Марик Лернер - Цель неизвестна
О! Безопасная булавка! Это ведь вещь сегодня неизвестная, а для портных крайне удобная. И ничего сложного не представляет. А… пустой номер. Патентов на изобретения не выдают и в случае пойдет, начнут клепать кому не лень, показав мне кукиш вместо гонорара. Даже славы не получу.
Вобщем не выдержал дипломированный лекарь Бидлоо бесконечных скачек за здоровьем царя и попросился в отставку. А тот, как водится в России, показал предмет из трех волосатых пальцев. Предложил вместо отъезда на родину заняться обучением медикусов в Москве. За каждого выпускника пообещал по сто рублей.
Тут я естественно сделал стойку. Получать в десять раз больше нынешнего — очень даже недурно. На этой почве можно забыть про мою нелюбовь к ковырянию в кишках и прочих гадостях. То есть крови я не боюсь и от уколов сроду не прятался. Даже в детстве ходил к зубному спокойно. Но есть существенная разница при случае видеть или профессионально кромсать людей, а для учебы трупы. Бррр. Не по мне это.
Так что услышав, что сотня обещанная не жалованье, а лично воспитателю в карман, почти облегчение испытал. Платили ученикам в Московском госпитале примерно так же, как в академии (рубль в месяц), но на казенном коште и с казенным жильем. Проблема в том, поведал мне Тарас Петрович, что люди со средствами продолжают предпочитать немецких специалистов. Кто по привычке, а кто считая тамошние университеты более продвинутыми. И после здешнего заведения не так просто устроиться даже на должность младшего лекаря или помощника врача.
Поскольку без латыни в сем ответственном деле никак, курс состоял практически целиком из студентов Славяно-Греко-Латинской Академии мало-мальски разумеющих данное наречие. Причем всех подряд не брали, проверяя словарный запас и безжалостно изгоняя негодных. Многие не желающие идти по духовной части дезертировали из нашего заведения сознательно, перебираясь к врачам под крыло.
На этой почве начальство вечно переругивалось. Если уж деваться неуда норовили сбыть наиболее никчемных, буйных и сомнительных по личным качествам. Бидлоо в свою очередь строчил жалобы на недопустимое отношение со стороны ректора академии. Тут любовью и дружбой не пахло абсолютно. Вести меня в госпиталь, независимо от причины, преподавателю младших классов, означало нарываться на неприятности.
Я еще больше зауважал Посникова. Неизвестно сам способен ли на подвиг. А он, презрев всякие последствия, токмо о пользе печется. Не знаю, правда чей. Моей или Отечества, но практически без разницы. Все равно характер!
Мы пробежались по коридорам, получив изрядную порцию негатива. Атмосфера в больницах редко бывает приятной, но здесь все много хуже. Я ж не в Швейцарии 21 века нахожусь. Темно, душно, куча неприятных запахов. Карболки я до сих пор не нюхал, однако приблизительно так смердело в общественном туалете в Крыму в раннем детстве. Позже я столь изумительных впечатлений уже не испытывал.
Где-то по соседству кричит от боли человек. Может операция, а может просто ему отвратно. Помолчит и снова заводится. На нервы эти периодические вопли всерьез действуют. Потом мимо проволокли в ведре человеческую ногу в запекшейся крови. Осколки кости торчат из-под кожи. Хорошо, что я крови не боюсь и в обморок не падаю.
— Постой здесь, — приказал Тарас Петрович и сунулся в очередную дверь, постучав.
Я присмотрелся к привалившемуся к стенке молодому человеку с шикарной трубкой в зубах, временами окутывающемуся дымом и решил познакомиться поближе.
— Из Спасской школы? — спросил он покровительственно на мой маневр сближения.
— Ага.
— Почему не помню?
— Я недавно учусь.
— Такой детина и недавно?
— Ну так уж вышло, — развожу руками.
— Правильно надумал, — кивает снисходительно, — харчи помимо рубля в месяц, жилье дают, от схоластики бессмысленной избавляешься навечно. — А люди в нас всегда нуждаться будут. Без места не остаешься.
Я непринужденно пощупал полу его одежды.
— Сукно выдают на кафтан, камзол и штаны из расчета на два года.
Видимо на моем лице нечто отразилось и он принял это за восхищение.
— Ну да, недурно живем.
На самом деле я не очень понял как можно восхищаться подобным подарком. Даже в армии раз в год гимнастерку меняли. Правда это было много позже. Никак я не привыкну к здешней убогости и нищете. Мне от подобных вещей плакать хочется, а они гордятся.
Дверь за спиной оказалась неплотно закрытой и оттуда вдруг вырвался вопль:
— Да я тебя скотину в солдаты сдам!
— Он может? — спрашиваю с опаской, обнаружив очередную неизвестную ранее грань общения вышестоящих с подчиненными. Это ведь не российский ВУЗ для не сдавших сессию студентов. Тут на всю жизнь забривают.
— Он все может, — на глазах поскучнев, признает мой собеседник. — На карцер с хлебом и водой, бить плетьми. В рекруты — это уж редко. Разве пьешь без просыха и пользы никакой. Он действительно учит на совесть, да притом зверь. Только это на пользу, — добавил после паузы. — Всему свое время. Гулянию и делу.
— Зверь в хорошем смысле слова.
Он подумал и усмехнулся, кивая. Тут дверь без предупреждения резко распахнулась и оттуда пробкой вылетел красный как помидор парень. Видимо это и был проштрафившийся. Мой собеседник вздохнул тяжко и принялся выбивать трубку. Ага, смекаю. Он следующий на очереди по разносу. Не зря дожидается.
— Заходи Михайло, — похвал Посняковский голос вне очереди.
Доктор Бидлоо читал мое произведение за столом. Он оказался худым и уже пожилым человеком в дурацком парике. До меня так и не дошел смысл их ношения, тем более в основном использовали люди статусом повыше круга моего общения. Остальные вполне обходились без страной причуды. Хуже всего вечно пробивало на смех при виде солдат. Эти изумительные букли, локоны и мука на голове вместо пудры! Интересно, сколько они в караул собираются, часа два? А косметичка важнейшее из оружия.
— Очень занятно, — произнес наконец доктор с отчетливым немецким акцентом, поднимая голову от моих записей и глядя на меня пронзительными глазами, выглядывающими из-под седых мохнатых бровей. — Вы сами додумались до сего молодой человек или пользовались некими известиями?
— Кто ж мне про коров и болезни расскажет? — удивляюсь. — Аристотель?
Тарас Петрович дернулся. Видимо я с иронией перегнул палку. Древний грек до Парацельса был у медиков в большом почете. А годы жизни последнего мне как всегда неизвестны. Может до сих пор молятся на эллинские идеи двухтысячелетней давности. Надо смягчать.
— Самому приходилось видеть, — переходя на немецкий, говорю. Пан или пропал, мысленно крещусь в ответ на расширившиеся глаза доктора. — Все написанное не родилось на пустом месте. Давно обдумывал способ избежать ужасных эпидемий. Это ж на самом деле напрашивается — использовать ослабленный яд для профилактики. Еще царь Понтийский Митридат пил яды малыми дозами, а когда пришел его срок не смог отравиться. Пришлось на меч бросаться.
— Действительно очень образованный молодой человек, — сказал доктор Тарасу Петровичу. И ведь к месту употребляет. Как и латынь. А слов не хватает, прямо на ходу изобретает. Инокуляция, вариоляция.
— Прививка, сиречь инокуляция, производится с целью облегчения организму борьбы с заболеванием. Для этого и берется материал от практически выздоровевшего, переборовшего недомогание.
— Все это я читал буквально минуту назад, — брюзгливо отмахнулся он, барабаня пальцами по столешнице.
Повисло молчание. Как продолжать убеждать я не представлял. Не начинать же снова излагать прежние аргументы из статьи.
— Variola — это оспа, — подал голос Посников.
— Вы это мне объясняете? — изумился Бидлоо. — Это моя профессия! — он почти прогремел в негодовании. — Передача болезней через животных людям — это неслыханно!
— Заболеваемость оспой в кавалерии всегда меньше, чем в пехоте, — пытаюсь вклиниться. — Выходит есть некая связь.
— И кто вам молодой человек об этом поведал? — вкрадчиво спрашивает доктор.
Ну не скажешь же, в Интернете прочитал. Тем более про доказательства изменения вирусов я никогда не уточнял. Это ж любой знает. Птичий грипп, свиной, коровье бешенство. Но это тогда, в будущем для каждого аксиома. Здесь про такую вещь, как вирус вообще не подозревают. Они и про Левенгука с микроскопом не все слышали. А что я могу реально сказать?
— Я разговаривал с солдатами, — обреченно выдаю, прекрасно сознавая какая последует реакция.
— О, да! — с огромным ехидством в голосе, обрадовался он. — Как много проводили опросы и число для сравнения?
— Человек окружен животными, — говорю без особой надежды, — корова, свинья, овца, и лошадь — все они, постоянно касаются людей и общаются с ним. Верно и обратное. Не разумно ли будет предположить, что источник оспы есть заразительная материя особого рода, произошедшая от болезни животного. Случайные обстоятельства изменили эту болезнь и она обрела ту заразную и злокачественную форму, которую мы обычно видим сейчас? Ведь в Библии нет упоминаний об оспе. И в античности тоже.
