Алексей Щербаков - Интервенция
— Само загорелось?
— Как же, само! Немцы подожгли. Человек десять из ихнего батальона. Грибов, видно объелись. Или этой новой дряни… Не одна же Речел такая хитрая. Наверняка и другие до сути дела докопались. Так вот, ворвались немцы совершенно не в себе, все погромили и подожгли. Горланили какие-то песни. На русском, как я понимаю. Попробую исполнить.
— Ты ж не знаешь русского!
— Уже немного знаю. От девочек. Да у меня к тому же память на песни хорошая. И вообще — что не сделаешь для любимого шефа!
Риккардо напрягся и с жутким акцентом процитировал: «пожелай мне удачи в бою».
— Зигфридами себя, что ли вообразили под грибами? Берсерки хреновы. Но почему на русском?
— Не все так просто, шеф, — понизал голос Риккардо. — Я говорю, неспроста это. Как и тот паровоз… Я рядом был, когда все началось — клеился к одной русской, которая на радио диски меняет и треплется в перерывах. Повел ее для употребления — и тут увидел… И про девчонку совсем забыл, до того обалдел. Ты слушай, шеф… Там, в парадной, стоял один парень — и явно не зря стоял.
— Кто такой? — Заинтересовался Джекоб. Впервые во все эти истории с той стороны вроде бы оказался замешан человек.
— Парень весь в черном и вроде как азиат. Но не китаец и не японец. Уж их-то я нагляделся. Вот. Стоял себе этот парень и наблюдал. С такой каменной рожей, ну, знаешь, как у них обычно. Но видно было следил очень внимательно. Почему я на него внимание обратил? Что-то в нем было… Ну, не человек это!
— То есть?
— Не знаю! Не человек — и все тут. Нежить явная!
— О чем это он? — Заинтересовалась Васька. Джекоб перевел.
— В черном, говоришь? Косоглазый? Тогда понятно. Ну, вы дураки. Сами врагов себе создаете. Такую попсу крутить на всех углах! Вот Последний Герой и не выдержал. А он-то, наверное, был не против вас…Эти все старые рокеры Америку очень даже уважали.
Джекоб обладавший хорошей журналисткой памятью, вспомнил надписи, которые неоднократно видал на заборах: «Виктор Цой — последний герой». Тогда он еще поинтересовался этим именем — потому что слово «Цой» на стенах Петербурга попадалось не реже, чем созвучное с ним другое слово из трех букв. И узнал кое-что. А что попало в память журналиста — остается там навсегда.
— Виктор Цой, знаменитый русский, рок-музыкант?
— Причем здесь Цой? Цой давно умер.
— Что ж это, призрак?
— Ну, ты как маленький! Призраков не бывает. Говорят же тебе русским языком — это — Последний Герой!
— Тоже здесь живет? — Обреченно спросил Джекоб, предвидя ответ.
— В том-то и дело, что нет. То есть, типа живет… Но не так, как те железки — или, скажем кот-летун. Последнего Героя вроде как не было. А вот теперь появился. Я сама в это не врубаюсь.
— Почему же ему не нравится музыка, которую по радио гоняли?
— А тебе она нравится?
— Нет.
— И мне нет. Вот и ему не нравится.
Тут Джекоб ощутил странное чувство — симпатию к этому Последнему Герою. Потому что, честно говоря, он бы и сам с удовольствием заткнул бы этот радиофонтан…
Васька помолчала и снова выдала перл:
— Ну, Последний Герой — это ладно. Но если он появился, могут и другие…
— Кто?
— Такие, как он. Только побольше калибром.
Джекоб обозрел окрестности и изрек:
— Умеют же немцы устраиваться!
В самом деле. Германская танковая часть, расквартированная на Петроградской, заняла какое-то строение возле огромного концертного зала. В свете последних событий место было — лучше некуда — все подходы издали просматривались. Кроме того, капитан Шанц выставил на подступах танки и приказал танкистам держать ухо востро. Тут был полный порядок. Джекоб, навестивший с утра не одну часть, высказал это капитану, помянув и об удачном выборе места. Они стояли возле поземного перехода — капитан и Джекоб с Васькой и беседовали на отвлеченные темы.
— Место хорошее. И что ценно — вот это рядом. — Капитан кивнул на красивую церковь, стоящую неподалеку.
— Вы серьезно?
— Да, нет, это у меня просто такой кладбищенский юмор. А если серьезно… Видите ли, Джекоб, ваши начальники, по-моему, просто не поняли, куда полезли. Я-то знаю. Я, в отличие от них, изучал историю. Да что там история! Мой дедушка, крепкий был старик, прожил чуть ли не до ста лет. На Второй мировой он получил Железный крест с дубовыми листьями. Так, знаете ли, он до конца своих дней иногда просыпался по ночам с жутким криком «партизаны!» Вы и представить себе не можете, какая тут шла война.
— Но ведь то, что происходит, это не русские…
— А кто? Китайцы? Я вас уверяю — от русских можно ожидать абсолютно всего. Абсолютно! Я вот упомянул партизан. Сначала тоже ведь было тихо. А потом полезли… Когда этот город обложили части вермахта, жители по всем расчетам должны были вымереть. Все. Поголовно. Но они ведь не вымерли. Вы знаете, один из наших лучших полководцев, Фридрих Великий, сказал: «На русского солдата нужны две пули. Одна, чтобы его повалить, другая — чтобы его убить». Вы с вашей пропагандой их повалили. Но, видно, убить-то и не смогли. А теперь нам всем придется за это отдуваться.
— Но ведь мы пришли с добрыми намерениями…
— Эти глупости говорите своим читателям, — желчно усмехнулся капитан. — Вы еще про демократию речь заведите. Россия нам мешала. Мы сделали все, чтобы ее повалить. И пришли закрепляться на завоеванной территории. Мой дедушка, знаете ли, тоже долго был уверен, что идет спасать Россию от коммунистического ига. Что его тут будут с цветами встречать. А встречали, бросаясь под танки с гранатами.
— А вы сами, что же в это ввязались? Насколько я знаю, в бундесвере в экспедиционный корпус направляли только добровольцев.
— По глупости, конечно. Хотелось въехать на танке в город, до которого мой дедушка не доехал десять километров. Въехал. Теперь бы еще обратно выехать… Доннерветтер!
Откуда-то, из боковой улицы на набережную Карповки выскочил трамвай. Что было дико само по себе — понятное дело, никакого тока в проводах не было и быть не могло. К тому же, нормальный трамвай на такой скорости не мог бы преодолеть столь крутой вираж и не слететь с рельсов к чертовой матери. Да вид этого трамвая… Это был старинный длинный вагон — такие Джекоб видел на фотографиях американских городов тридцатых годов. Он был ослепительно-алого цвета, с окнами, заколоченными фанерой. Но что самое жуткое — позади трамвая оставалась ослепительная огненная дорожка. Стоящий на перекрестке танк рявкнул пулеметом, но никакого эффекта это не оказало. Трамвай летел прямо на бронированную машину. Джекоб, уже всякого насмотревшийся, подумал, что сейчас будет взрыв. Но вышло иначе. Трамвай, внезапно взмыл в воздух. Ослепительная вспышка — и вагон полетел по наклонной траектории вверх. Он прошел над казармами части, снова полыхнуло — вагон показался на миг и растворился в воздухе, в завертевшейся в небе воронке.
Танк стоял там, где и стоял. Только из башни уже не торчала голова танкиста. Они бросились к машине — и обнаружили, что она пуста. Сломя голову кинулись к жилому комплексу. Часовых на входе не оказалось. Капитан ворвался внутрь. В нескольких помещениях были разбросаны книги и журналы, в курилке дымились несколько сигарет. А тех, кто курил — не было. После некоторых поисков удалось обнаружить ошалелых солдат.
— Все на месте?
— Никак нет… Вон тут Ленц сидел, мы с ним играли в шашки. Полыхнуло что-то — и нет его.
Заставить солдат придти в себя было непросто — но, видимо, Шанц был достоин своего дедушки — он оказался настоящим командиром, который не потерял голову даже в такой дикой ситуации. Через некоторое время, потраченное на отчаянную многосложную немецкую брань и стучание капитанского кулака по солдатским зубам, личный состав был построен на площадке перед зданием. Перекличка показала, что отсутствуют шестьдесят четыре человека.
— Уехали, наверное, — меланхолично подвела итог Васька. — Все правильно, больше в трамвай не влезет. И так, там, наверное, как в часы «пик».
— И часто он тут ездит?
— Да, не очень. Говорят, лет пятьдесят назад его видели, а раньше — и вовсе задолго до войны, в двадцатые.
Джекоб поймал себя на мысли, что весь происходящий абсурд он уже воспринимает как нечто само собой разумеющееся. А, впрочем, что было еще делать?
— А обратно-то приезжают?
— Кто как. Рассказывают, один крендель вернулся. А другой опоздал на посадку, да вскоре потом с тоски и помер.
Капитан нервно закурил.
— И что мне теперь писать в рапорте? Шестьдесят четыре человека из вверенного мне подразделения ушли в самоволку в тонкий мир и не вернулись?
Кажется, Васька его поняла.
— Слушай, мужик, так и пиши! Мне кажется, ты не слишком ошибешься…
И тут чертов трамвай появился снова — с того же самого места на небе, вынырнув из вскипевший среди облаков воронки. Алый вагон пошел по крутой траектории вниз. У Джекоба успела мелькнуть мысль, что история с паровозом, кажется, повторяется. Что же касается доблестных солдат бундесвера, то они, видимо все осознали происходящее одним местом — потому что кинулись врассыпную, как цыплята, над которыми появился коршун — бросая оружие и снаряжение. Что же касается капитана Шанца, то он не тронулся с места, зато хрипло изрыгал нечто, что по драйву могло составить конкуренцию лучшим вещам группы «Рамштайн».
