Джордж Стюарт - Земля без людей
И не будет в поколении этом ни отца, ни матери, жены, и ребенка, и друга. Но будет, как в легенде о том, как создали боги людей из камня и создали людей из зубов дракона; и все люди не знали друг друга, и незнакомыми были их лица, и не видел человек в человеке близкого себе.
Утро следующего дня он решил посвятить обустройству своей будущей жизни. То, что пища не проблема, он знал, и первое, что сделал, доехал до ближайшего торгового центра и ходил по улицам, лениво заглядывая в витрины магазинов. Везде на славу поработали крысы и мыши, оставив после себя прогрызенные коробки, смешанную в беспорядке и разбросанную по полу еду. Перед одной витриной, при виде разноцветья фруктов и овощей – свежих и восхитительных, какими могут быть только свежие фрукты и овощи, он застыл в немом изумлении. Не веря глазам своим, смотрел Иш сквозь покрытое толстым слоем пыли стекло. А потом, сначала с раздражением, а потом с восхищением перед искусством неизвестного мастера, понял, что всей яркости и силе впечатления обязан бумажным апельсинам, яблокам, помидорам, авокадо, которыми в былые дни хозяин украшал витрину магазина. Через недолгое время он набрел на продуктовый магазин, наверное специально защищенный от грызунов и на первый взгляд сохранивший былой порядок. Аккуратно выставив оконную раму, Иш забрался внутрь. Хлеб оказался полностью несъедобен, и даже в плотно запечатанных коробках с крекерами вел сытную жизнь жук-долгоносик. Но сухофрукты и все, что хранилось в жестяных и стеклянных банках, было таким же замечательным, как и прежде. Укладывая оливки, он услышал шум включившегося компрессора холодильника. Из любопытства открыл его и с удивлением обнаружил прекрасно сохранившееся масло. Обрадованный столь приятной находкой, тщательно обследовал морозильные камеры и нашел мясо, замороженные овощи, мороженое и даже компоненты для приготовления зеленого салата. Унося добычу, плотно закрыл окно, в надежде что хоть один магазин избежит участи быть разграбленным крысами. Дома, снова возвращаясь к размышлениям о будущем, лишний раз укрепился в мысли, что поддерживать жизнь на примитивном потребительском уровне не составит особенного труда. Еда, одежда – пожалуйста, магазины ломятся от всего, только не ленись – и ты сыт, обут и одет! Вода с прежней силой вырывается из водопроводных кранов. Газа нет, и если бы он жил в краю необыкновенно лютых морозов, можно было позаботиться о запасе какого-нибудь топлива. А сейчас пищу он прекрасно готовит на бензиновой плитке, и если зимой не будет хватать тепла камина, достанет еще этих бензиновых плиток и получит столько тепла, сколько пожелает. В итоге своих размышлений Иш ощутил такой приступ самодовольства, что даже немного испугался, не превращается ли он в однажды встреченного полусумасшедшего старого скрягу?
В те дни, когда в воздухе витала смерть; в те дни, когда цивилизация неверной походкой двигалась к своему концу, – в те дни люди, управляющие потоками воды, взглянули в глаза друг другу и сказали: «Если настигнет нас болезнь и умрем мы, у тех, кто переживет нас, должна быть вода». И вспомнили о плане, когда боялись войны и падающих на детей их бомб. И тогда открыли они задвижки, отодвинули затворы, и вода побежала свободно от огромных горных дамб, по туннелям, чтобы наконец попасть в резервуары и, повинуясь законам земного тяготения, в дома человека. «Теперь, – сказали они, – когда не станет нас, вода будет продолжать течь, и будет течь, пока не проржавеют трубы. Но сменятся поколения, прежде чем случится такое!» И умерли они. И умерли достойно, как честно выполнившие свой долг на земле, и лежали тихо, покойно и гордо. Умерли люди, но сохранилась святая благодать воды, и никто не страдал от жажды. И пусть лишь одинокий путник бредет теперь по безлюдным улицам городов, не иссякнет дарующий жизнь поток воды.
Сначала Иш боялся, что начнет медленно умирать от скуки, но шли дни, и он понял, что его вполне устраивает нынешнее полупраздное времяпрепровождение. Жажда активной деятельности, выразившаяся в бегстве на восток, постепенно угасала. Теперь он много и подолгу спал. Иногда с удивлением замечал, что, оказывается, сидит и бездумно смотрит в одну точку. Это состояние вялой апатии, когда не хотелось ни двигаться, ни думать, пугало, и усилием воли он заставлял себя заняться каким угодно делом. На его счастье, бытовые условия, хотя и относительно комфортные, все же требовали времени и приложения каких-то усилий. Он должен был готовить пищу, и вскоре заметил – если должным образом после каждой еды не мыть посуду, то появляются муравьи, и потом уборка становится занятием на порядок утомительнее. Из этих же соображений заставлял себя тщательно упаковывать мусор и уносить подальше от дома. Он должен был кормить Принцессу и даже, несмотря на ее громкие протесты, купать, когда, извалявшись в какой-нибудь дряни, начинала собака дурно пахнуть. Однажды, желая стряхнуть с себя состояние апатии, отправился в городскую библиотеку, сбил молотком замок и после недолгих поисков (потом он сам удивлялся) появился на улице с «Робинзоном Крузо» и «Швейцарской семьей Робинзонов». Книги не произвели большого впечатления. Религиозные искания Крузо показались скучными, а порой просто глупыми. Что касается семейства Робинзонов, он считал – как, впрочем, считал еще мальчиком, когда ему впервые попалась в руки эта книга, – что корабль для семейства стал этаким небольшим универмагом, где, если не лениться, можно найти все, чего не хватает для полного счастья. Хотя радиоприемник застыл в немом молчании, в нем оставался проигрыватель и дома был небольшой набор пластинок. Через некоторое время он приметил в музыкальном магазине радиолу по качеству лучше. Оказалась радиола неподъемной, но он все же дотащил ее до машины, задвинул в багажник и дома водрузил в гостиной. Без особого труда достались ему все, какие он только хотел, пластинки. Чувствуя, что надо бы еще чего-нибудь музыкального, прихватил хороший аккордеон. С помощью самоучителя, через какое-то время научился извлекать из инструмента жалобные шумы. Ему самому нравилось, чего нельзя было сказать о Принцессе, которая всякий раз выражала свой протест громким воем. Однажды он разошелся до того, что привез домой кисти и краски, на этом, правда, дело закончилось, и он ни разу не притронулся к ним. Но цели и смыслу своей новой жизни Иш не изменил и продолжал внимательно наблюдать, что происходит с миром, оставшимся без управления человека. Для этого Иш без устали колесил по городским улицам или выезжал в ближайшие окрестности. Иногда он брал с собой бинокль и вместе с Принцессой, то плетущейся сзади, то бросающейся в погоню за вечно невидимыми зайцами, совершал долгие пешие походы. Однажды ему захотелось увидеть того полусумасшедшего старика, так истово тащившего в дом все, что попадалось под руки. А когда после долгих поисков все же разыскал дом и квартиру, то нашел лишь беспорядочное нагромождение вещей и гнилых, поеденных крысами продуктов. А вот старик исчез: или умер, или бродил где-то, но об этом история умалчивала. Если не считать этого маленького эпизода, вспоминая плачевные результаты первых встреч с людьми, Иш более не пытался искать с кем-нибудь встреч. А улицы понемногу меняли свой привычный облик. Летняя жара еще держалась, но уже поднялись ветра и несли песок, сухие листья, мусор, собирая у тротуаров и стен домов в бесформенные, неопрятные, маленькие кучки. В большинстве городских районов вообще не попадалась на глаза какая-нибудь живность: ни собак, ни кошек, ни крыс. А вот в прибрежных районах собак хватало с избытком, но одного, строго определенного типа – маленькие, чрезвычайно деятельные терьеры и всякая терьерная помесь. Наблюдая за ними, Иш понял, что собачонки закладывают начала отличного от прежнего жизненного цикла существования. Жили они разбоем, рыская по магазинам, добирая там все съедобные остатки. По-видимому, этот способ добывания пищи они переняли у крыс. Там, где крыса прогрызала коробку с крекерами, появлялась собака, и остальное было уже делом техники. Но все же в большинстве своем жили они охотой на тех же самых крыс. Этим, наверное, и объяснялось такое обилие собак в прибрежных районах, где и до катастрофы крыс водилось в избытке. Наверное, эти собаки извели всех городских кошек, война, наверное, шла жестокая, но наградой стали не только шрамы на мордах, но и так отчаянно нужное мясо. Эти собаки забавляли Иша. Важные и одновременно нахальные, какими и должны быть настоящие терьеры. Грязные и тощие, они тем не менее излучали такой заряд энергии и оптимизма и были настолько уверены в себе, как могут быть уверены в себе живые существа, уже решившие все свои жизненные проблемы. И все это благодаря тому, что изначальной чертой их характера была независимость, способность в большей или меньшей степени надеяться на себя и в какой-то мере отстраненность от человека, к которому они не испытывали особых привязанностей. Иш их не интересовал. Соблюдая дистанцию, они не стремились к выражению дружеских чувств, но и убегать не спешили. После того как Принцесса, устроив беспорядочную свалку, сцепилась с какой-то недовольной сучкой, Иш, соблюдая меры предосторожности, стал водить ее по этим районам на поводке или просто оставлял в машине. В парках, на городских окраинах, там, где густо разросся кустарник, он время от времени замечал каких-то случайных кошек. Охотясь на птиц, а больше всего из-за страха перед собаками, кошки большую часть времени приспособились проводить на ветках. Во время своих прогулок по холмам он никогда не встречал собак, пока однажды не был весьма удивлен, услышав разноголосый хор, в котором к густому басовитому лаю примешивались тявканье и визг псов, очевидно, помельче. Найдя нужную точку обзора, он стал свидетелем необычной картины: восемь или десять собак гнали по полю, некогда бывшему площадкой для гольфа, никак не меньше полудюжины коров с телятами. Настроив окуляры бинокля, Иш разглядел, что свора разномастная, но ни одна из собак не принадлежит к коротконогому типу терьеров-крысоловов. Там были величественный дог, колли, пятнистый далматин и еще какие-то, больше похожие на дворняг, но на вид тоже достаточно мощные и длинноногие. Все они, без сомнения, являли собой стихийно сбитую, судя по повадкам уже имевшую опыт в своем деле, настоящую охотничью свору. Сейчас собаки пытались отбить от стада теленка. Но и коровы довольно успешно оборонялись, устрашающе выставив вперед рога или отбиваясь копытами. Тактика скота в итоге увенчалась успехом, и они, благополучно преодолев открытое, заросшее густой травой пространство, добрались до кустов, где собаки, почуяв, что преимущество в маневре потеряно, отстали. Представление закончилось, и, свистнув Принцессу, Иш пошел к машине, оставленной в миле от его наблюдательного пункта. А через минуту он снова услышал собачий лай. Звуки, быстро приближаясь, становились все громче, и с неожиданной ясностью Иш понял, что собаки идут по его следу. Панический страх обуял человека, он бросился бежать, но уже через несколько метров понял, что бегство бесполезно и скорее наоборот, приглашение к немедленному нападению. Тогда он заставил себя успокоиться, подобрал немного камней и обломанный сук потолще. С напряженной спиной, превратившись в слух, он продолжал двигаться к машине. Звуки лая, неумолимо приближаясь, вдруг стихли, и Иш понял, что собаки увидели его. Он надеялся, что выработанный веками, глубоко укоренившийся в собачьей породе инстинкт уважения к человеку все же сохранился, но почему-то стал думать, куда мог подеваться старик и те другие люди, которых он встречал на улицах этого города. А пока думал, здоровая и свирепая на вид черная, лохматая дворняга вышла на дорогу прямо перед ним. Их разделяло метров сорок, когда собака остановилась, уселась и подняла морду, глядя прямо на приближающегося человека. А тот, подойдя ближе, поднял вверх руку и сделал вид будто что было силы швыряет тяжелый камень. Сработал вековой собачий инстинкт, и пес, вскочив, резко отпрыгнул в сторону. Еще прыжок, и вот он уже скрылся в придорожных кустах. Но это было лишь первой демонстрацией силы, и Иш слышал, как, сжимая кольцо, собаки, пока невидимые, продирались сквозь густой придорожный кустарник. Принцесса была бы не принцессой, если бы не вела себя в своей обычной раздражающей и непредсказуемой манере. Сейчас она, съежившись и поджав хвост, терлась у его ног, а через секунду с громким лаем бросалась из стороны в сторону, словно провоцируя своих четвероногих собратьев поодиночке или всех вместе попробовать помериться силами с ней и ее человеком. Показалась машина; бережно придерживая камни, Иш слегка ускорил шаг, оглядываясь лишь изредка, доверяя Принцессе, которая должна предупредить, если будет предпринята попытка неожиданной атаки сзади. И тут, на открытом месте, между двумя разросшимися кустами, он увидел дога – мускулистую, настороженную собаку, весом с доброго теленка. С оглушительным рыком Принцесса совершила откровенно самоубийственный прыжок в сторону могучего зверя. Как пружина рванулся вперед дог, и в то же мгновение слева, наперерез биглю бросилась из-за кустов стремительная колли. С проворством, оказавшим бы честь даже зайцу, Принцесса в одно мгновение развернулась, метнулась назад, а две огромные собаки столкнулись на бегу, отскочили и, явно недовольные испортившим охоту вмешательством, оскалились друг на друга. А Принцесса с поджатым хвостом благополучно вернулась тереться о ноги человека. Теперь в дело вступил далматин и, вывалив красный язык, встал посередине дороги. Иш продолжал упрямо идти вперед. Из всех собак эта производила впечатление самой нестрашной, и Ишу казалось, что с ней-то он справится. Расстояние между человеком и собакой сокращалось, и теперь Иш видел все еще охватывающий пятнистую шею далматина красивый ошейник и свисающий с ошейника металлический замок карабина. И с нарастающим беспокойством отметил человек, что хотя и тощ пес, и из-под пятнистой шкуры заметно выпирают ребра, но полон сил и злой энергии. Очевидно, телята, кролики, а когда не было ни того и ни другого – случайная падаль, помогали своре держаться в форме. Оставалось лишь надеяться, что собаки не дошли до каннибализма и их интерес к Принцессе скорее игривый, чем гастрономический, не говоря уже об отбившемся от своего человеческого стада двуногом. Метрах в шести, не замедляя шага, Иш угрожающе вскинул руку. И тут произошло неожиданное: пес поджал хвост и боком, неуклюже переставляя лапы, сошел прочь с дороги. Машина была совсем рядом, и человек слегка перевел дух. Невредимым добрался Иш до машины. Резко рванул на себя дверцу, распахнул ее, давая запрыгнуть Принцессе, и, в последний момент подавив паническое желание скорее впрыгнуть, влететь в безопасное чрево, усилием воли заставил себя секунду помедлить и, сохраняя достоинство, не торопясь, захлопнуть за собой дверцу. И блаженной музыкой прозвучал щелчок замка – он в безопасности. Но все равно непроизвольно нащупала рука гладкую твердость рукоятки молотка, а от пережитого волнения немного подташнивало. Сейчас он видел лишь сидящего на обочине дороги красивого далматина. Здесь, в полной безопасности, ловя на себе грустный собачий взгляд, Иш почувствовал, как меняется восприятие события. Собаки не причинили ему вреда и, по сути, не угрожали. А ведь еще несколько минут назад Иш смотрел на них, как на лютых зверей, жаждущих его человеческой крови. Теперь жалкими они казались, и, может быть, не крови жаждали, а простого человеческого участия, потому что жили еще воспоминания: как добрые руки ставят на пол миску с едой, как уютно потрескивают поленья в камине, и ласковый голос, и гладящие шерсть нежные пальцы… Когда Иш тронул машину, он пожелал им удачи, но пусть эта удача станет пойманным кроликом или отбитым от стада теленком… не больше. На следующее утро, стоило догадаться об изменениях в физическом состоянии его дамы, все произошедшее приняло несколько комический оборот. Не желая никаких щенков, Иш запер Принцессу в подвале. Тем не менее он не был до конца уверен в игривом настроении собачьей своры, и если ему суждено умереть, то он предпочел не быть растерзанным на куски собачьими клыками. С тех пор человек взял за правило не подниматься на холмы без пистолета, а бывало, брал с собой винтовку или дробовик… Через два дня история с собаками, в сравнении с угрозой новой напасти – муравьиной, – отошла на второй план. В некотором роде муравьи уже доставляли ему всякие мелкие неприятности, но сейчас, казалось, они появлялись из всех возможных щелей и забирались всюду, куда только можно. Еще по добрым старым временам он помнил эту непрекращающуюся битву: испуганный визг мамы, при виде цепочки деловито бегущих по кухне муравьев, раздраженный голос отца и постоянные споры – стоит ли вызывать «муравьиного человека» – дезинфектора, или они справятся с проблемой собственными силами. Но сейчас муравьиная обстановка складывалась раз в десять хуже. Не осталось более ревностных домовладельцев, со всем пылом страсти боровшихся с муравьиным племенем не только в своих домах, но и развязывающих наступательные войны на территории врага, захватывая и разрушая его твердыни – муравейники. Прошло всего несколько месяцев, и в результате быстрого и никем не контролируемого размножения или благодаря счастливому случаю наткнуться на несметные запасы пищи, но количество муравьев достигло невиданных, критических размеров. Теперь они появлялись отовсюду и были везде. Иш жалел, что его познаний в энтомологии явно недостаточно, чтобы понять происходящее и разобраться в истоках этого небывалого муравьиного нашествия. Несмотря на предпринятые усилия, он так и не смог с уверенностью определить: или муравьи распространяются из какого-то центра, или размножаются равномерно по всему городу. Их разведчиков можно было теперь встретить повсюду. Неожиданно для себя Иш стал дотошным аккуратистом, так как мельчайшая крошка еды или дохлая муха мгновенно осаждалась муравьиной колонной в дюйм шириной, которая в считанные секунды покрывала шевелящейся массой самую ничтожную свою жертву. Они разгуливали в шерсти Принцессы, словно блохи, но, судя по безмятежному состоянию собаки, в отличие от блох не кусались. Иш постоянно находил их в собственной одежде. Однажды утром он проснулся от ощущения кошмара: ниточка муравьев ползла по щеке и спускалась вниз на подушку, стремясь к какой-то, так и не ставшей понятной человеку цели. Но человеческий дом был для муравьев все-таки враждебной территорией, куда они совершали свои разбойничьи рейды. Основные же силы размещались вне дома. Муравейники теперь встречались на каждом шагу. Иш не мог отвернуть ком земли, чтобы не увидеть, как тысячами суетливо поднимаются муравьи на поверхность по глубоким подземным ходам и переходам, казалось насквозь пронзившим всю землю. Кажется, они должны были уничтожить всех прочих насекомых, и если сделать это не прямым насилием, то по крайней мере лишив их корма, а значит, средств к существованию. Он натащил в дом, намереваясь превратить его в неприступный бастион, банок с аэрозолями и дихлофосом, но силы оказались неравными, и экспансия извне, несмотря на отраву, продолжалась по трупам своих же сородичей. Отрава действовала безупречно, но гибель даже миллиона этих существ никоим образом не могла отразиться на общем количестве. Иш пытался приблизительно подсчитать, сколько муравьев может существовать только в его ближайшем окружении. Получилась немыслимая цифра, в которую не хотелось верить, – миллиарды! Неужели у них не было естественных врагов? Неужели они нарушили все законы саморегуляции? С уходом человека не суждено ли им стать властелинами Земли? А по большому счету, это ведь были просто суетливые маленькие муравьишки, способные лишь раздражать, доводя до истерик, чувствительных калифорнийских домохозяек. Предприняв некоторое расследование, Иш пришел к заключению, что муравьиная зараза не вышла за пределы города. В своем роде муравьи, как собаки, кошки и крысы, оказались домашними животными, зависящими от результатов деятельности и существования человека. Это заключение вселило в него надежду. Если он прав, можно в любой момент уехать из города, но все же, принося в жертву собственное благополучие и комфорт, он решил остаться и продолжать наблюдение за ходом событий. Но одним прекрасным утром Иш понял, что не видит ни одного муравья. Тогда он не поленился и тщательно обшарил весь дом, но не обнаружил даже их разведчиков. Он бросил на пол кусочек какой-то еды и пошел заниматься собственными делами. Когда через несколько минут вернулся, на поле натурного эксперимента не было ни одного муравья, и еда лежала нетронутой. Сгорая от любопытства, понимая, что произошло нечто, пока необъяснимое, он вышел на улицу. Перевернул земляную глыбу, и ни один муравей не показал носа из своего подземного убежища. Тогда он начал настоящую охоту. Кое-где он находил бессмысленно суетящихся муравьиных индивидуумов, но было их настолько мало, что он мог пересчитать их поодиночке. Тогда охота на муравьев продолжилась с еще большим рвением. Ни одного дохлого муравья. Они словно испарились. Если бы Иш обладал муравьиным искусством рыть глубокие норы, то спустился бы под землю, нашел их гнезда, а в них, наверное, миллиарды погибших муравьев. Но он мог только пожелать себе побольше знать о муравьином образе жизни и продолжать бесплодные расследования. Тайны муравьиного исчезновения человек не раскрыл, но тем не менее вывод о причинах случившегося напрашивался сам собой. Стоит любому виду достигнуть критической количественной концентрации, как карающий меч Немезиды мгновенно опускался на головы существ этого вида. Вполне возможно, что муравьи просто сожрали тот запас еды, который являлся основным фактором столь стремительного, превосходящего все границы разумного роста их количества. Более вероятно, что они пали жертвой какого-нибудь заболевания, в одночасье уничтожившего весь муравьиный род. И еще несколько дней Иш чувствовал, или ему казалось, легкий, всепроникающий запах гниения разлагающихся миллиардов муравьиных тел… Однажды вечером, через несколько дней после конца муравьиного нашествия, Иш проводил покойный вечер за книгой, пока не ощутил легкий приступ голода. Вспомнив, что в холодильнике завалялся кусок сыра, отправился на кухню, а там, случайно взглянув на стенные часы, с удивлением обнаружил, что всего лишь тридцать семь минут десятого, хотя ему казалось, должно быть гораздо больше. Возвращаясь в гостиную, на ходу откусив сыра, он без особенного смысла взглянул на наручные часы. Стрелки показывали девять минут одиннадцатого, а ведь он совсем недавно ставил их по стенным. «Старая вещь не может служить вечно, – подумал Иш. – Ничего удивительного». И сразу вспомнил, как испугался стрелок этих часов, когда вернулся в свой дом. Он устроился поудобнее и продолжил прерванное чтение. Слегка дребезжали стекла – это бушевал северный ветер, неся с собой густой дым лесных пожаров. Он уже привык к запаху дыма, привык не обращать на него внимания, хотя порой наступали такие моменты, когда из-за дыма становилось трудно различать предметы. Вот и сейчас он поморгал, потер глаза и слегка напряг зрение, потому что буквы на листе бумаги начали странно расплываться, принимая малопонятные очертания. «Это глаза слезятся от дыма, – решил он.
