Константин Костинов - Джип, ноутбук, прошлое
– А зачем мясо покупать? – удивилась Юля.
– Как зачем? А где ему мясо взять? Если свинья есть, так ее раз в год на Рождество колют. Откуда мяса на весь год? Вот и покупают, хе-хе, мужички…
– Так… – запнулась Юля. – Куры же есть, утки там. На охоту ходить можно.
– Куры, хе-хе… Куры, госпожа, тоже жрать, прошу прощения на грубом слове, хотят. А кто ж на них зерно будет тратить, если самому не хватает? Бегает пара-тройка курей, яйца несут, вот и весь сказ. И на охоту ходить некогда, да и некуда. Леса-то, хе-хе, свели… Мясо в горшке, госпожа, есть у того, кто работает, – Столбов снял картуз и постучал себя по лысине, – головой. Сейчас у каждого четвертого, куда ни глянь, и лошади-то своей нет, землю чужими лошадьми да сохами пашут…
– Сохами? – Даже Руслан удивился. В его представлении соха – что-то относящееся к Древней Руси, а выражение «Сталин принял Россию с сохой» – художественная метафора.
– Сохами, хе-хе, сохами. На один плуг железный – две сохи деревянные приходится. Про паровые плуги и вовсе разговору нет. Дай бог, если во всей России полтысячи наберется. С сельскохозяйственными машинами, – Столбов со вкусом выговорил длинное словосочетание, – знаете как дела обстоят?
– С тракторами? – наивно спросила Юля, сама понимая, что трактора и сохи плохо сочетаются.
– С тракторами? – заулыбался Столбов. – Госпожа Лазаревич, тут сеялок-то одна на четыре сотни мужичков, жатки – одна сотни на две, я уж про грабли и косилки молчу – одна на тысячу. А вы – трактора… Чай не в Америке живем, наш мужичок привык по старинке земельку ковырять. Сейчас хорошо… – Торговец опять зажмурился, как кот на солнцепеке. – Раньше-то что было? Хоть каким ты работящим ни будь, а земли больше, чем община на душу положит, – не получишь. А сейчас: хочешь из общины уйти – уходи, никто тебя неволить не будет, бери свою землю и иди…
– Так ведь больше, чем было, – не понял Руслан, – все равно не получишь. Так на так и выходит.
– Не скажите, господин Лазаревич, не скажите. А купить? А? Общинную земельку-то не больно купишь, а тут – пожалуйста.
– Так вы же сами говорили, что денег нет. Откуда бедному крестьянину денег взять еще земли купить, если он на старом участке денег заработать не может?
– А бедному и нечего землю покупать, бедноту плодить. Выходи из общины, продавай землю – и на все четыре стороны. Хочешь – в город иди, на завод там или на фабрику, там таких, как ты, уже толпы стоят, хочешь – в батрачки, хе-хе, иди. Богатый крестьянин – он сам на своей земле ломаться не станет, он себе земли прикупит поболе да батрачков наймет, из тех же безземельных, в кулаке их держать будет. Законы, господин Лазаревич, не для слабых – для сильных пишутся.
Глаза торговца, казалось, блеснули холодным волчьим блеском.
– То есть, – спокойно проговорил Руслан, – богатые становятся еще богаче, а бедные – еще беднее? Так?
– А кредит? – перебила Юля, почувствовав настроение мужа. – Кредит можно взять?
– Отчего же нет. В Крестьянском банке бери ссуду да покупай. Только, хе-хе, земелька сейчас уже по сто рубликов за десятину идет, так что бедные опять мимо идут. Ссуда, да… Помню, в девяносто втором – время было золотое. Недород тогда случился, хлеба у мужичков не было. Кинулись покупать, а где купишь, если ни у кого нет? А те, у кого есть, не дураки были, хе-хе, цену правильную затребовали. У мужичков-то денежек не было – откуда, если и хлеба-то нет, – а тут государство помогало, ссуды им выделяло, хе-хе, они и кинулись хлеб покупать. Умный человек, господин Лазаревич, он везде выгоду найдет…
Руслану почему-то вспомнилось объяснение причин роста цен на недвижимость из одного, как ни странно, юмористического журнала. Государство в рамках обеспечения жильем, вместо того чтобы строить дома, обеспечило выделение ипотеки. Мол, вот вам деньги, покупайте. Народ кинулся покупать, а жилья-то больше не стало. Тут один из законов рынка и сработал: когда товара мало, а покупателей много – цены вверх лезут.
«Сто лет прошло – ничего не изменилось».
– Значит, вы во время голода продавали крестьянам хлеб по завышенным ценам?
– А куда они денутся-то? Да и не голод, господин Лазаревич. Недород. Сам царь-батюшка сказал, что нет у нас, хе-хе, голода. Недород.
Руслан остановил машину.
– Сломалось что, господин Лазаревич?
– Вон, – вытянул руку Руслан.
– Где? – недоуменно оглянулся Столбов.
– Вон из моей машины!
УАЗ фыркнул и прокатился мимо торчащего на обочине торговца, бросив в него камешками из-под задних колес.
– Вот тварь!
Как ни странно, Руслану стало легче. Напряжение сорвалось хоть на ком-то.
– Папа, – тихо спросила Аня, – а лебеда – это такой сорняк, как на огороде растет?
– Да, такой.
– А как же ее едят?
– Не знаю, Аня. Морщатся и едят.
Уже шла вторая половина дня, они уже пообедали холодными бутербродами с мясом, припасенными еще в Луге, и горячим чаем из термоса, когда Руслан остановился у очередного прохожего.
Пожилой батюшка, ровесник сволочи-Столбова, в пыльной рясе и стоптанных сапогах, осторожно отстранился от притормозившей машины.
– Добрый день, батюшка. – Руслан обошел машину и подошел к священнику. – Не хотите, подвезу вас до места?
Судя по лицу, священнику больше хотелось перекреститься, но он сдержался и довольно ловко влез на переднее сиденье.
Машина тронулась.
– Руслан Лазаревич, торговец мебелью из Америки, – уже привычно представился Руслан. – Моя жена Юлия, дочь Анна.
– Отец Афанасий.
– Куда же вы, батюшка, так направляетесь, да еще пешком?
– А на чем же мне, простите, передвигаться? Бог дал нам ноги для ходьбы.
– На «мерседесе», – пробормотала Юля, но священник не расслышал. Да и сложно представить деревенского священника на иномарке. Даже в 2012 году.
– Да вот слышал я от прохожего, что деньги вы, ну не вы лично, ваши коллеги, дерете, простите, безбожно. По двадцать рублей зараз. Это как?
Священник помолчал, пожевал губами, повертел посох в руках.
– Священники, – наконец произнес он, – тоже люди. Все разные. Кто действительно безбожно требует с прихожан, кто довольствуется принесенным. Не надо обо всех судить по немногим…
Если посмотреть на отчаянно стоптанные сапоги, отец Афанасий относился ко второй категории.
– Одни за плату и кобеля отпоют, другие ночью в дождь пойдут за десять верст пешком проводить в последний путь преставившегося – за десяток яиц. Все люди разные.
– Кстати, о людях, – вмешалась Юля.
Они с Русланам уже успели поцапаться. Юля заявила, что господин Столбов – явление нетипичное для России, некий выродок. Руслан ответил, что судить по одному человеку обо всех не собирается, но и вещи сволочь-торговец говорил верные.
– Тут мы встретили человека, который говорил, что крестьяне ваши голодают, живут плохо, денег не имеют.
– Все люди разные, – повторил священник, – я знаю крестьянина, Захара Прокофьева из Загривья, тот в прошлом году отселился на хутор, в десять десятин. Ссуду взял, перенес избу, амбар, сенник, гумно, ригу. Лошадь имеет, три коровы, плуг, соху, борону. Он в землю вцепился, аки древнегреческий герой Антей: убрал камни с участка, распахал, клевер засевает для улучшения плодородности. Хорошо живет, работает.
– Батраков нанимает? – немного неприязненно – вспомнился Столбов – спросил Руслан.
– Нанимает, куда же без этого. В горячую пору без лишней пары рук никуда. Захар хорошо живет, а другой крестьянин, из того же Загривья, Сенька Вражин, тоже из общины выделился. Землю продал, с долгами расплатился – и теперь к тому же самому Захару нанимается, ходит пьяный, в отрепье. Все люди разные, все. Кто пьет да жалуется, а сорок лет назад крестьяне из нашего уезда сами веялки собирали. Из всякого хлама, конечно, но собирали же. Все люди – разные.
Темнело. Семья Лазаревичей остановилась неподалеку от Санкт-Петербурга, чуть в стороне от лесной дороги. Руслан решил не въезжать в столицу ночью: запутаешься, да и фарами светить – в прямом и переносном смысле – не стоит.
– Так я не поняла, – толкнула его в спину Юля, – хорошо здесь крестьяне живут или плохо? Один говорит одно, другой – другое.
– А я тебе говорю третье: тут на месте, с людьми пообщавшись, не понятно ничего, а ты, ничего не понимая, хочешь что-то менять в истории…
– Да не хочу я уже ничего, не хочу. Я хочу есть, в душ и мужа.
Глава 2
Туманное утро. Московское шоссе. По камням мостовой тихо ползет необычный для 1910 года автомобиль – УАЗ-469. За рулем – сонный и зевающий «американец» Лазаревич.
Нет, Руслан вместе с Юлей и Аней с удовольствием бы поспали еще немного, вместо того чтобы плестись куда-то ни свет ни заря. Однако ночевка в автомобиле под Санкт-Петербургом в середине сентября – удовольствие на любителя. На любителя плеток и наручников.
Мимо каждые шесть-семь минут проплывают знаменитые питерские верстовые столбы – гранитное основание, на нем – мраморный куб, на котором – гранитно-мраморный шишак с вырезанными цифрами. Камень столбов не блестел безупречной полировкой, скорее выглядел потертым – и от этого почему-то казался гораздо более надежным и долговечным, чем сверкающие современные поделки. Такие столбы и еще сто лет простоят…
