Граф (СИ) - Злотников Роман Валерьевич
К апрелю на его верфи в Сормово были закончены постройкой четыре специализированных судна, одним из которых был пароход, оснащённый двумя наиболее мощными паровыми машинами, а тремя другими — баржи несколько специфической конструкции. Они предназначались для… выставки. Выставки достижений… ну теперь уже точно концерна «Павловские механические заводы». Впрочем, нет — далеко не только его. Потому что на этой выставке была представлена и продукция сельского хозяйства, выращенная на двух опытных станциях Московского общества сельского хозяйства, развёрнутых на его южных землях по его просьбе. Он собирался развивать сельское хозяйство в своих землях на строго научной основе, обеспечивая максимальный товарный выход. Да и основная масса переселенцев была предназначена для резкого расширения кормовой базы в его землях. Тысячи рабочих его вновь построенных заводов надо было чем-то кормить… Так что на специально установленных лотках и стендах в одном из отсеков выделенной под это баржи лежали покрытые лаком, дабы сохранить вид как можно дольше, початки кукурузы, крупные, круглые головки подсолнуха, а также помидоры, кабачки, баклажаны, перцы и патиссоны в огромных стеклянных банках, залитые формалином. Всё это была продукция опытных станций Московского общества сельского хозяйства, устроенных на его землях, которые он содержал и финансировал. Но центральное место в экспозиции занимал ОН. «Эталон плодородия»!
Данька узнал о нём в будущем, когда помогал внуку готовить доклад для школы о Всемирных выставках. Вот тогда он и вычитал, что в российской экспозиции на Всемирной выставке в Париже, состоявшейся в 1899 году, был выставлен куб (а вернее — кубище) воронежского чернозёма со стороной в целую сажень, то есть более двух метров (больше человеческого роста!), который потом передали в Парижскую палату мер и весов в качестве этого самого эталона плодородия… Ну и решил, что это очень удачный ход. А потом проклял эту идею… потому что найти место, где можно было не только вырезать такой здоровенный кусок чистого чернозёма, но и доволочь его до ближайшей реки, загрузить на баржу и доставить в Питер, где и происходила основная подготовка экспедиции, стоило таких нервов и усилий, что когда это, наконец, закончилось — Данька выпал из процесса на трое суток. Нужно было отоспаться и восстановить душевное равновесие. Впрочем, жена и дети вполне себе успешно справились с этой задачей.
К началу июня караван из парохода и трёх барж был готов выдвижению. Внутри и на палубах располагалась экспозиция, большую часть из которой он готовил ещё к Первой мануфактурной выставке в Санкт-Петербурге, состоявшейся ещё в тысяча восемьсот двадцать девятом году — паровозы, вагоны, вагонетки, локомобили, керосиновые лампы, примусы и мясорубки, косы и плуги, конные сеялки и косилки, металлические лопаты, кирки, чугунные сковороды и печные вьюшки, а также три достаточно больших макета будущих заводов, изготовленных учащимися Архитектурного училища при Академии художеств… ну и экспозиция «даров земли» с тем самым «эталоном плодородия».
Маршрут был разработан заранее. Данька решил первым делом добраться до Рура. Потому что Рур для него являлся символом германской промышленной мощи. А ну как удастся зацепить и вытащить местных мастеров… Так что первая остановка была запланирована в Бохуме или Эссене. Где получится. Потому что у бывшего майора были опасения, насчёт того, насколько долго ему позволят «соблазнять» местных. Ибо одно дело, когда они сами собираются и уезжают куда захотелось — на это никто пока особенного внимания не обращал, а другое — когда кто-то вот так специально заманивает. Так что сначала — Рур!
Пятнадцатого июня караван из парохода и трёх барж вошёл в Рейн и, не делая нигде остановок, поднялся по нему с его слияния с его притоком и давшем название всему этому региону — Руром, после чего вошёл в эту реку и уже по ней поднялся до Бохума, где и пришвартовался, перекинув на берег сходни с барж. Идти дальше, до будущего главного промышленного центра этого региона — Дортмунда, смыла не было. Потому что выяснилось, что Рур был только на самом старте своего взлёта, и в настоящий момент Дортмунд был не очень большим городком, серьёзно уступающим в развитии тем же Бохуму и Эссену… После чего Данька пару дней, пока разворачивалась и окончательно расстанавливались принайтовленные «по штормовому» для перехода через Балтийское море экспонаты, порысил по округе и отыскал неподалёку бродячий цирк-шапито. И уже на следующий день по Бохуму и окрестностям двинулся… цирковой парад со дрессированными слонами, танцующими лошадями, гимнастами, силачами и клоунами, над которыми развевались флаги и были натянуты плакаты с предложением посетить Уникальную русскую выставку товаров и продукции.
Ну что сказать — всё получилось. И даже больше. На выставку выстраивались огромные очереди, о ней писали газеты, к Даниилу зачастили посыльные от бургомистров немецких городков, предлагавшие разные льготы за то, что он завернёт к ним… Так что в Бохуме пришлось задержаться на два лишних дня. В Эссене на три. Потом были Дуйсбург, Везель, Эммерих, Арнем… Народ валил валом. Посетители выставки со вполне объяснимым интересом рассматривали всё это металло-механическое великолепие, но гвоздём программы, естественно, был «эталон плодородия». Перед ним они просто зачарованно застывали… После чего их тут же брали в оборот выдрессированные служащие, аккуратно всучивая рекламные брошюры, в которых были красиво расписаны предложения переселенческой программы. Кто требуется, куда, что может получить, на что рассчитывать в будущем и как добраться…
Неожиданная проблема нарисовалась в том, что существенная часть посетителей не просто пялилась на экспонаты, а активно требовала их продажи. Всего — от кос и сеялок и до локомобилей и пароходов, так же представленных в основном моделями… Так что Даньке пришлось уже через неделю срываться с места и нестись на пароходе домой, дабы организовывать поставки продукции. А потом мчаться обратно, чтобы организовать закупки и поставки металла. Потому что дефицит железа и стали в России этим летом скакнул на новый уровень… Слава богу за время этих своих судорожных «прыжков» к себе в Сусары и обратно бывший майор успел наработать кое-какие связи, которые в процессе сумел ещё и немножечко развить. В конце концов, торговать продукцией своих заводов в розницу ему просто было некем. Все люди, которых он взял с собой — были задействованы в обслуживании выставки и отборе и собеседовании с наиболее многообещающими кандидатами. Так что местные партнёры ему были просто необходимы… Но, мало-помалу, всё наладилось. К сентябрю между его портом под Петербургом и немецкими землями мотались уже семь пароходов (четыре из которых ему пришлось взять в аренду), которые везли в немецкие княжества продукцию «Павловских механических заводов», а обратно — металл в слитках и прутках… ну и переселенцев. Увы, ни регулярных рейсов, ни, так сказать, «прямых трансферов» для которых Даньке пришлось арендовать немецкие, голландские, датские и шведские суда — не хватало… И всё равно спрос на продукцию не был удовлетворён даже на треть!
Но когда в октябре Данька со своей выставкой-караваном вернулся в Питер и выслушал доклады от своих управляющих, выяснилось, что всё, с чем этим летом столкнулся он сам, это не ад, а так — адок. А самое адище творилось именно на юге!
Нет, основная задача была не просто выполнена, а многократно перевыполнена — причём, по всем направлениям. Ему действительно удалось завербовать не только литейщиков, механиков и других мастеров и рабочих, трудившихся на заводах Рура, а также несколько специалистов, знакомых с литейным производством. Но дело было в том, что того потока переселенцев из обычных крестьян и мещан он просто не ожидал! И это едва не закончилось катастрофой.
Несмотря на то, что весной он отправил в свои земли на Кальмиусе целую команду специалистов, задачей которой был приём и размещение переселенцев, уже к исходу июля выяснилось, что для того их количества, которое уже прибыло, не хватает ничего — ни еды, ни подготовленных мест размещения, ни инвентаря, ни белья, ни, даже, рабочих мест. Ну так он, в самом лучшем случае, рассчитывал на первом году программы на восемь — максимум десять тысяч человек, а к концу июля прибыло уже двадцать две тысячи. А к началу октября — почти тридцать пять! Так что переселенцы жили в шалашах, питались чуть ли не наловленными лягушками, копали землю руками и таскали её в кульках из дерюги. Работы на всех не хватало. За место на глиняных ямах кирпичных заводиков, в которых люди часами ногами в дождь и ветер месили глиняную смесь для формирования кирпичей, устраивались кровавые драки… И дело было не в том, что её не было вообще — работу просто не было кому организовывать. Присланные Даниилом люди зашивались, спя по три-четыре часа в сутки и мотаясь по окрестностям, дабы закупить продовольствие и найти хотя бы самый просто инвентарь.
