Владислав Толстой - Альтернатива маршала Тухачевского (СИ)
— Но в миролюбие белофиннов ты тоже не веришь — спокойно констатировал Серго — и правильно делаешь, поскольку они хотят оттяпать у нас и Карелию, и Кольский полуостров, и все, что получится (соответствует РеИ — В.Т.). И говорят об этом в открытую — "Великую Финляндию" они хотят, гетфераны. И англичане их всячески поддерживают.
— Ты прав, не верю — а это значит, что на Питер пойдет еще десяток пехотных дивизий и несколько бригад — подтвердил Тухачевский. — А граница с Финляндией в 32 километрах от города — это меньше, чем полтора суточных перехода пехоты.
— То есть, Питер мы не удержим? — с ледяным спокойствием спросил Орджоникидзе.
— Шансов очень мало — честно ответил Ленков — если только удастся наладить огонь береговой артиллерии и кораблей Балтфлота — под огнем морской артиллерии большой и особой мощности особо не походишь в наступление. И то, нет гарантии, что финны с прибалтами не возьмут город в кольцо вне пределов дальнобойности морских орудий.
Мрачно замолчали оба — Орджоникидзе думал о том, что в Ленинграде находится 30 % мощностей и так не особо сильной оборонной промышленности СССР (соответствует РеИ — В.Т.), Ленкову же вспомнились кадры хроники Великой Отечественной войны.
— Ты сказал, что это расклад на первое время — нарушил тяжелое молчание Григорий Константинович — а дальше что будет?
— Дальше на какое-то время будет полегче — мы отмобилизуем армию, на некоторое время наших запасов хватит — помолчав, ответил Михаил Николаевич — когда же они закончатся, это будет конец.
— Миша, мне остохренело тянуть из тебя каждое слово клещами! Я тебе это тысячу говорил! Нет, миллион! Говори все! — вспылил Орджоникидзе.
— Прости, Серго — мы так хорошо встретились, так славно посидели за столом — новый Тухачевский был искренен — а я испортил встречу.
— На встрече настоящих мужчин всегда можно говорить о делах, даже если они идут плохо! — отрезал Григорий Константинович, быстро вспыхивавший, но и быстро остывавший.
— Значит, так — у нас есть в войсках и на хранении 1,6 миллиона винтовок и карабинов, около 32 тысяч ручных и станковых пулеметов, 694 аэроплана, 60 танков, 99 броневиков и 42 бронепоезда. Отдельно надо коснуться артиллерии — у нас есть 6413 орудий, из них почти 4000 — это трехдюймовки. И вот, к основному орудию Красной Армии, трехдюймовке, есть у нас 9 миллионов 200 с лишним тысяч штук снарядов, то есть, меньше, чем 2500 на орудие. А какая у нас годовая норма снарядов на трехдюймовку? Верно, 8100 снарядов. Вот и выходит, что хватит их на неполных четыре месяца войны (все соответствует РеИ — В.Т.). Это я не говорю о том, что Николашка, от большого ума, не иначе, взялся покупать французские гранаты, имевшие поганое обыкновение взрываться в стволе орудия — ну такое у них "качество" выделки. Сами французы от этих гранат потеряли 6 тысяч своих 75-мм дивизионок — у половины гранаты взорвались в стволе, разнеся орудие и положив прислугу ("орудийная прислуга" — так тогда назывался артиллерийский расчет — В.Т.), вторая половина отделалась раздутием ствола (в РеИ, соответственно, 3100 и 2900 75-мм дивизионных пушек обр. 1897 года — В.Т.). Стрелять этими гранатами (индекс ГАУ — Ф-354Ф — В.Т.) можно в одном случае — если деваться совсем некуда. С огнеприпасами к тяжелым орудиям у нас такая же беда — 48-линейных (122-мм — В.Т.) гаубичных снарядов 672 тысячи штук, 6-дюймовых (152-мм — В.Т.) гаубичных снарядов 215 тысяч штук, 42-линейных (107-мм — В.Т.) пушечных снарядов 287 тысяч штук. Это все, что есть, Серго — и этого хватит на месяца на три или четыре, пусть на полгода, если экономить. Дальше мы останемся без артиллерии — то есть, орудия, может, и будут, а стрелять из них будет нечем. Без артиллерии вовсе — и без тяжелой, в особенности. Как у нас со снарядным производством, вообще с производством огнеприпасов, ты знаешь.
— Миша, это настолько важно? — уточнил Григорий Константинович.
— Ты знаешь, я на Империалистической воевал очень недолго, потом попал в плен — начал рассказ Михаил Николаевич.
— В плену я сидел и с нашими офицерами, и с французами. Делать в лагере было нечего, книги были быстро прочитаны, поэтому единственным развлечением было обсуждение фронтового опыта. Естественно, постоянно привозили недавно попавших в плен офицеров, поэтому свежие сведения для обсуждения поступали постоянно.
— Если говорить коротко, то наша армия сделала ставку на трехдюймовки — относительно легкие, не особенно дорогие, с неплохими характеристиками. И все бы хорошо — но пушки плохо приспособлены для навесной стрельбы, их специализация — стрельба по настильной траектории. Кроме того, у трехдюймовок довольно легкий снаряд, всего-то шестнадцать фунтов — он неплохо работает по открытому противнику, но, если враг озаботился сооружением добротных полевых укреплений, то, даже от трехдюймовой гранаты толку мало.
— Да что далеко ходить — вспомни Гражданскую: и мы, и белые в основном использовали трехдюймовки. Пока шли открытые бои, все было неплохо. Но, вот понадобилось штурмовать Перекоп, где врангелевцы закопались в землю — и трехдюймовки оказались почти бессильны, поскольку большая часть вражеских укреплений оказалась в "мертвой зоне", а меньшую часть разрушить слишком хилыми для такой работы трехдюймовыми гранатами было очень тяжело, одного попадания, как правило, не хватало — Ленков сделал паузу, давая Орджоникидзе возможность высказаться.
— В конце концов, Перекоп взяли — и укрепления беляков не спасли — серьезно заметил Григорий Константинович — он не понимал, в чем причина озабоченности друга, но всерьез старался разобраться.
— Взяли — согласился Михаил Николаевич. — Чапаевская дивизия взяла, с третьего штурма, понеся тяжелые потери. Только это не самое страшное, Гриша — страшное выяснилось тогда, когда я не поленился запросить в архиве сведения по врангелевским укреплениям Перекопа. Вот тут и выплыла правда-матушка на свет божий — оказалось, что врангелевцев там сидело не то неполный полк, не то вовсе пара батальонов, и поддерживало их всего-то то ли дюжина, то ли два десятка орудий. А тяжелых орудий у них и вовсе кот наплакал — одна четырехорудийная батарея 42-линейных пушек точно имелась, да, вроде, была пара морских 6-дюймовых пушек системы Канэ. Да сами укрепления, по меркам Империалистической войны — тьфу, плюнуть и растереть, пара линий траншей, пулеметные точки да пара дюжин блиндажей.
— По нашим меркам это очень солидно — не сразу понял друга Орджоникидзе.
— Верно, по меркам Гражданской это сильная оборона — согласился Тухачевский — а по меркам Западного фронта Империалистической, где на направлении вероятного вражеского удара в первой линии сидел полнокровный пехотный полк, у которого пулеметов было втрое против врангелевцев на Перекопе? Наглухо зарывшийся в землю — а не так, как они, на скорую руку? А во второй линии обороны — второй такой же полк? Да непосредственная артиллерийская поддержка у них была — несколько десятков орудий? Да за спиной у них были сильные резервы и мощная тяжелая артиллерия, способная поддержать их участок фронта огнем нескольких десятков орудий, калибрами в 6 и 8 дюймов, а то и поболее?
Орджоникидзе начал трезветь всерьез — повоевал на Гражданской он от души, так что знал, что 25-я Чапаевская дивизия не зря считалась лучшей дивизией РККА. Конечно, он не был кадровым военным — но из описания, данного Тухачевским, даже отродясь не воевавший человек сообразил бы, что нормальную для германской, английской или французской армии времен Первой мировой оборону даже лучшие соединения РККА, с сильной, по меркам Красной Армии, артиллерийской поддержкой, прорвать бы не смогли. Просто легли бы костьми — и все.
— И это не все, Серго — продолжил Михаил Николаевич — из рассказов, что русских офицеров, попавших в плен в 15 и 16 годах, что французов, вынужденных пользоваться германским гостеприимством, где-то с 14 и до середины 15 годов, вырисовывалась одна и та же картина: союзники наступают, даже имея превосходство в дивизионных пушках — а немецкая тяжелая артиллерия ведет заградительный огонь, потом ружейно-пулеметный огонь подчищает тех, кого не срезали осколки. Если попросту — утром отправляют в атаку на германские позиции свежий, полнокровный полк, ну а вечером от него остается людей примерно на батальон.
— У французов и англичан потери стали сокращаться после того, как они, по примеру немцев, стали насыщать войска артиллерией большой и особой мощности — в первую очередь, тяжелыми гаубицами и мортирами.
— Миша, у меня к тебе два вопроса — сказал Серго.
— Первый вопрос — можешь ты мне просто растолковать, что такого особенного в тяжелой артиллерии?
— Второй вопрос — вот у нас с огневыми припасами не сказать, чтобы хорошо — а у наших противников как с этим?
— Серго, для тебя — все, что попросишь — грустно улыбнулся Михаил Николаевич.
