Дарья Кононенко - Ответ большевику Дыбенко
О, борщик. Пахнет приятно. Где моя большая ложка? Паша с тоской вспомнил свою ложку, мельхиоровую, с витиеватой надписью 'Дорогому Внуку'. Здесь приходилось обходиться деревянной, носить ее за голенищем сапога, хорошо еще, хоть личная. Демченко вырезал, в обмен на дежурство. И человека уже нету, а ложка удобная.
- Хороший борщик, хороший. Мышка тоже кушала. Умерла. - пискнул кто-то за спиной у прогрессора. Послышался звук подзатыльника.
- Мышка подавилась,- сказала женщина.
Паша чуть не подавился сам, обернулся посмотреть. Маленькое и грязное дитятко неопределенного пола, в слишком больших штанах и рубашке, босое, с большой рогаткой за поясом , и его мать, в розовом платье и с бидоном молока. По современным прогрессору канонам, она была бы красавицей. По канонам журнала 'Нива' и 1913 года - слишком тощая, слишком голенастая и без интересной бледности.
- Это не ребенок, это безобразие! - безобразие цапнуло со стола кусок хлеба, хлебнуло из бидона и усвистело на улицу. Из хозяйской комнаты доносился здоровый храп. - Вся в отца.
Паша только плечами пожал. А борщ неплохой, зря Палий так говорил. Да и чисто в хате.
- Роман в принципе неплохой человек. Ну комиссара подорвал, так он больше не будет.
- Изобретатель! Китайца какого-то вверх ногами закопал. На такое у него время есть. А как сарай покрасить - так его днем с огнем не найдешь.
- Зато непьющий,- прогрессор сам себе не верил - защищать малограмотного убийцу в семейной ссоре. Комедия абсурда.
- А зубы ему кто выбил? - жена Палия забрала из-под носа у бывшего студента пустую миску, бросила в жестяное корыто, над которым был пятью гвоздями присобачен рукомойник, налила в закопченную кастрюлю воды - греть, завозилась с печкой, чиркая вонючими спичками.
- Он уже умер,- прогрессор все больше и больше чувствовал себя персонажем непоймичего.
Утро добрым не бывает. Хоть оно и солнечное. Лось с превеликим удовольствием дал пинка ездовому. Раз ты ездовой, так и занимайся лошадьми. От село затюканное. Ну Крысюка-то чего бояться? Он же не чекист какой, обычный человек. И командир тоже не кусается. Особенно если помер. Бывший студент оглядел лагерь - лошади на месте, куда ж они, спутанные, денутся, Крысюк пулемет осматривает, командир как лежал со вчерашнего вечера, так и лежит. Два перевязочных пакета извели. Пульс вроде есть. Это хорошо. В госпиталь бы его, мы ж не доктора. Лось пошарил по карманам - кисет есть, даже чуть-чуть табака есть. Крысюк закончил с пулеметом, почесался где-то под пулеметными лентами. Удобно кто-то придумал! Сам Лось тоже таскал на плечах две ленты, наподобие мексиканского повстанца.
Ситуация... Красных гонят, аж пищат. Деникин наступает, только от этого не легче, он же и повстанцев громит. И будет бить до сентября, если бывший студент правильно помнил историю. А до осени доживут далеко не все. Вроде бы Ляховский здесь крутится. Вроде бы? Да и кто этот Ляховский? Может, тоже золотопогонник. Шкуринский вот тоже чуть красным командиром не стал. И на сколько хватит пяти пулеметных лент? Сколько могут продержаться трое, без подмоги? Тачанку тряхнуло на очередном холмике, Лось чуть не откусил себе язык. Командир слабо заматерился. Живучий. Хотя бабушке за день до смерти тоже лучше стало.
Тачанка куда-то ехала, кони пофыркивали время от времени, степь зеленела и цвела, погони было не видать. Сиди себе, грейся на солнышке. Гордееву повезло, сразу башку снесли. Интересно, кому достанется его аккордеон? И Шульге повезло, хороший боец был, четверых уложил, пока в него самого не попали. Палий вроде бы ушел, если уцелел, то хана донскому казачеству. Это ж не немцы подневольные, которых кайзер воевать заставил. Пятеро из двадцати. Мама дорогая. Бывший студент очень хотел домой, на восьмой этаж, к любимому компьютеру и очкам в синеньком футляре, обклеенном блестками.
Ездовой натянул поводья. Привал - дело хорошее, сейчас коней беречь надо. А то пешедралом - оно как-то тяжеловато, да еще и с пулеметом. Да и командиру отлежаться хоть час тоже не помешает. А в яру и тенек есть, вон какое дерево растет. И вода, ручеек целый. Серая уже к воде тянется. Куда, зараза! Брюхо застудишь, остынь трошки. Так, чего там у нас с командиром? Холодный уже. Отмучился. Ездовой перекрестился. Крысюк молчал. А что тут скажешь? Да и могилу не выкопаешь, потому что лопаты - нету. Так что будет зверью ужин. Лось машинально почесал гнедой шею. Надо бы поискать какой-нибудь крупный отряд, пулеметчик человек полезный. Может, и дотянем до осени. Вот только что ж было этой осенью, что прогрессор вспомнить не может? Или, вернее сказать, будет?
Ладно, поехали. Бывало и хуже, например, по минному полю проход искать. Или там в тифозном бараке лежать. А Чужую Молодицу хай эти сопляки боятся. Кстати, шось видать. Ану дай свою оптику! Крысюк повозился с настройкой, пригляделся - село какое-то, домов десять точно есть. Вернул бинокль ездовому, толкнул скисшего второго номера - мало ли хто там. А вот и комитет по встрече. Гусар недобитый, чучело в женском полушалке, и это даже ж не знаю, чей мундир. Не красные, это точно. И не белые. Нашивки на них-то есть, угол, только черно-зеленый. Медленно едут.
- Вы хто?- гусар обозвался. То ли командир, то ли жить надоело. У пулеметчика руки на гашетках, он-то успеет.
- А вы?- ездовой мало что в жизни видел, кроме родного огорода. Гусар почесал в затылке. Похоже, ему не нравилось стоять напротив пулемета.
- Люди божьи, обшиты кожей,- буркнул тип в незнакомом мундире, сплюнул пережеванный табак. Ездовой, как бы чухаясь, перехватил вожжи поудобнее правой рукой, левая зависла над браунингом. Тип в полушалке улыбнулся. Зубов у него не хватало, но недостатки искупал здоровенный вороненый маузер в руке.
- Интересна одежа,- Крысюк говорил спокойно, даже лениво, но руки от гашеток не отнимал.
- У чеха в дурня выиграл,- тип выудил из кармана полплитки жевательного табака, отгрыз кусок, блаженно зачавкал.
- И де ж ты чеха взял?
- Да заблудился тут один. Лой из него было хорошо топить. Ездовой позеленел. Прогрессор чихнул, потому что сказать было нечего. Вернее, было что, но жить хотелось больше.
- Вы шо, красные? - Крысюк говорил так же лениво, по-прежнему не убирая рук с гашеток.
- А ты б руки убрал, я нервный,- тип в чешском мундире медленно вытащил правую руку из кармана, тоже задержал над револьвером.
- Все сейчас нервные, - вздохнул прогрессор.
- Такие красные, аж зеленые, - огрызнулся гусар, - большевики узурпировали цвет борьбы. А вы-то кто? Может, тоже контра, как на той неделе?
- Я анархист с Брусиловского прорыва! - оскалился Крысюк.
- А до того? - тип в полушалке сунул маузер в кобуру.
- А до того я не знал, как анархисты называются.
- А що было на той неделе? - ездовой был молодым и любопытным.
- Да лазил тут один в погонах. Посмотрел и дальше пошел. Тип в чешском мундире фыркнул.
- Пошел, а как же! Спотыкался только.
- Тебе смешно, а зачем мою ложку вымазывать в каких-то соплях? - обладатель полушалка развернулся к товарищу, с нагайкой в руке.
- То не сопли, то стекловидное тело. Было.
Лось понял, что обедать уже не хочет.
- А, так вы с Ляховским? -Крысюк явно что-то вспомнил.
- Ну да,- тип в чешском мундире приосанился, развернул коня, махнул рукой,- нам пулеметчик пригодится.
Ездовой наворачивал капусняк так, будто первый раз в жизни ел. Крысюк не отставал, тем более эти двое ели из одной здоровенной миски. Прогрессор лениво разглядывал обстановку. Есть ему не хотелось, особенно после того, как щербатый предложил ему свою ложку. А так - хата как хата, возле нее вишни растут, уже отцвели. Стены глиной беленые, пол деревянный. Печь цветами размалевана. Под потолком лук висит, в косы заплетенный. Хозяйка на кухне чугунками грохочет. В окошко колодец видать, последний писк техники - колонка водонапорная, с корытом под ней. Какой-то боец воду набирает.
Почти мирная жизнь.
Только за соседней хатой пушка в огороде стоит, а хлопец в синих штанах от нее детвору отгоняет, да какой-то тяжеловооруженный недоносок, ростом чуть повыше винтовки, бегает. Возле хаты стоит мужик в вицмундире засаленном, учительском вроде, курит. Окурок затоптал, дверь открывает.
- И кто это тут?
Крысюк облизал ложку, сунул ее за голенище. Лось разглядывал вошедшего. На декана чем-то похож, такая же самодовольная рожа. Вот только декан Петр Тарасович при себе носил папку на кнопках, а не маузер. И за ним тот щербатый идет, в дверях становится. Окружают.
- Кое-кто распасся на домашних харчах,- Крысюк, похоже, откуда-то знал этого Ляховского. Но это еще не гарантия. Ездовой забился в угол. Ну село необстрелянное, что с него взять? Ляховский тем временем почесал левый глаз, подхватил стеклянный шарик у самого пола. Щербатый за его спиной покрутил пальцем у виска.
