чуть позже — года с девяностого это с каждым днем станет делать труднее, потому что вакантные места «советников» займут не наши люди. Следовало начинать превращение капитала во что-то более весомое, вроде опытных предприятий и исследовательских центров, но страшно было отдавать в чужие руки даже незначительную мелочь — как сказал один из инвестбанкиров: «Если бы я давал деньги кому попало — я никогда не стал бы миллионером».
Но стоящая перед нами задача все чаще виделась мне в образе здоровенного валуна, который вроде бы и подъемный — по весу, размерам, однако как за него ухватиться? Я не знал, и это меня бесило! Все мысли ежедневно крутились только вокруг этой простой мысли: с чего и как начать? И ответов не было — за что бы я ни схватился, я обязательно выпускал из виду другую важную часть решаемой задачи, которая сводила мои усилия по подъему валуна к нулю. И сколько бы я ни думал — задача казалась неразрешимой.
В общем, когда в конце февраля в офисе торговой компании Смита появился некий Дэннис Блэк, я уже находился в предистеричном состоянии: почем зря срывался на девчонок, звонил Снайлу, Уилкоксу и Бригли и требовал-требовал-требовал, не очень соображая — чего хочу от них добиться.
Мистер Блэк вошел в офис около полудня, очаровал своей непосредственностью Марту и напросился ко мне на беседу, сославшись на неотложное дело.
Я успел подумать о многом: и о всемогущей SEC, надзирающей за фондовым рынком, и о ФБР, учуявших что-то незаконное в нашей деятельности; мелькнула мысль о возможном ко мне интересе со стороны АНБ, созданном американцами разведывательном монстре в мире коммуникаций — трафик международных переговоров скромной «Первой торговой компании Смита» уже давно превысил все разумные пределы, и мы всерьез задумывались о переходе на круглосуточный график работы.
Но все оказалось куда проще — вместо рукопожатия он протянул мне визитную карточку, на которой значилось: «Кооператив „Павлов, Воронов, Изотов“, торговый представитель на территории Северной Америки». Мне стало смешно, и я не знал, как на это реагировать.
— И еще вам велела передавать большой привет Юля Сомова, — добавил мистер Блэк. — Мне и моим коллегам необходимо встретиться с вами в приватной обстановке, где нам никто не помешает. Знаете, все эти звонки, уши в стенах… Береженого бог бережет.
И камень с моей души свалился. Теперь я знал, что и как буду делать.
