Андрей Валентинов - Когорта
У последнего танка Мик невольно вздрогнул, увидев ровные белые буквы на броне. «Полковник Корф»…
– На соседней поляне – ракетчики, – напомнил Тургул. – Если хотите, можем проехать и на аэродром.
– Антон Васильевич, да зачем? – удивился Мик. – Все и так в полном порядке.
– Плохо знаете военную психологию, – усмехнулся генерал. – Смотры подтягивает, да и в Таганроге станет поспокойнее, когда вы доложите, что лично посетили части. Но вы правы; в других частях тоже полный порядок. Вернемся на станцию?
На военном совете Мик откровенно скучал, делая вид, что читает свежую сводку. Его тянуло немедленно уехать, но предстояла встреча еще с несколькими офицерами, изъявившими желание получить личную аудиенцию у Генерального Инспектора.
Мика поражала привычка прадедов ходить к начальству по любому поводу. Его просили о переводе в другую часть, ходатайствовали об устройстве судьбы сестры или тещи, о служебном повышении, а порою и доносили на сослуживцев. Причем все догадывались, что полковник Плотников не сможет им в большинстве случаев помочь, но все равно просили – на всякий случай. Порою предлагали взятки – от пачки засаленных керенок до такого, что даже у не особо целомудренного Мика краснели уши.
В этот день он был не в настроении, быстро спровадив просителей и даже не пообещав «разобраться», как он это делал обычно. Адъютант доложил, что в коридоре ожидают еще двое.
Мик устало кивнул, но тут же вскочил со стула и чуть ли не впервые за этот день улыбнулся. В дверях стоял Ухтомский.
– Разрешите войти, господин полковник?
– Виктор! – Мик поспешил навстречу, показывая, что не намерен поддерживать служебный тон. – Очень хорошо, что вы зашли' Ну, как дела?
– Спасибо, Михаил. – Ухтомский натянуто улыбнулся в ответ и присел на краешек стула. – Не стал бы к вам напрашиваться, но мне не к кому обратиться. Меня не желают слушать. Даже Антон Васильевич…
– Да что случилось-то? С кем-нибудь повздорили? Виктор покачал, головой.
– Михаил… Господин полковник! Мне стыдно признаваться, особенно вам. Это ведь не ваша война, а вы все-таки здесь! Я и сам… Прибыл в Ростов еще зимой семнадцатого… Михаил, я не хочу больше воевать!
– И чего тут стыдного? – поразился Мик. – Это я от армии косил, а вы столько лет воюете, дважды ранены…
– Трижды… – бледно улыбнулся Ухтомский.
– Тем более! Так…
Плотников на секунду задумался, затем достал большой роскошный блокнот в кожаной обложке.
– Сегодня же поговорю с Антоном Васильевичем. Для начала отправим вас в отпуск. В Крыму сейчас плохо, лучше в Ниццу…
– Не надо. – Виктор положил ладонь на открытый блокнот. – Я не о том… Михаил, за что мы воюем?
Плотников на секунду растерялся, но затем ответил четко, не задумываясь:
– За право России самой выбрать свою судьбу. За то, чтобы не было семидесяти четырех лет позора!
– Конечно, – вздохнул князь. – Михаил, когда я узнал, что мы начинаем закупать у вас оружие – и какое оружие! – то чуть не умер от радости. Ей-богу! У нас ведь даже патронов не хватало! И вот первые танки, ваши добровольцы… Бои под Орлом, помните? Тогда я впервые поверил в победу. Впервые! Но потом…
Он помолчал, опустив глаза и стараясь не глядеть в лицо Мику.
– Когда первый раз отдали приказ об обстреле «Градами» жилых кварталов, я вначале просто не поверил. В том пригороде Орла жило десять тысяч! Остался только пепел, да что я говорю, и пепла не было!… А потом… Бомбежки, ракеты, этот… напалм… Разве так воюют?
– Война, – философски заметил Мик. – Лес рубят… Он не договорил, вспомнив, чью фразу повторяет.
– Да, щепки! – выдохнул Ухтомский. – Русские щепки! Мы оставляем после себя выжженную землю. Мы хуже СС! Да, я читал, я видел по телевизору, когда был в Столице! Мы вешаем пленных!..
– Красные поступают так же, – развел руками Плотников. – Вы читали последний приказ Троцкого?
– Да. Но мы-то не большевики! Кого мы освобождаем? Пустыню, пепел? Там даже стекло плавится… Я долго молчал. К красным тоже стало поступать ваше оружие, и я думал, что иного выхода нет. Но теперь их Канал не работает, танки у красных без запчастей и боеприпасов. Уже неделю их аэропланы не взлетают. А мы? Вчера один эшелон, сегодня другой. К ракетам привинчивают какие-то секретные боеголовки…
– Вы правы, – Мик улыбнулся-, – сейчас мы уже сильнее. Да что вам, Виктор, коммунистов жалко? Через недели три мы будем в Столице!
– Да, – отрешенно кивнул князь, – мы будем в Столице.
Один концентрационный лагерь – в Лужниках, второй – на Ходынке. Публичные казни на Тверской…
– А-а! – понял Плотников. – Вас знакомили со Специальной программой?..
– Из соседних сел уже взяты заложники, в пяти верстах строится лагерь для неблагонадежных. Там даже крематорий будет!.. Чем же мы лучше большевиков?
– Тем, что мы – не большевики! – отрезал Мик. – Ваши прежние вожди слишком либеральничали. Сунем в топку сотню-другую коммуняк – и порядок на сто лет вперед! Кстати, в Омске, у адмирала, с нами полностью согласны.
Ухтомский побледнел и медленно встал.
– Год назад мы спорили, допустимо ли расстреливать пленных. Многие были против. Даже у войны есть законы, Михаил! А теперь мы сжигаем целые города и строим свой ГУЛАГ – так, кажется, у вас это называлось? Что же будет, когда мы победим?
– Порядок! – Плотников тоже встал. – Лет на десять запретим всяких социалистов с демократами, чтобы выросло новое поколение. Знаете, Виктор, я сам почти диссидент, насмотрелся на всякие митинги с пикетами. И… И хватит об этом, хорошо?
– Так точно, ваше высокоблагородие! – вздохнул Ухтомский.
– Да не обижайтесь, Виктор, – поморщился Мик. – Еще не хватало нам погрызться из-за прав человека!.. Кстати, вам привет от Келюса… от Лунина. Он о вас очень беспокоится, теперь вижу, что не зря. Да садитесь вы!..
– Спасибо. – Штабс-капитан неуверенно взялся за спинку стула, но так и не присел. – Как там Николай Андреевич?
Когда они распрощались, на пороге возник адъютант. Мик обреченно вздохнул – его ждал еще один посетитель.
Этот полный краснолицый человек мало походил на офицера. Форма сидела на нем как-то криво, да и весь вид не внушал особого доверия. Однако при виде гостя Плотников поспешил встать. Перед ним был начальник контрразведки ударной группы.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – соблюдая старомодный этикет, поздоровался гость, хотя сам был подполковником и имел полное право обращаться к Мику по званию. – Не смел бы вас беспокоить в этот поздний час, если бы не служба-с…
Плотников вопросительно поглядел на контрразведчика. Тот сделал значительное лицо, при этом щеки еще более раздулись, а глаза превратились в щелочки.
– Хотел бы доложить о некоторых особо любопытных пленных. Есть двое-с…
– Это не мое ведомство, – сухо ответил Мик. Он и раньше старался пресекать попытки контрразведчика знакомить его с делами, но тот прекрасно понимал, что значит докладывать об успехах офицерам вышестоящего штаба.
– Я бы и не смел беспокоить, если бы не ваш собственный приказ, господин полковник. Один из этих двоих – ваш. Ну, вы меня понимаете-с…
Плотникову уже несколько раз докладывали о поимке красных добровольцев из числа прибывших по Каналу института Тернема, но каждый раз это оказывалось недоразумением. Добровольцы в плен сдавались редко.
– Вчера взяли. – В голосе контрразведчика прозвенел азарт. – Вот-с!
Он протянул Плотникову маленький четырехугольный предмет. В неярком свете лампы Мик сразу же узнал карманный японский калькулятор.
– Хорошо, – вздохнул он, – пойдемте поглядим.
– Зачем ходить-с! – обрадовался подполковник. – Тут они. Ждут-с…
Через минуту конвой ввел пленного – высокого парня лет двадцати в гимнастерке с красными петлицами и нашивками ротного на рукаве. Синяки и взъерошенные волосы говорили о далеко не смирном нраве, руки были связаны за спиной, а на ногах вместо сапог белели портянки.
– Кожинов Александр Иванович, – доложил контрразведчик. – Говорит, что из крестьян-с. Хе-хе!
– Ваше? – поинтересовался Мик, указывая на калькулятор. Пленный пожал пледами.
– Мое. Считает бойко. А что?
– На Арбате купили?
– Не-а… Друг подарил, он его у этих… которые на таньках ездят, выменял.
– На танках, – автоматически поправил Плотников. Тот никак не отреагировал, но Мик заметил короткий взгляд, брошенный на него исподлобья.
– Значит, из крестьян? – продолжал он, внимательно следя за выражением лица пленного.
– Псковские мы, – подтвердил Кожинов, – мобилизованные.
– Что, Сталин дал приказ? – усмехнулся Плотников, и по тому, как дернулось лицо пленного, понял, что не ошибся. – В общем, так, господин Кожинов, выбирайте. Или вы говорите правду и мы оставляем вас для обмена на наших добровольцев. Или, – он покосился на контрразведчика, – мы отправляем вас туда, где вас будут… допрашивать. Если вы действительно крестьянин, да еще мобилизованный, потеря невелика.
