Сергей Шхиян - Гиблое место
Спорить было не о чем, тем более, что я никак не претендовал на роль средневековой феминистки.
К полудню, уже порядком устав, мы подошли к «водному препятствию». Речка, преградившая нам путь, была неширока, метров тридцати, но из-за холодной воды и отсутствия лодки оказалась непреодолима. Оставаться на этом берегу после того, как я засветился в селе, было опасно. Нужно было срочно придумать, как попасть на противоположный берег.
— Что будем делать? — спросил я Наталью Георгиевну. — Поищем переправу или сделаем плот?
— На переправах люди, нас трудно не запомнить, — резонно заметила Морозова, — лучше попытаться переплыть здесь. Только как плот делать, я не знаю.
Я хотел сказать, что тоже не мастер по зтой части, но решил, что, если подумать хорошенько, то задачу решить можно. Поэтому предложил:
— Попробуем найти несколько сухих деревьев, может быть, и сможем на них переплыть.
Сухие деревья в лесу, конечно, нашлись, и даже прямо около берега. Потому, будь у меня под руками подходящий топор, то срубить и сплотить несколько стволов было бы не проблемой. Однако, кроме халтурного бердыша с плохо заточенной полукруглой секирой, других приспособлений для работы у меня не было, и деревья мне пришлось не рубить, а перебивать. Времени на то, чтобы свалить три сухие осины и спустить их на воду, ушло уйма. Следующая неразрешимая задача состояла в том, чем связать между собой стволы. Пришлось пожертвовать единственной нижней рубахой и нарвать из нее тряпичные ленты. Проклиная свою непредусмотрительность — не припас на такой случай веревку, — я кое-как связал получившимися бинтами разнокалиберные деревья. Плот вышел узкий и корявый, однако, как я посчитал, достаточной грузоподъемности, чтобы можно было переправиться на нем через реку без особых осложнений. Вязать «плавсредство» мы кончили только к вечеру. Оттягивая переправу на хлипком сооружении, я предложил сначала поужинать. Мы наскоро поели, и я начал загружать наш «Кон-Тики». На носу я уложил мешок с припасами, за ним, посередине, подобрав юбки и ноги, по-турецки села спутница, мне, соответственно, досталась корма. Самое неприятное состояло в том, что мне пришлось опустить ноги в ледяную воду. Во-первых, чтобы удерживать расползающиеся стволы, во-вторых, сделать сооружение более устойчивым. Наконец приготовления были кончены, и я оттолкнулся шестом от берега.
Плот медленно повернулся и двинулся вперед. Я уперся шестом в дно, оттолкнулся, и «плавсредство» неспешно заскользило к близкой цели. Однако снова оттолкнуться мне не удалось. Речка оказалась такой глубокой, что шест без остатка ушел под воду, не достав дна. Оставив бесполезную жердь, я начал грести руками. К сожалению, видимого эффекта это не дало, стволы развернулись, и нас начало сносить вниз по течению.
Делать было нечего, и я продолжал лихорадочно грести, стараясь приблизиться к противоположному берегу.
Проклятые бревна на все мои усилия почти не реагировали. Сгоряча я даже позабыл о стынущих в воде ногах.
Удивляясь, почему мы не приближаемся к противоположному берегу, Наталья Георгиевна слишком резко повернулась ко мне. Увы, даже такого незначительного движения оказалось достаточно, чтобы ленты, которыми были связаны стволы, начали расползаться. Какое-то время я еще пытался удержать бревна ногами, но впереди они начали расходиться веером, и Морозова, вскрикнув, упала в воду.
— Держись за мешок! — крикнул я, бросаясь ей на выручку.
Однако Наталья Георгиевна только всплеснула руками и скрылась под водой. Окажись я дальше от нее на полметра, наше знакомство на этом бы и кончилось. Буквально кончиками пальцев я смог ухватить ее за одежду и толчком направить к берегу.
Как часто бывает в чрезвычайных обстоятельствах, мозг заработал сразу в нескольких направлениях. Проплывая мимо остатков плота, я думал не только о Морозовой, но и о тонущем мешке, в котором были все наши припасы, его сносило течением вниз, и толкнул его в сторону берега. Наталья между тем опять попыталась утонуть, хотя до суши нам оставалось всего несколько метров.
Я нырнул, поймал ее за летник и отбросил к самому берегу. Она, наконец, нащупала дно и встала на ноги. Я же еще зацепил рукой мешок и тем спас его от потопления.
Наталья Георгиевна наглоталась воды, но сознание не потеряла и смогла сама устоять на ногах. Таща за собой мешок, я помог ей справиться с течением и зацепиться руками за кусты на берегу.
— Вылезай сама! — закричал я и, утвердившись на ногах, выбросил продукты на берег, после чего вылез сам и вытащил из воды Морозову.
Обессиленные, мы лежали на земле, приходя в себя.
— Как ты? — спросил я Наталью Георгиевну.
— Холодно, — ответила она, стуча зубами.
Мне пока было даже жарко, только онемевшие ноги почти перестали слушаться. Однако я заставил себя встать и сделал несколько шагов. После чего и мне сделалось невыносимо холодно.
Нужно было что-то делать, хотя бы разжечь костер и погреться. Я вынул из кармана кремень и трут. Увы, трут был мокр, так что ни о каком костре не могло быть и речи.
— Вставай, а то заболеешь! — сказал я женщине, которая продолжала сидеть, сжавшись под мокрой одеждой.
Наталья Георгиевна медлила, видимо, еще не оправилась после шока. Я поднял ее на ноги, забросил за плечо мешок и заставил идти за собой.
Начинало смеркаться. Температура воздуха упала, и подул пронизывающий ветер. Мокрая одежда липла к телу, и меня, как и Морозову, начала бить дрожь. Нужно было придумать, как согреться, но как это можно сделать в холодном весеннем лесу без огня и крова?
— Придется бежать, иначе замерзнем, — сказал я Морозовой.
— Я не могу, — тихо ответила она, облизывая мокрые губы.
— Нужно, — решительно потребовал я, взял ее за мокрую, холодную руку и потащил за собой.
Наталья Георгиевна, спотыкаясь, побрела за мной. На бег ни у нее, ни у меня не хватило сил. В движении мне стало немного теплее, однако, скоро я начал задыхаться и почувствовал, что меня надолго не хватит. На наше счастье, этот берег реки был безлесный и скоро перешел в широкий луг. На его краю темнела крестьянская изба.
— Скорей! — взмолился я и потащил за собой измученную женщину.
Изба была из самых бедных, что я видел, на одну маленькую каморку. Я постучался и кликнул хозяев. Никто не отозвался. Дверь была не заперта, и я без приглашения вошел внутрь.
В нос ударило чудовищное зловоние от разлагающейся человеческой плоти. Там было совсем темно и что-либо разглядеть было невозможно. Я выскочил наружу и жадно глотнул свежий воздух.
— Пошли в сарай, — сказал я Морозовой, — в избе нечем дышать.
Щелястый, сложенный из плохо подогнанных бревен сарай был почти доверху набит сеном. Лестницы на сеновал не было, а высота была приличная.
— Лезь наверх, — стуча зубами, сказал я и начал помогать Наталье Георгиевне взобраться на верхотуру. Получалось это у нее, вернее у нас, не очень ловко. Держаться было не за что, приходилось цепляться за слежавшееся сено. Промучившись несколько минут, я все-таки впихнул женщину наверх. Вслед за ней, со второй попытки, забросил наш многострадальный мешок и вскарабкался сам.
Недавно разворошенное кем-то сено умопомрачительно пахло. Я лег ничком и отдышался. Наталья Георгиевна лежала, сжавшись в комочек, и стучала зубами.
— Раздевайся, — велел я ей и начал руками рыть яму, выбрасывая наверх слежавшуюся траву целыми пластами. Получалась яма длинной в мой рост. Холод заставил торопиться и не жалеть сил. Яма становилась все глубже. Внутри сено казалось даже теплым. Я быстро разделся.
— Быстрей! — прикрикнул я на женщину, видя, что она медлит. — Раздевайся совсем, а то замерзнешь!
Наталья Георгиевна мутно глянула на меня отчаянными глазами, распутала платок и начала неловко расстегивать летник, а за ним душегрейку…
Я был уже голым, а она все возилась с летником и длинной рубахой, застегнутой до горла.
— Быстрей, милая, быстрей, замерзнем! — взмолился я, выбираясь из нашей норы наверх. Разложив одежду сушиться, я соскочил в вырытую яму и разровнял ее дно. Внутри сенника было значительно теплее, чем наверху. Наконец Морозова избавилась от мокрого платья и соскользнула вниз.
— Ложись! — велел я ей и указал, куда лечь.
Женщина безропотно легла на бок, и я тут же начал забрасывать ее сеном. Потом я влез к ней под импровизированное одеяло и прижался к ее холодному мокрому телу.
— Обними меня и прижмись, будем греться.
Насчет того, что таким образом можно быстро согреться, я перемудрил. Мы оба были холодными и мокрыми. Однако другого выхода согреться не было. Сена над нами было сантиметров сорок, оно было легко, не стесняло дыхание и движения, только кололо со всех сторон.
Пролежав, прижимаясь, друг к другу несколько минут, мы так и не согрелись. Тогда я принялся растирать ладонями плечи и спину Морозовой. От активных движений мне вскоре стало тепло, женщина тоже начала оживать и принялась в свою очередь растирать мое тело.
