Герман Романов - Лондон должен быть разрушен. Русский десант в Англию
— Возьмите драгун, генерал, и сомните их!
Уэлсли понял, что наступил самый благоприятный момент для атаки. Теперь следовало обрушиться на войска Суворова всей массой и, заворачивая влево фланг, выйти на подступавший с востока другой русский отряд, чьи гусары полчаса назад атаковали пикеты.
Разбить московитов по частям и немедленно наступать на юго-запад, а там обрушиться на французов — в победе над галлами командующий нисколько не сомневался.
— Фельдмаршал Суворов допустил первую ошибку, разделив свои войска на части, — Уэлсли позволил себе улыбнуться, — а вторая заключается в том, что он зарвался! Закружилась от побед у старика голова, и он решил, что сможет справиться, не дожидаясь подкреплений. Ну что ж, теперь моя очередь дать ему урок!
Твид
Они явно чувствуют себя хозяевами! Ну что ж, требуется поскорее рассеять это опасное заблуждение и дать чванливым англичанам пару наглядных уроков!
Генерал-майор Барклай де Толли с усмешкой смотрел на приближавшуюся густую колонну красных мундиров, численностью примерно в тысячу солдат, что соответствовало их пехотному батальону.
Вообще структура английской армии казалась русскому военачальнику странной — полки состояли в большинстве своем из одного батальона, служили скорее административной структурой, предназначенной для подготовки завербованных пожизненно рекрутов и добровольно призванных на семилетнюю службу этой весной новобранцев, которых нужно было еще долго готовить. Так что в эти дни такие вояки могли быть только откровенным «пушечным мясом».
Батальоны разных полков сводились по три-четыре в бригады, причем непостоянного состава, а потому, несмотря на хорошую выучку солдат, имели в этом «ахиллесову пяту». Да и штатная структура батальона показалась чрезвычайно громоздкой и трудно управляемой — гренадерская, стрелковая и целых восемь фузилерных рот при чрезвычайно малой численности, всего в сотню штыков каждая.
Вот и сейчас англичане спокойно маршировали, совершенно игнорировав самые элементарные требования устава и не выдвинув боевого охранения. И вряд ли их генерал понимал, что война началась совсем по-другому — шотландцы майора Патрика Гордона заблаговременно, под покровом ночной темноты, переправились на южную английскую сторону пограничного Твида и подготовили вековым врагам «горячую» встречу…
Скорострельные пушки выпускали снаряд за снарядом, белые облачка шрапнелей то и дело разрывались в воздухе, обрушивая на красные мундиры смертоносную начинку — тысячи железных шариков секли металлическим ливнем, сверху поражая солдат.
Свою лепту внесли и ждавшие своего часа пулеметы, запев смертоносную песню, — с дистанции в тысячу шагов они буквально выкашивали разбегающихся во все стороны британцев, как острые «литовки», косящие по сырому утру траву…
— Это победа, мой генерал!
Майор Гордон совершенно не скрывал безумной радости: такой войны он еще не видел, хотя и предполагал, что русское оружие крайне эффективно. Другой человек, может быть, и ужаснулся бы бойни, в которой одни безнаказанно и без потерь уничтожили несколько сотен других людей, но только не шотландцы.
Воинственные горцы ликовали, как дети, видя избиение своего заклятого недруга. Ловя взглядом десятки горящих яростью глаз своих новых подчиненных, Михаил Богданович понял, что для усмирения этого горного края британцам потребуется очень много войск, гораздо больше, чем они сосредоточили, и, возможно, они уже начали передислокацию частей, стягивая их к мятежной Каледонии.
Это как нельзя лучше отвечало его планам: тем самым будет облегчена высадка союзных войск в Англии — и, не успев к Шотландии, они не будут присутствовать и на побережье в самые горячие часы…
Мэдстоун
Драгунских полков в английской армии имелось ровно полтора десятка — две трети гвардейских и треть армейских. Среди последних был и 2-й Северо-британский полк, который гордо именовался «Шотландскими серыми», но большая часть драгун примкнула к мятежу хайлендеров, при помощи которых быстро перебили верных короне офицеров и драгун.
В корпусе Уэлсли числилось всего пять полков, остальные, как и пехотные батальоны, оказались задействованы на подавлении восстаний в Ирландии и Шотландии, а также находились в Португалии в корпусе генерал-майора сэра Джона Мура. Вторая страна Пиренейского полуострова имела давние счеты к своему соседу, и в Англии решено было поддержать ее вооруженной силой.
«Красиво идут!» — мысленно восхитился Уэлсли, глядя, как четыре полка, развернувшись в ровные шеренги, обрушились на мятущихся казаков. Те боя не приняли, обратившись в бегство и едва не смяв русских егерей. Те, отстреливаясь, устремились к густым кустам, словно рассчитывая, что живая изгородь их защитит от стальных палашей.
«Напрасны ваши надежды!» — усмехнулся командующий, восхищаясь отточенным за долгие годы учения умением королевских драгун атаковать холодным оружием.
Гвардейские полки подходили к русским все ближе, осталось каких-нибудь триста ярдов, как густые ветви стали сгибаться и, давя кусты, выехали знакомые по Индии двухколесные повозки, которые толкали сзади солдаты. И тут же затрещали, словно взбесившиеся гигантские сороки, их позицию быстро заволок белый дым.
— Черт подери! — только и смог выдавить из себя Уэлсли, с ужасом глядя, как ломаются прежде стройные шеренги, как падают на землю кони и люди, сметенные свинцовым дождем…
Красные мундиры заполонили все поле, неспешным шагом продвигаясь вперед. Командующий на них внимательно взирал — это была его последняя надежда. И тут с небес послышалось адское шипение, над головой пролетели гигантские огненные стрелы — их было много, одна за другой, словно огромный рой смертоносных пчел.
Ракеты стали падать на окаменевших от страха пехотинцев, и все поле взорвалось со страшным грохотом, разбросав во все стороны и к небесам пламя и обрывки человеческих тел…
— Черт подери, сэр, мне оторвало ногу!
Спокойный до ужаса голос Аксбриджа привлек внимание командующего. Он повернул голову и увидел сидящего на земле генерала с кровоточащим обрубком у колена.
— Черт подери, сэр, но вы правы! — чересчур спокойно произнес в ответ Уэлсли, не в силах что-либо сделать, и тут чудовищный взрыв взметнул его в воздух и со страшной силой ударил об землю…
Петербург
Вице-адмирал Павел Васильевич Чичагов держал в руках сделанную с особым тщанием модель корабля. Это был не красавец-парусник, которые окружали его в юности, и не угловатый корпус казематного броненосца, что не произвел на него поначалу впечатления.
Удачный дебют «кабанов» у стен Константинополя, который он увидел собственными глазами в тот день, толкнул его, тогда тридцатилетнего молодого капитана первого ранга, командовавшего линейным кораблем «Севастополь», подать рапорт о переводе на броненосцы, несмотря на значительное понижение в должности.
Но к чему собственные амбиции, если речь для него, сына известного адмирала, шла о будущем русского флота!
— Это будет наша главная сила! — Чичагов с любовью погладил изящный металлический корпус, сделанный из меди. Изящные обводы, высокий полубак — такие черты говорили о гораздо лучшей мореходности этого корабля в сравнении даже с новыми «быками».
Да и предполагаемая скорость, при намного большей мощности паровых машин, должна была достигнуть невероятной для броненосного корабля цифры в девять, а то и десять узлов — теперь только самые быстроходные парусные суда при сильном попутном ветре могли уйти от преследования.
Но более всего впечатляло мощное вооружение, впервые установленное в круглых бронированных башнях — по одной 9-дюймовой нарезной пушке в каждой. Кроме того, в разнесенных по всей длине защищенных казематах имелось восемь 6-дюймовых нарезных пушек наподобие армейских, производство которых было с превеликими трудами налажено, но массивных, с более длинным стволом.
Произведенные в мае испытания показали, что против выпущенных из них снарядов не устоит броня даже наиболее крепкого датского «Элефанта» — он будет превращен в развалину парочкой залпов.
— Теперь любому супостату придется туго! — Молодой морской министр, поставленный на эту должность три года тому назад, зловеще улыбнулся, в который раз подивившись гению императора Петра Федоровича, что принял самое активное участие при разработке этого корабля, названного «Борнхольмом», в честь победы над эскадрой Нельсона у этого острова. За ним должны были последовать другие однотипные корабли, именованные в честь громких викторий русского флота.
Позавчера, 27 июня, в день собственного рождения и Полтавской баталии (сам Павел Васильевич очень гордился таким совпадением), на заседании Морского комитета в присутствии самой государыни-императрицы единогласно утвердили план строительства сразу шести таких кораблей водоизмещением в семь с половиной тысячи тонн каждый — два для Балтийского и четыре для Черноморского флотов.
