Заур Караев - Место, которое есть
Дверь открывается, и вот вносит одну из своих ног в мою камеру тот, кому выпала честь допрашивать Ида Буррого. Я с нетерпением хочу увидеть его лицо, дабы запечатлеть, и тут происходит нечто, заставившее меня даже слегка растеряться, впрочем, только от восторга. Этим самым лицом оказалось лицо Кита Лера.
Он зашел, постоял некоторое время возле входа, затем, к большому моему удивлению, улыбнулся, и подошел к стулу, на который водрузил свое тело. Поначалу лейтенант сидел молча и просто смотрел на меня своими серыми глазами. Решив последовать его примеру, я тоже взялся изучать внешность находившегося напротив человека. На самом-то деле жалкое зрелище представляет собой этот персонаж. Я-то урод, но все же человек, а он кто таков? Какой-то жалкий клон, который обязан своим существованием желанию государей укрепить за счет нового сотрудника полицейский аппарат Объединенных городов. Разве можно его назвать создание Божьим, даже если использовать это словосочетание в переносном смысле? Нет ни отца, ни матери, значит, и он никогда не был полноценным ребенком — пустышка, образованная при помощи пары пробирок и инкубатора, или почти идеальная копия какого-то давно умершего человека. Не может же человек быть искусственным в конце концов?
Размышления над ничтожностью происхождения Кита Лера натолкнуло меня на думы иного характера. Интересно мне стало, почему наши руководители, сумевшие сохранить технику клонирования человека, не имеют в своем распоряжении другие научные средства. Со многими из них им было бы сподручнее управляться со своими подданными. Умей они, например, вылечивать современных людей от этих столь разнообразных увечий, то вся государственность строилась бы уже несколько иначе. На заводах, в госучреждениях и во всех прочих местах можно было бы при посредничестве присланных глашатаев объявлять, что трудящийся сверх нормы имеет шансы на излечение. Тогда бы уроды трудились не щадя живота и головы своих, а это значит, что производственные показатели быстро поползли бы вверх. Можно еще что-нибудь придумать, да толку от этого? Лучше буду с пустой головой сидеть на полу и смотреть в глаза жадно изучающему меня Леру.
— Как вы себя чувствует? — с каким-то обычно нехарактерным для полицейских задором спрашивает вдруг он.
— Не так уж и плохо, — весьма спокойно отвечаю я, давая знать, что психика моя ни черта не пошатнулась от пребывание в роли узника, — но стало бы намного лучше, если бы мне объяснили, по какой причине меня арестовали.
— Господин Буррый, давайте оставим эти дурацкие прелюдии. — улыбнувшись заговорил лейтенант. — Лучше бы сразу перейти к делу.
— Да плевать я хотел на твои дела! — с наигранной злобой воскликнул я, хотя, по правде говоря, внутри меня и в самом деле начинало происходить некое эмоциональное брожение, которому, правда, суждено завершиться ничем.
— О! — произнес Лер, а после усмехнулся. — Не такой уж и плохой актер вы, оказывается. — как же умело он меня задел, будто заранее знал на что надо надавить: сейчас почему-то неприятно было слышать нечто подобное. — Но, скажу вам по секрету, сейчас роль режиссера отведена мне. Хотите, не хотите, а под мою дудку плясать вам придется. Ну что ж, приступим? Или вы продолжаете ломать комедию, тогда как ставим мы драму?
— Я смотрю, метафоры у тебя на все случаи жизни найдутся. Не думал, что подделка человека способна на нечто подобное. Скажи мне, кукла, кто же тебя такому научил? — язвительно выпалил я.
— Отличный ход! Намек на происхождение, оскорбление чувств, отображение негативного отношения к клонам — все это особо ценно для меня, но время сейчас не очень подходящее для разговоров на данную тему. Может как-нибудь потом, когда вы будет блаженно коротать вечера в пансионате для очищенных, я и зайду к вам, что бы обсудить все эти сложные с точки зрения морали вопросы, но а пока нам надо потолковать об… сейчас, одну секунду, — он взял в руки папку, которая до этого все время лежала у него на коленях, и вытащил оттуда какой-то листик, а затем бегло пробежал глазами по поверхности последнего, — ага, вот! Кира Лязем. Расскажите мне о ней.
Он говорил о той некрасивой карлице, что сейчас находится в подвале моего дома в приятной компании дорогого доктора, если, конечно, последнего еще не допрашивают в какой-нибудь из соседних комнат. Теперь-то я окончательно избавился от сомнений насчет истинной причины моего ареста. Никаких ошибок ищейки не совершили. Интересно, как они узнали обо всем, тогда как раньше им не удавалось? Ладно, тут можно все объяснить слежкой, но на второй вопрос такого простого ответа не найти — коли уж я был уличен правоохранителями в преступной деятельности, то почему же меня сразу не схватили, а позволили доставить жертву домой и сделать невесть что? Странно все, ну да ладно.
Как же действовать сейчас? Просто сидеть и молчать, оставляя без ответа обращения Кита Лера? Или же лучше претвориться подавленным и начать давать фальшивые показания? Нет, лучше быть малословным и позволять себе говорить лишь не по делу. Кажется, при таком раскладе нет никаких шансов даже случайно проговориться.
Терпению Кита Лера можно позавидовать — около часа безуспешно пытался выведать у меня хотя бы крупицу информации о похищенной мной неделю назад женщине. Он говорил, что вероятность нахождения ее в моем доме сейчас не высока, а все потому, что предположение об убийстве очень манило его к себе. Когда лейтенант делился этими своим взглядами, то будто невзначай упомянул Марию Йамаду и какого-то «маскарадного маньяка». Видимо, это было испытанием для моего спокойствия и попыткой выставить меня обвиняемым и в этом деле, но мускулам на лице дрожать я не позволили, так что, думается, каких-то конкретных выводах о моем участии в убийстве сумасшедшей Лер не сделал.
Когда тщетность потуг выдавить из меня сведения о судьбе Лязем стала очевидной, допросчик сказал «Ладно», а потом принялся задавать мне вопросы по моей биографии. Тут не было смысла молчать и лгать, и поэтому-то я и рассказал о себе. Ид Буррый, родился 27 плювиоза, 28 лет. Об отце ничего не знаю, мать же умерла, когда мне был год отроду. Впоследствии сдан в детский приют «Цветущие маки», где получил образование. В будущем благодаря оригинальной внешности был рекомендован режиссеру Шломо Амиму директором моей богадельни. Карьера задалась, и я быстро стал одним из наиболее востребованных актеров государства. Вот и все.
Когда я закончил, в комнату заглянул тот полицейский, что заносил стул. Он жестом подозвал Кита Лера, они переговорили, а потом вдвоем скрылись за дверью. Одиночество продлилось не менее двадцати минут, спустя которые мне пришлось вновь обрести недавно утраченного собеседника, только на сей раз он не был весел и задорен, а выглядел озабоченным.
Причины такой перемены стали известными мне достаточно быстро — стоило лейтенанту только заговорить. Сам я не мало удивлялся говоримому им, так как все это было поистине странным. Он, читая из каких-то ветхих на вид бумажек, рассказывал совсем неизвестную мне историю какого-то Ида Буррого, родившегося со мной в один день. Мать этого несчастного умерла при странных обстоятельствах спустя несколько недель после родов. Звали ее Фина Креоль. Отец же его через день после смерти роженицы пропал без вести в момент взрыва на одном из секторов завода В16 центра «Будущее за технологиями», предположительно погиб. Имя исчезнувшего — Ипполит Рад. Остальные детали этой жизни совпадали с моей историей.
В общем-то, сомнений нет в том, что мы рассказывали об одном человеке, только основываясь на разных источниках. Я все свои знания о родителях подчерпнул из уст главы моего детдома, а Кит Лер — из каких-то, судя по всему, архивных бумаг. Его правда имеет больше шансов на то, что бы быть истиной, тогда как моя не выдерживает никакой критики. Значит, теперь мне нужно знать нового себя? Поменять представление о всей своей жизни, почувствовать себя обманутым и преданным? А может, все эти полицаи ждут, что я сейчас расплачусь, будучи потрясенным новыми сведениями из своей жизни, и начну рассказывать все подряд? Если таков их расчет, то мои уста прошепчут лишь «браво!», ибо номер и в самом деле мог получиться. Однако, такими трюками меня не выбить из колеи, потому как чересчур великолепно такое изобретение, как разум, и плевать на то, что вручено оно уроду! Им-то и будут скованны те жалкие чувства, которые могли бы уничтожить все мужество во мне сейчас. Отныне непреклонность сопутствует мне.
Но к великому моему удивлению, решимость эта мне в процессе обороны от нападок Лера совсем не понадобилась, так как никакой атаки не предвиделось. И виною всему был тот же полицейский, что ранее уже позволял себе прерывать допрос. Он подозвал к себе своего коллегу, после чего они вдвоем покинули мою камеру. Но наедине с самим собой мне было суждено оставаться недолго — двери вновь открылись, дабы предоставить возможность новому посетителю оказаться предо мною.
