Дмитрий Щёкин - Страна городов
Ага. Только движение к этой цели, разумеется сопровождалось разного рода происшествиями. Хорошо — мелкими. Порезы, ссадины, царапины — мелочь. Заботами добровольно взявшей должность главного санитарного врача на свои слабые плечики Елки, не было серьезных заболеваний. Легкие простуды, — лекарство сушеная малина и баня, изредка — банальный понос, лечащийся голоданием и затрещиной, вывихи на физподготовке — епархия братьев Ким, легко вправляющих их на раз. Подколки, проказы не выходящие за пределы мелочей — без этого не может жить никакое человеческое сообщество. Благость какая! Я даже расслабился, за что и чуть было не поплатился.
* * *— Ой! Девочки! Какая прелесть! Смотрите, смотрите, это же настоящий мейн кун! Нет, правда, — мейн кун, откуда ты взялся кавайная киса?
Инна Сорокина, сюсюкая, на полукорточках, медленно — медленно приближалась… к детенышу рыси! Детеныш, явно несогласный, что бы его сравнивали с каким-то домашним котом выражал свое негодование громким шипением, разевая розовую пасть, пятясь от любвеобильной почитательницы породы на пузе. Хорошо, что я оказался рядом, и раньше, чем разъяренная мамаша рыже-серым разъяренным комом выкатилась из ближайших кустов.
Морда в перьях — очевидно, после хорошей охоты, зверь сделал попытку напасть на обидевших малыша двуногих. Двуногие уже были начеку, и острие копья, направленное на рысь, остудило ее порыв. Зверек, завидевший мамочку, колобком катнулся к ней мимо наших ног. Кошка, посчитав инцидент исчерпанным, цапнула чадо за шиворот и растворилась в тех же кустах, откуда появилась только что. Девочки — бригада собирательниц, с которой я увязался для охраны и помощи, молча стояли и глазками — пуговицами молча наблюдали за действом, изображая коллективом филиал музея мадам Тюссо.
— Сорокина! Я сколько раз говорила, что бы не тянула свои цапки-царапки ко всему, что в лесу найдешь! — взорвалась Ира Матниязова, — сейчас бы тебе пооткусывали их со всем кошачьим удовольствием, ни один доктор не пришил бы! То она гадюку с лечебных целях поймать решила (я покрылся холодным потом), то на другой берег плыть подбивает! Подумала бы хоть раз башкой, оторва бесстыжая, о тебе беспокоятся, а от тебя — одни неприятности.
— Говорила! Подумаешь, какая шишка, на ровной ж… чирей! Не осталась в долгу Сорокина, не чувствующая за собой особой вины.
— Нет, Дмитрий Сергеевич, хоть Вы скажите этой… понятно кому, что так нельзя делать! Я старшая сегодня и отвечаю за все! А не успел бы учитель, и что?
Девушки надулись друг на друга, еще мгновение — вцепятся друг в друга не хуже той рыси, и придется разнимать.
— Матниязова, Сорокина, прекратите ор, сказал я скандалисткам. — Дело действительно серьезное, сами понимаете — правила поведения не мной придуманы, и в лесу надо вести себя минимум осторожно — та же рысь может насмерть загрызть человека, особенно, если нападет из засады, как она и делает обычно. Придётся провести дополнительные занятия по этим самым правилам — не хватало еще получить ранения по неосторожности!
Так и текли дни, наполненные мелкими происшествиями, не переходящими, слава богу, в большие неприятности. Ежедневно уходили группы в лес на заготовку, и расширяли район исследования леса. Рысь с детенышем мы выгнали к берегу, и от галдящей толпы хищница уплыла через озеро, не решаясь связываться с ордой двуногих. Костик Тормасов пару раз выстрелил в нее, но из-за дальности не попал — к моему сожалению, вдруг она решит все таки вернуться?
А вот находка семейства кабанов — пятерых поросят и мамаши откровенно порадовала. Тормасов выследил место, куда семейка ходила лопать желуди, и нам удалось подстрелить матку из наскоро сделанного самострела-арбалета, совершенно гигантского размера — скорее арбаллисты, и переловить поросят без особого труда — ценой царапин, воплей и полудневной беготни по лесу за шустрыми поросюками, по причине полосатости легко прячущимися в траве, но неизменно возвращавшимися к месту гибели матки. Арбаллиста же, сделанная из трехметрового ствола рябины и снаряженная метровым дротиком, отслужив службу одним выстрелом, заняла место на плоту в качестве корабельного орудия, но плечи ее из рябины оказались годными только на один выстрел, и второго она не перенесла, благополучно закончив жизнь в костре — благо создана она была без единого куска металла, одно дерево и энтузиазм. Конструкция — рецепт древнерусских самострелов, материал — дерево неподготовленное, энтузиазм — наш собственный.
Свинтусов, предварительно кастрировав двух из трех кабанчиков, определили в наскоро изготовленный загон. Когда стало видно, что некапитальный забор скоро рухнет, и запах от загончика, мягко говоря — не французский парфюм, построили на отдалении от лагеря хлев-землянку, со стоком для нечистот и индивидуальными стойлами, на вырост, для хрюнделей. В землянке предусмотрели десяток таких стойл — планировалось по возможности повторить эксперимент. Стойла из бревен, диаметром по десять сантиметров, могли выдержать напор и дикого кабана — если бы тот разогнался как следует. Но разгоняться им никто давать не собирался.
С переводом свинства на новое место жительства возникли проблемы. Если четверку поздоровевших и погрузневших от приличной кормежки свиней — двух боровов и двух свинок перетащили на новые квартиры сравнительно легко — то худой, как велосипед, кабан, оставленный на племя, переселяться никуда не желал, и с веселым визгом метался по внутреннему двору нашего лагеря, к тому времени обнесенному забором и норовил найти выход на свободу. Выход не находился, и хохочущая толпа повязала беглеца лыковыми веревками за передние копытца, и поволокла в новый дом, где его уже ожидали, благостно похрюкивая, братья и сестры.
В хлеву Борька (имя предложил Федор Автономов, предлагал даже Борис Николаевичем величать, но народ отказался — больно много чести) снова попытался посопротивляться, ни в какую не желая занимать отведенное ему место в стойле, упирался всеми четырьмя, крутился и естественно, противно визжал, не останавливаясь — на выдохе и вдохе, как, собственно все свиньи. Тогда Федор, наблюдавший за действом несколько со стороны, дождавшись, когда упрямца немалыми усилиями сориентируют пятаком к загону, глубокомысленно этак произнес: «Свинья — птица гордая. Пока не пнешь — не полетит!» И сделав с места два длинных прыжка в сторону верещавшего хряка, отвесил тому с ходу могучего пенделя. Свин влетел в загон впереди собственного визга. Примерно таким образом было начато подсобное хозяйство нашего племени.
Чуть позже охотники наловили перепелок в части острова, богатой полянами — этой птички водилось на острове немало, и «пить-полоть» слышалось утром и вечером. Лыковые петли и корзины ловушки сработали как нужно, и эта мелкая, но плодовитая птичка, при минимальном уходе, обеспечила нас яйцами — за неимением кур. Решили пополнить поголовье, навалившись всем коллективом. Ловля перепелок превратилась в некий всенародный праздник — вышли в лес с сетями — мелкоячеистыми связками из конопляных волокон, развесили их на кустах и погнали птиц на них, спугивая криками и длинной веревкой, волочившейся между загонщиками. На удивление, результат был неплох. Отловили несколько штук взрослых и больше трех десятков молодых перепелят. Птица и свиньи охотно питались дубовыми желудями. Дубов много росло в части, поросшей смешанным лесом. Перепелкам кроме того давали просев — полову от сбора зерновых и битую ракушку. Беззубка шла на верши и раковые ловушки, и скорлупа пригодилась птице. Кабанов прикармливали отходами кухни, иногда запаривали и желуди.
Непосредственно перед большим сбором произошло знаменательное событие — группа, ходившая в поход на противоположный от нас берег, обнаружила на том месте, где в наше время расположен Золотой пляж, а дальше — город Миасс и поселком Тургояк, следы людей. Двое, в обуви наподобие мокасин, прошли по пляжу из одного конца в другой и удалились. Пока наша группа работала на берегу, никто на виду не показывался. Но я готов был побиться об заклад — за нами уже наблюдают, и возможно вскоре попытаются «попробовать на зуб».
— Итак, дорогие мои товарищи-атланты, — начал я наше собрание.
— Прошел месяц пребывания нас на острове, и пока до конца неясно, насколько далеко нас унесло по времени, но главное, что мы, скорее всего на Земле или в параллельной реальности, копирующей Землю, что сейчас — либо конец каменного века, или энеолит, либо начало бронзового, что уже маловероятно. Я сделал эти выводы потому, что на острове Веры каменные сооружения появились именно в эпоху бронзы, точней сказать не могу, потому что и в наше время точную дату возникновения мегалитических сооружений не определена с максимальной достоверностью. Обломки артефактов — гончарные изделия и каменные орудия, остатки печей… датировать сложно, и вот что смешно — ребята, это могут быть уже остатки нашей деятельности. Игорь Светланкин, наш гончар — металлург, набросал вокруг осколки — тут и шнуровая техника, и корзинная, и как венец всему — гончарная с использованием круга! Археологи будущего башку сломают — культуры разные, а время одно.
