К. Медведевич - Ястреб халифа
К северу от города, в долине, тоже поднимался к небесам жалостный вой и крик — людей древками копий выталкивали из домов, разрешая взять с собой лишь самое необходимое и припасы на пять дней. В Веге носились от деревни к деревни, от усадьбы к усадьбе воины Правой гвардии, сгоняли, не разбирая кто есть кто, — феллахов, хозяев богатых домов, их рабов и домочадцев, — в огромные толпы и уводили в горы. Многих приходилось отыскивать в укрытиях и оросительных каналах и гнать прочь от домов плетьми — люди все не могли поверить, что конец света, конец Фейсалы уже при дверях.
…Тарик быстро шел по стене к нему навстречу — как всегда прямой, с высоко поднятой головой и спокойно-невозмутимым выражением бледного лица. Впрочем, сейчас самийа был с ног до головы покрыт белесой пылью — даже черная грива волос стала серой там, где выбивалась из под повязанного вокруг головы платка. Аммар заметил, как на нерегиля оглядываются и показывают друг другу — люди облегченно вздыхали и, поднимая лица на небу, радостно складывали ладони в молитвенном жесте благодарности. "Вернулся, вернулся!", занятые сбором навоза в конюшнях во дворе под стеной крепости мальчишки бросили лопаты и со всех ног припустили в лабиринт улиц — "малик вернулся, малик здесь, ангел вернулся к повелителю верующих!".
— У меня есть плохие новости и хорошие новости. Плохие новости: купцы были правы — их действительно сто пятьдесят тысяч сабель, — не стал тратить время на приветствия нерегиль и встал рядом с Аммаром. — Хорошая же новость такова, что половина этого войска — сброд. Джунгары гонят перед собой пленников и данников — киданей и найманов.
— И тангутов, — добавил Аммар. — Я прочитал бумаги посольства. Они захватили Эдзин и Кафан.
— Тангутов в войске нет, — обернулся к нему Тарик. В его больших серых глазах, как ни странно, читалась грусть. — Эсен-хан истребил всех тангутов. Всех до единого, "всех отцов и матерей", как изящно выражаются его сказители.
— Ну вот, а ты говорил, что это ирчи, — усмехнулся Аммар. — Разве может быть у ирчи изящная словесность? Это люди, Тарик, люди. И этот Эсен-хан — он просто человек.
Нерегиль бросил на Аммара какой-то странный взгляд — словно хотел что-то сказать и долго колебался. Потом тряхнул головой и передумал. И ничего не ответил.
Нерегиль оказался прав — передовыми отрядами огромной армии оказались бредущие пешком люди в рваной одежде, кое-как вооруженные кто луком, кто копьем, а кто и просто острой палкой. Этих горе-воинов гнали гарцующие на мохнатых низеньких лошадках джунгары — в епанчах и лисьих малахаях, даже по такой теплой погоде. Кочевники размахивали плетьми, загоняя в строй еле плетущихся рабов. Упершись в пылающие кварталы рабата, войско джунгар остановилось. Наблюдающие за происходящим с башен аль-касра и шахристана ашшариты вскоре увидели, что кочевники решили встать под стенами Фейсалы лагерем.
Ночь явила защитникам города страшное зрелище: под подсвеченным рыжеватым пламенем небом на юг до самого горизонта тянулись огни костров — лагерю джунгар не было видно ни конца, ни края.
Под утро в Пятничной масджид города улемы начали читать проповеди о конце света, о грехах и распущенности наших дней, о гневе Всевышнего, явившемся в виде джунгарского войска, дабы покарать нечестивых лицемеров-мунафиков и сделать пути верующих прямыми. Аммару пришлось прийти в масджид в сопровождении полусотни ханаттани и разогнать каркающих служителей единого Бога. Затем он взошел на минбар и как халиф своего народа прочел оттуда проповедь. В ней он напомнил людям о таких именах Всевышнего, как Охраняющий, Дарующий безопасность и Прощающий, а также Миротворящий и Аль-Муиззу — Дарующий силу и победу. Если Всевышний с нами, заключил свою речь Аммар, то чего же мы можем лишиться? По милости Его завтра те, кто останутся в живых, будут праздновать победу на пирах среди садов Веги, а те, кто примет венец мученичества, будут праздновать победу в садах рая. Всевышнего не зря называют Ас-Самииу — Всеслышащий. Он знает о наших нуждах и уже готовит нам копье силы и венец победы! Этими словами Аммар закончил проповедь и велел всем расходиться.
На рассвете кочевники пошли на штурм: впереди они гнали заплетающихся ногами пленников из покоренных киданей и найманов. Те тащили осадные лестницы и толкали к стенам баллисты и катапульты. Их расстреливали со стен, но джунгары подгоняли все новые и новые волны оборванных изможденных людей. В конце концов, им удалось подобраться к стенам шахристана и закинуть на них осадные лестницы. Подхлестываемые плетями надсмотрщиков, плачущие и скулящие люди полезли на стены. Бой с ними напоминал страшные рассказы о сражениях с призраками пустыни: все новые и новые запорошенные желтоватым песком одушевленные скелеты вспрыгивали на зубцы крепости, их сталкивали вниз и рубили, но на их месте возникали все новые и новые фигуры с провалившимися темными глазами, стонущие как неупокоенные души.
С установленных на расстоянии выстрела катапульт и баллист в город полетели камни, горшки с зажигательной смесью и тяжелые дротики. У осадных машин суетились расчеты людей с косичками, в таких же халатах, как у повешенных давеча на площади купцов.
Еще несколько отрядов несчастных, скованных попарно, с лопатами в руках, подогнали к рвам, окружающих аль-каср, и те стали ковыряться в земле, пытаясь засыпать ров. Защитники цитадели выпустили по ним несколько залпов, после чего на земле остались лежать неподвижные и еще бьющиеся в последних конвульсиях тела. Джунгары немедленно подогнали ко рву еще одну толпу оборванцев. Они, плача и крича от страха, принялись сталкивать в ров тела погибших от стрел ашшаритов несчастных. Воины на стенах дали еще несколько залпов. Новый отряд повторил участь первого. Джунгары пригнали еще пленных — на этот раз это были сплошь женщины и дети. От их жалобных криков вставали дыбом волосы. Вскоре у рвов аль-касра высился завал из трупов в человеческий рост. Среди окровавленных утыканных стрелами тел ползали какие-то фигуры, в которых образ человека угадывался уже с трудом.
К полудню развалины рабата окончательно погасли и даже перестали исходить дымом.
И тогда на стенах аль-касра запела труба. Ворота цитадели распахнулись, и из них выехали легкие конники с луками и копьями. Они выскакивали за ворота и тут же бросались в бой, и вскоре на каменистом, спускающемся к холмам склоне стало белым-бело от светлых джубб всадников. На них с гиканьем помчался передовой джунгарский отряд. Ашшариты рассыпали строй и припустили наутек между холмами, через вьющийся дымками пепел предместий. Джунгары рванули за ними. Вскоре в лагере кочевников пришли в движение три чернохвостых знамени-туга, и три тумена конников, неспешно разгоняясь, пошли вперед — их ждала покорная, как рабыня, Вега. Джунгары шли учить роющийся в земле скот уму-разуму.
Когда арьегард последнего тумена втянулся в долину Фейсалы, и кочевники уже жадно оглядывали открывающуюся волшебную панораму рукотворных озер, рыбных прудов, оросительных каналов, садов, огородов, рисовых и пшеничных полей и снова садов с белеющими домами, павильонами и беседками, — так вот, когда три тумена джунгар вошли в долину, Вега пришла в движение. С обеих сторон долины донесся боевой клич ашшаритов: из апельсиновых рощ на западе широкой лавой хлынула тяжелая конница верхом на защищенных нагрудниками лошадях с копьями наперевес; с востока от поросших свечками кипарисов усадеб на высоких зеленых холмах отделилась вторая лава, до сих пор успешно прятавшаяся среди олив и виноградников — конники стояли, спешившись и привязав лошадей к поясам. Джунгар взяли в клещи и стали быстро, как ремесленник срабатывает свое изделие, уничтожать.
Тем временем из трех обращенных к югу ворот шахристана на вылазку бросились конные копейщики кланов. С ревом на них пошли два джунгарских тумена, гоня перед собой и хлеща почем зря закрывающихся локтями пленников. Когда два конных строя сшиблись, поднялись такие грохот и крик, что ни в цитадели ни в шахристане люди не слышали друг друга даже в подвалах.
Однако главное знамя — высокий туг с семью черными хвостами и черепом медведя на навершии, и малый бунчук второго тумена еще оставались на холме в джунгарском лагере. Кочевники стояли плотной, слитной массой, — огромным темным пятном на серо-желтом покатом плече долины.
И тогда в холмах далеко на юге зазвучала труба — впрочем, на стенах крепости за страшным шумом битвы ее не было слышно. Но на гребнях холмов даже сквозь сплошной саван пыли засверкала сталь — засадный полк ханаттани, укрывавшийся в скалах у ворот в страну джиннов, пошел в атаку. Это для них переливался в вечернем воздухе трубный сигнал. Южане и гвардия Эрдени-батура сошлись на мечах. Когда это произошло, ворота аль-касра снова открылись и выпустили пять тясяч гвардейцев во главе с Аммаром. Они вклинились в джунгарский фланг, сея смятение и панику и среди кочевников, и среди их пленных, которые бросились со всех ног в лагерь, — их уже было не остановить ни плетями, ни стрелами. Через некоторое время в лагере джунгар царила жуткая неразбериха, и вскоре туда влетели конники Аммара. Армия Эрдени-батура корчилась в предсмертной агонии.
