Игорь Карде - Пуля для Власова. Прорыв бронелетчиков
Могила Игоря заросла бурьяном и осела, оставив едва видимый бугорок, фанерная пирамида со звездой была кем-то повалена и сломана. Могилы остальных, погибших при штурмовке аэродрома, выглядели ничуть не лучше. Пришлось возвращаться к самолету за специально захваченными инструментами, отсыпать холмики, ремонтировать. Виктор срезал дерн лопатой, а самого душила злоба – если бы они не прилетели, то через несколько лет, от этих захоронений не осталось бы и следа. Остатки какой-нибудь колхоз распахал бы по весне и все.
Справились быстро, приведя могилы в порядок. После уселись неподалеку, и Виктор достал из кармана трофейную флягу с водкой. Солнце стало клониться к горизонту, тень от рощи уже достигла кладбища, пахло пылью, примятой травой и землей. Они сидели молча, лишь передавали друг другу флягу. Настроение у Виктора от выпивки испортилось: напала черная меланхолия, в голове был каша и сумбур, а душе пустота.
— Вить, — спросил вдруг Литвинов. — А ты чем после войны заниматься будешь?
— После войны? — удивился Саблин. — А чего это тебя так заинтересовало?
— Просто. Настроение такое.
Виктор выплюнул изжеванную травинку, задумался.
— Не знаю, — наконец ответил он. — Давненько об это не думал. Есть мнение, что я до конца не доживу, так что трахаться со всем этим придется вам.
— Почему это не доживешь? — удивился Сашка. — Ты вроде раньше фаталистом не был. И почему это сразу… трахаться?
— Этой войны, еще на пару лет хватит. А выжить для меня слишком роскошно. Да и незачем.
— Как незачем, — оторопел Сашка. — А жену повидать не хочешь?
Виктор промолчал. Он молчал довольно долго, потом потянулся за папиросами. В пустом желудке плескалась водка, но настроения отнюдь не улучшала, табачный дым щекотал горло, а в голове по-прежнему была каша. Виктор пожевал губами, посмотрел вдаль. В небе, высматривая добычу, парил орел, ветер шелестел травами, все было как обычно. Можно было рассказывать Литвинову про будущее, можно и не рассказывать. В этой степи от этого ничего бы не изменилось.
— Надоело все, — буркнул он, наконец. — Тебе легче, ты в светлое будущее веришь. А я… надоело… — он надолго замолчал.
На дороге появилось пыльное облако, послышался топот сапог, и показалась воинская колонна. Видимо обитатели близ расположенного лагеря возвращались с учений: все красноармейцы были с оружием и в походной амуниции. Саблин с Литвиновым молча наблюдали за ползущей в каком-то десятке метров человеческой гусеницей. Бойцов было много, они шли и шли, равнодушно поглядывая на Саблина с Литвиновым. Виктор начал закипать.
— Хоть бы одна б…ь, — закричал он, — могилу поправила. Каждый день тут ходите.
Красноармейцы удивленно на него косились, но ничего не отвечали. Колонна невозмутимо пылила мимо.
— Вы так же лежать будете, — добавил он в неуемном бешенстве. — По воронкам, б…ь.
Колонна прошла, а Виктора все еще трясло.
— Всем все похрен, — хрипел он Литвинову. — Никому дела нет. Ведь у самой дороги, не могли не видеть. Одного бойца послать, чтобы поправил, тут работы на пару часов. Не доходит сейчас, все некогда! Потом удивляться начнем, когда внуки станут орденами торговать…
— Что? — удивленно заморгал Сашка. — Какими орденами?
— Советскими, — Виктор понял, что наговорил лишнего, но остановится не смог. — Боевыми.
— Ты ерунды не говори, — убежденно ответил Литвинов. — Невозможно такое. А вот с могилами безобразие, конечно. Надо рапорт написать, показать все…
— Херня это все, — Виктор обреченно махнул рукой. — Рапорты, срапорты, ордена…бесполезная херня.
— С тобой все в порядке? — Сашка выглядел ошарашенным. — Что-то из тебя прямо злоба прет. Может, к Синицыну сходишь?
— Полетели домой, — Виктор тяжело поднялся. — Ты не обращай внимания, это у меня пройдет. Устал сильно. Отлежусь, отосплюсь и пройдет.
Литвинов недоверчиво покачал головой и принялся собирать инструменты. К этому разговору они больше не возвращались.
На четвертый день безделья что-то наконец забрезжило. Шубин вернулся от начальства злобный: зачем-то наорал на дежурного, поговорив по телефону с дивизией, грохнул трубкой об аппарат так, что треск, должно быть, слышали даже на улице. Полковые сплетники замерли в ожидании…
До этого слухи ходили самые разные. Кто-то говорил, что полк теперь переведут на Дальний Восток. Почему именно на Дальний Восток, а главное зачем, никто не знал, но болтали. Куда больше говорили, что никто никого переводить не будет, а вот переучить на новую матчасть, это запросто. В качестве матчасти указывались американские истребители "Аэрокобра". Эта версия считалась самой вероятной и в ее пользу приводили девятый гвардейский полк, который две недели назад на этом же аэродроме переучился на "Аэрокобры". А еще в качестве железобетонного доказательства приводили в пример кожаную куртку Иванова. Куртка была заокеанская, коричневая, теплая и очень модная. Знающие люди при виде ее только восторженно цокали языками и соглашались что да, теперь только "Аэрокобра". Один только Тарасов, ведомый Гаджиева, всем рассказывал, что переучивать будут на ЛаГГи. Что он узнал (по большому секрету), что завод, делавший "Яки" , разбомбили, а "кобр" на всех не хватит, а значит только ЛаГГи. И ЛаГГов этих уже много-много и соседняя армия на них уже вся летает…
Но Тарасову не верили. Во-первых он уже приобрел сомнительный статус полкового выдумщика и враля, а во-вторых про "ЛаГГи" ходили нелицеприятные слухи, поэтому пересаживаться на тяжелый деревянный истребитель никто не хотел.
Такие слухи и спекуляции лихорадили полк добрых три дня. Пока, наконец, злобный Шубин не вернулся от начальства и не собрал совещание…
— Приперся, тута, — приветствовал он, пришедшего последним Виктора. — Ну, садись, — командир обвел взглядом собравшихся в тесном кабинете командиров эскадрилий и начальников служб и хмуро буркнул:
— У меня новость, тута. А для Саблина – две.
Виктор насторожился.
— Приказом командующего, — комполка порылся в лежащих на столе бумагах и огорченно вздохнул. — Лейтенант Саблин утвержден командиром третьей эскадрильи. Поздравляю… — это "поздравляю" прозвучало неестественно уныло. — А еще, уже другим приказом, товарищу Саблину присвоено воинское звание старший лейтенант.
Присутствующие радостно загудели, Шубин зло усмехнулся. — Ну и третье, тута, — совсем нехорошо улыбаясь, сказал он. — Будем переучиваться на новую матчасть, — он снова обвел помещение недобрым взглядом и тихо добавил. — Сроку нам дали двадцать дней…
В кабинете наступила тишина, что было слышно, как летает муха. Все прикидывали объем работы и потихоньку впадали в уныние. Короткому, но приятному периоду ничегонеделанья, похоже, пришел конец.
— Оставшиеся самолеты привести в порядок, — продолжил командир. — Передадим их в шестьсот одиннадцатый полк. Занятия, тута, начнутся уже завтра. Самолеты начнут поступать тоже завтра. На днях ожидается пополнение, за время переучивания должны ввести их в строй. Работы, тута, предстоит много. Так что… заканчиваем с курортной жизнью. Личный состав должен не водку пьянствовать, а, как говорит наш новоявленный комэск, шуршать как электровеник… Всем, тута, ясно? Тогда, через час снова все ко мне со своими соображениями.
Глава 5
К процессу приступили на следующий день после приказа. Откуда-то приехал инструктор – старший техник и в тот же день начались теоретические занятия у техсостава и летчиков. Через неделю – сдача зачетов: на знание материальной части истребителя Ла-5 с мотором М-82Ф, вооружения, радиостанции РСИ-4. Полеты начались на знакомом по летной школе "УТИ-4" – двухместном "ишачке". "Утят" было три, они были древние, как дерьмо мамонта, с немного переделанными кабинами и намертво законтренными в выпущенном положении шасси. Оказалось, что курсантские навыки изрядно подзабыты. В первых вылетах, после легкого, послушного "Яка", "ишак" показался сволочной и непредсказуемой скотиной. При взлете и посадке он упорно норовил съехать с полосы, отчаянно козлил при малейшем превышении скорости, его вечно тянуло влево. Летчики матерились и их восторг по поводу новейших истребителей "Ла-5" поутих.
Инструктор, невысокий, шклявый парень, прилетевший из второго запасного, только подливал масла в огонь. Он нудным и гнусавым голосом рассказывал страшилки, какие сложные и тяжелые в управлении истребители Ла-5 и смачно живописал все виденные с ними катастрофы. Стращал, что без четырех десятков пробежек по полосе, никого в полет не выпустит, что треть самолетов неминуемо поломают разные неумехи. По счастью, нудеж задохлика продолжался недолго. Он объелся поздних абрикос и выбыл из строя с жесточайшим поносом. Очень своевременно. В противном случае ему неминуемо проредили бы зубы, причем желающим пришлось бы становиться в очередь.
