Старуха 4 (СИ) - Номен Квинтус

— Кто допустил туда бомбардировщики⁈

— Никаких бомбардировщиков никто там не заметил. Правда, опять есть не очень достоверные свидетельства о том, что в небе, где-то очень высоко, какие-то самолеты все же были замечены — но вот шум моторов там точно никто не слышал. Я уже распорядился отправить в Алту комиссию, группа экспертов вылетает в Осло в течение часа, а сколько им потребуется времени, чтобы добраться до Алты… там есть аэродром, но день очень короткий еще. Все же надеюсь, что завтра они до места уже доберутся и мы будем знать, что же там случилось. Но то, что это дела рук русских, сомнений нет.

— Почему вы так уверены, Уинстон?

— Потому что товарисч Молотов позвонил нашему послу в пять минут первого и произнес всего два слова: «напоминание первое»…

Глава 9

Французам хватило первого «напоминания»: после того как на рейде Латакии взорвался и затонул буквально за пару минут их «линкор» «Дюнкерк», до них дошло, что товарищ Молотов не блефовал, а девять миллионов четыреста тридцать четыре тысячи долларов золотом — сумма в общем-то и небольшая. Девять шестьсот двадцать с учетом «пени»… А проведение расчетов в американской валюте объяснялось просто: французское золото мало что было весьма низкопробным, так еще даже в монетах одного года выпуска лигатура менялась практически произвольно, и его принимать СССР согласился лишь с условием, что будет сам проводить аффинаж всего поставленного металла (причем за два с половиной процента от объема платежа), а вот американские монеты советские власти согласились принимать просто «на вес». Американские деньги в нужном количестве во Франции были — и с французами вопрос тут же был урегулирован.

Британцы же заартачились: мало того, что стоимость ценностей, перечисленных в ноте Молотова, была раз в пять больше, чем размер «французской контрибуции» (о которой, правда, англичане не знали), но в список входил алмаз, ныне украшающий корону британских королей. К тому же им стало известно, что насчет потерь «русские, как всегда, наврали»: кто-то из НКИД слил лимонникам информацию, что только над Турцией у русских было сбито минимум семь самолетов. НКИД тут «возник» просто потому, что турки, опасаясь серьезных претензий от северного соседа за то, что они пропустили через свою территорию армады бомбардировщиков, именно через представителей этого наркомата поспешили известить советские власти, что «пять советских летчиков, найденные на турецкой территории живыми, будут переданы советским властям в самое ближайшее время, как и тела двух погибших»… На самом деле в последней «собачьей свалке», в которой девять эскадрилий И-14 добивали налетчиков, было сбито одиннадцать советских самолетов (и два десятка получили различные, большей частью незначительные, повреждения), а убитыми было потеряно четыре человека — но первые сообщения в Москву на тему «потерь нет» во-первых, и звучали иначе: «наши потери пока не зарегистрированы», а во-вторых их и «зарегистрировать» получилось лишь через сутки: поврежденные самолеты садились на любые аэродромы (включая площадки сельхозавиации) и выяснить, сколько же самолетов вообще не вернулось, удалось очень не сразу. Но главным тут было то, что англичане решили, что пересмотрев тактику, они смогут русских все же победить — и поэтому англичанам потребовалось и второе «напоминание». Тоже простое и наглядное, и на этот раз англичане узнали, как и почему взорвался «Нельсон»: на восточном побережье у них уже работали радары и они «увидели» два летящих со стороны Северного моря самолета.Но так как самолеты летели очень высоко, то они даже не попытались хоть как-то их «свернуть с пути истинного» — ну а потом уже поздно было, на куски разлетелся не только стоящий у достроечной стенки «Король Джордж V», но и чуть ли не половина строений верфи: все же четыре тонны «морской смеси» обеспечивают воистину «взрывной эффект»…

Шестого марта Всеволод Михайлович принял британского посла по его просьбе.

— Господин Молотов, правительство поручило мне предложить проведение срочных переговоров по вопросу передачи вам части царских ценностей. Я уверен, что наши стороны смогут быстро согласовать список передаваемого и определить формат и место передачи. Британская делегация, если вы согласны на такие переговоры, может прибыть в Москву уже к одиннадцатому марта.

— Сэр Сидс, советское правительство и я лично высоко ценят вашу работу, направленную на развитие дружественных отношений между нашими странами. И, чтобы эта работа и далее продвигалась в нужном нашим странам направлении, мы готовы подождать до понедельника доставки всех, я особо подчеркиваю: всех перечисленных ранее ценностей, а так же двух миллионов фунтов золотом за столь досадное непонимание наших шагов, направленных на урегулирование конфликта. В то же время вынужден сообщить, что в случае, если в понедельник до двенадцати часов дня по московскому времени советский народ не получит эти ценности здесь, в Москве, то следующим напоминанием будет лондонский Тауэр, а следом за ним — в качестве последнего напоминания — Вестминстерское аббатство.

— Вы с ума сошли! Это же…

— Это будут довольно громкие напоминания, согласен — но зато их услышит каждый британец. И, спешу заметить, это наши окончательные условия…

Французы поступили просто и при этом продемонстрировали (то есть изо всех сил постарались продемонстрировать) то, что «они совершили ошибку, но не утратили доверия к руководству СССР»: золото (там и было-то чуть меньше тонны, если вместе с ящиками считать) просто самолетами доставили в Стокгольм, а сопровождающий последний груз французский полковник при передаче ящиков товарищу Афанасьеву сказал:

— Мне поручено передать вам, что у нас груз был просто взвешен, там пару кругляшков добавили на случай, если случайно фальшивка попадется — а если этого не хватит, вы просто сообщите в наше посольство, недостача будет немедленно скомпенсирована. Единственной просьбой будет в случае такой недостачи сообщить номер ящика, в котором такая обнаружится, чтобы мы уже у себя приняли меры против возможного воровства.

Англичане же, доставившие груз в тот же Стокгольм на своем эсминце, устроили из передачи ценностей целую церемонию: четыре каких-то «эксперта» из британского казначейства передавали приглашенным советским экспертам каждую ценность отдельно и требовали их подписи под передаточными документами, а за особо ценные «экспонаты» расписывалась Александра Коллонтай лично. Но к ужину в воскресенье все же вся процедура была закончена.

Король Густав Бернадотт для этой «торжественной церемонии» даже выделил специальное помещение в своей резиденции, а когда все закончилось, он отдельно пригласил к себе Егора Дементьевича:

— Надеюсь, господин торгпред, — последнее слово он тщательно проговорил по-русски, — ваше правительство знает, что делает. Нам меньше всего хочется, чтобы в Европе началась новая война.

— От лица советского правительства… и лично от госпожи Синицкой я приношу вам огромную благодарность за столь существенное содействие в деле предотвращения войны между Советским Союзом и некоторыми странами, чье руководство повело себя несколько неосмотрительно. Пользуясь случаем, я хочу сообщить, что в соответствии с последним указом нашего Верховного Совета в знак особой признательности за вашу деятельность в области укрепления мира между народами вы награждены орденом Дружбы народов, учрежденного два дня назад. Принимая во внимание непростую международную обстановку, СССР указ о вашем награждении публиковать без вашего на то явно выраженного согласия не будет, а знак ордена вам вручат несколько позднее: орден только что учрежден, сами ордена просто изготовить не успели…

— Передайте от меня вашему правительству мою благодарность за это награждение… Егор, я тебя пригласил для обсуждения другого вопроса, — этим король показал, что официальная часть встречи закончена, а с «русским торгпредом» у него давно уже установились и определенные неформальные отношения, — но должен выразить свое восхищение тем, что у вас в правительстве вообще кому-то пришла в голову идея учредить орден дружбы…