Алексей Замковой - Лесной фронт. Задача - выжить
— С задания? — судя по выражению лица, Терехин пытался что-то припомнить, а потом указал на меня. — Он тоже ходил на задание?
— Боец Найденов, как один из двух подрывников в моем отряде, тоже ходил на задание. Я помню ваши сомнения относительно него, товарищ младший политрук, но, исходя из доклада командира группы, Найденов полностью доказал свою верность Родине. — это что же, бдительный политрук, пока меня не было, успел уже поделится своими подозрениями с капитаном? Вот ведь, какой бдительный оказался. Только пришел в себя, еле говорит, а сразу начинает указывать на меня как на возможного дезертира или, того хуже, вражеского шпиона!
— …на мине, заложенной им, — продолжал тем временем капитан. — подорвалась немецкая машина, в которой погибли вражеские солдаты. После взрыва Найденов, вместе с остальными бойцами группы, открыл огонь по противнику. Я думаю этого хватит для того что б снять с него подозрения?
Как по мне — так хватит с головой. А Терехин, после речи капитана, долго молчал, переводя взгляд с него на меня и обратно. Но, в конце концов, он кивнул. Хотя я сомневаюсь, что бдительный политработник так легко от меня отстанет. Словам капитана он конечно поверит, но потом сам их перепроверит. И не один раз.
— Товарищ капитан, — продолжил после длительной паузы Терехин. — Я считаю, что нам необходимо продолжить идти на соединение с действующими частями Красной Армии. И считаю, что вы, как командир Красной Армии, должны поступить так же.
— Политрук, — капитану было сложно стоять, опираясь на костыль, и он, махнув Терехину что б тот присаживался, присел на стоящий рядом чурбачок. — Мы уже ведь говорили с тобой на эту тему.
— Товарищ капитан, — политрук упрямо продолжал стоять, заставляя капитана задирать голову. — Вы, как и я, давали Присягу…
— Я помню Присягу! — капитан раздраженно, будто отметая слова Терехина в сторону, махнул рукой. — И продолжаю выполнять ее. Подумай сам, политрук! У меня восемьдесят бойцов, треть из которых ранена. Сколько дойдет до фронта? Сколько перейдет через него?
— Товарищ капитан… — Терехин попытался перебить капитана, но тот его проигнорировал.
— А с этими мне что делать? — капитан, упорно не замечая попыток Терехина вставить слово, обвел рукой лежащих в лазарете раненых. — Пристрелить или здесь бросить? Пойми, политрук, если мы пойдем через фронт — большинство моих бойцов просто не дойдет. А остальные — лягут при переходе через фронт. Зачем зря гнать на убой людей, если каждый из них может бить врага и здесь? Мы же не в своем тылу сидим! Здесь немцев не меньше чем в окопах на передовой.
Политрук уже не пытался перебивать. Он просто слушал, мрачнея лицом все больше и больше. Видимо слова капитана, с моей точки зрения вполне логичные и обоснованные, до него не доходили.
— Когда на вас вышли в лесу, — продолжал тем временем капитан, — Мои бойцы уничтожили вражеский аэродром, потеряв при этом только одного бойца в перестрелке с вами. Вчера без потерь вернулась группа, уничтожившая немецкий мотоцикл и два грузовика. Мы воюем, политрук! Воюем не хуже чем на передовой.
Терехин продолжал упрямо молчать. Видимо его все же сильно ударило если он не понимал простых вещей. Заклинило на мысли идти через фронт и все.
— Товарищ капитан, — после паузы сказал он. — Если вы отказываетесь, я прошу разрешить мне, вместе с моим отрядом продолжить идти к фронту.
Капитан грустно покачал головой. Судя по всему, в уме он всячески костерил упрямого политрука.
— Значит так. — взгляд капитана стал твердым и холодным. — Как командир этого отряда и старший по званию, я беру бойцов Найденова, Гримченко и Митрофанчика под свое командование. Вам, товарищ младший политрук, запрещается покидать расположение отряда до полного выздоровления. Приказ ясен?
Терехин молчал. Только упрямо посверкивал глазами в сторону капитана. Поборовшись некоторое время с ним взглядами, но потерпев поражение, он посмотрел на нас, видимо ища поддержки. Мы молчали. Саша Гримченко, потупив взгляд, смотрел себе под ноги. Лешка вдруг заинтересовался лежащим неподалеку раненым. А я молча переводил взгляд с капитана на политрука.
— Я спрашиваю, приказ ясен?
Терехин кивнул. Впрочем, я сомневаюсь, что он сдался. Не тот этот человек что б так просто отступить. Думаю, с политруком у нас еще будут проблемы. По крайней мере доставать капитана просьбами разрешить ему уйти он вряд ли перестанет. А может быть и самовольно попытается ускользнуть из лагеря. Упрямый человек. Сильный, твердый, упрямый человек.
Когда мы возвращались к командирскому шалашу я заметил там какое-то скопление людей. На небольшом пятачке перед входом в обитель нашего командира собралось почти все население партизанского лагеря. Из толпы, то и дело, доносились шуточки и, в ответ на них, раздавался смех. Завидев командира, партизаны немного примолкли и расступились и нашему взгляду открылась куча оружия и прочего добра, возле которой стоял Митрофаныч. Оказалось, что перед тем как мы отправились проведать Терехина, капитан приказал Митрофанычу собрать захваченные в нашей вылазке трофеи. Почему он не сделал это раньше — не знаю. Возможно был занят какими-то другими делами, а может, увидев наше состояние, решил дать бойцам сначала время для отдыха.
Поняв суть момента, я бросился к оставленным вещам и присоединил содержимое своих мешка и ранца к собранию наших трофеев. Под любопытными взглядами я извлекал из мешка один предмет за другим и аккуратно складывал их на землю. Патроны и обоймы — в лежащую на заботливо кем-то постеленной мешковине кучку боеприпасов. Гранаты — в другую кучку, рядом с первой. Немного поколебавшись, чем вызвал новую волну шуточек, с некоторым сожалением присоединил к лежащему ровными рядами на земле оружию автомат и пистолеты. Впрочем, один 'парабеллум' я все же 'забыл'. Очень уж мне хотелось пистолет. Оставил себе также и одежду, фляги и штыки. Собранную еду — консервы и галеты — тоже сложил в общую кучу. Ну а сигареты, после тех дней, которые пришлось провести без табака, у меня можно было вырвать только силой.
В итоге, вид трофеев вызвал у меня ассоциации с кадрами криминальной хроники по телевизору, когда рассказывают о ликвидации очередной банды и гордо демонстрируют изъятое в результате операции оружие. Слева ровненько, в два ряда, лежали захваченные карабины, рядом с которыми, немного не вписываясь в получившийся 'натюрморт' лежали восемь пистолетов, два автомата, три пулемета, один из которых был с присоединенным 'кексом', и гордо стоял на прямоугольной плите миномет. Рядом, в центре 'склада', высилась горка патронов — в основном винтовочных 'маузеров' 7.92, большинство из которых было в обоймах, но хватало и россыпью. Тут же стояли шесть железных патронных ящиков с лентами для МГ и еще два 'кекса'. Возле патронов были сложены гранаты — в основном 'колотушки' М-24, лежащие на земле четырьмя длинными рядами, и 'яйца' М-39 в два ряда покороче. И, справа, окончательным штрихом картину дополняли ряды консервных банок, пачек галет и еще что-то, явно съестное.
Капитан подошел к Митрофанычу, который сидел на бревне возле трофеев с таким видом, будто в любую минуту ожидал посягательств на собранный арсенал.
— Семен Алексеич, — Митрофаныч при виде подошедшего капитана поднялся со своего места и указал на трофеи. — Полюбуйтесь вот, шо немец нам подарил. Капитан, прихрамывая, прошелся вдоль трофеев, поднял с земли один из автоматов и, осматривая, повертел его в руках.
— Молодцы, — наконец произнес он, положив оружие обратно и присаживаясь на бревно, освобожденное Митрофанычем. — Хорошо сходили! Теперь и воевать нестрашно — есть чем.
— Так старались же, Семен Алексеич! — Митрофаныч аж выпрямился, поблескивая глазами от гордости.
— Молодцы! — повторил капитан. — Теперь пересчитать трофеи, оружие, патроны и гранаты распределить между бойцами — каждому по надобности. Что останется — на склад.
— Товарищ капитан, — раздалось откуда-то сзади. — А вы посмотрите, что мы принесли!
Я оглянулся. То что происходило в лагере было плохо видно из-за бойцов, стоящих позади меня, но все же мне удалось рассмотреть входящую в лагерь колонну. Как я узнал позже, еще двадцать человек были направлены в ближайший поселок за продуктами. И их операция оказалась не менее, а возможно и более успешной чем наша. Впереди колонны шел белобрысый молодой парень, на гимнастерке которого красовались петлицы лейтенанта-артиллериста. Судя по всему, именно он был командиром этой группы. Шел лейтенант гордо выпрямившись, положив руки на висящий на груди автомат. За ним, так же гордо, чуть ли не строевым шагом, шли остальные бойцы. Правда ни у одного иной поклажи, кроме оружия, я не заметил.
— А что принесли-то, окромя себя самих? — выкрикнул кто-то из толпы.
