Владимир Поселягин - Осназовец
Участковый же, достав из кармана ножик, поднял отбитую пулей щепку и, постругав ее, заткнул водопад из трубы, а то уже весь пол залит был, да и вор, что лежал у окна, превращался в вареное мясо. Я на него не обращал внимания, труп он и есть труп.
Когда прибыл наряд, я закончил с допросом девицы. Участковый присутствовал, поэтому пришлось вести себя довольно корректно, ничего не ломал, но от звонких пощечин ее голова моталась в разные стороны. В этой же комнате был и Толик, который продолжал обыск, но его результаты уже и так впечатляли. Улик было более чем достаточно. Одних стволов с десяток.
Трое милиционеров зашли осторожно, под ворчание Шмеля. Первого убитого было хорошо видно от входной двери, но чуть позже мы опознались, и они убрали оружие в кобуры и за спину. Передав старшему наряда все дела захвата бандитской квартиры — те теперь сами будут работать, мы попрощались с милиционерами и направились в соседний двор, где стоял наш мотоцикл.
— Зачем мы в этом участвовали, это же просто бандиты? — спросил Толик.
— Не просто бандиты, — поднял я палец, — а агенты немецкой разведки.
— Тогда почему нашим не передали?
— Информация до них так и так дойдет. Там сами разберутся, нужна она им или нет. Тут важно другое. У нас есть адрес, куда этот немой Толик, которому достаточно доверяли, носил продовольствие раз в три дня.
— Прячется кто-то?
— Ну да, тот, кто в розыске. Но это не наша работа, сейчас в наркомат заедем, передадим все записи дежурному. Пусть сами работают.
— Так это была проверка? — осознал наконец Анатолий, замедлив шаг.
— Конечно, я должен был знать, кто ты.
— А сам ты знаешь, кто ты?
— Знаю. Умница и красавчик. Хвалить меня не надо, я и сам умею это делать.
— Ну… — тот даже замолчал, ошарашенный моим нахальством.
Оставив пыхтящего, как паровоз, Толика позади, я, улыбаясь, направился к мотоциклу. Там было все нормально. Сержант уже пришел в норму, и мы поехали в наркомат. Заехали на пять минут, а задержались на полчаса. У меня через полтора часа лекция на базе, а я тут писаниной занимаюсь. Оставив рапорт и блокнот с показаниями немого у дежурного следователя — тот сразу в горотдел милиции начал названивать насчет взятой банды, чтобы направить группу захвата по второму адресу, — мы, выйдя из наркомата, поехали на базу.
Следующие три дня мы Толиком занимались формированием группы. Через шесть дней выход, а у меня даже группы еще не было, как бы с одними только курсантами не пришлось к фронту идти. Они ведь не постоянно со мной будут, для них это всего лишь практика, вон и Лучинский, который принимал во всем этом деле живое участие, подтвердил это. Временно прикомандированные они.
Вчера я сдал пилотирование на УТИ-4 и получил на руки летную книжку. Все, с этой минут я настоящий, подтвержденный летчик, что уже отметил. Вчера же и отметил. Пригласил человек двадцать, были и начальник аэроклуба, и инструктор, Петрович, жалко, на фронте, и парни с базы. Но про Толика и Лучинского не забыл, даже Ремизов был. Хорошо погуляли. Со стороны тети Нины был только Андрей Валерьевич, главврач больницы, где мачеха работала вот уже четыре дня.
Сегодня у меня был выходной, на эти дни до выхода я попросил Лучинского освободить меня от работы на базе. Хотя сейчас был довольно плотный учебный график, нужно было готовиться к рейду, его никто не отменял. В восемь утра я заехал за Толиком, и мы с ним доехали до армейской школы снайперов. Там я дал ему задание найти мне сработавшуюся пару, а сам покатил на аэродром «Аэрофлота», нужно было договориться о тренировочных полетах на Ли-2, или, как тут его называли, «Дугласе».
Аэродром даже не охранялся, я свободно проехал через ворота и подрулил к зданию возле наблюдательной вышки. Куривший на крыльце мужчина в комбезе механика подсказал, где мне найти нужного человека, и я договорился об уроках, начиная с сегодняшнего дня. О том, что я приеду, он был в курсе, и меня уже внесли в списки на обучение. Правда, поставил условие, что летную практику будет предварять час теории о двухмоторных самолетах. То есть вылеты для тренировок. Меня оформили, но практики всего два часа в день, мне этого показалось мало, о чем я сообщил инструктору. Но тот ответил, что на одного летчика, повышающего свою квалификацию, выделяют топливо именно на такое время в сутки, а если я хочу получить дополнительное время, то не проблема. Только топливо мое, в смысле я достаю. Как раз это было не проблема, у нас на базе некоторая техника на авиационных моторах, и топлива хватало, тем более один танк, наше учебное пособие, запороли, и образовались излишки. Договорюсь с завхозом.
Первая тренировка должна начаться через пять часов, велели не опаздывать. Сейчас аппарата не было, начальник аэропорта улетел куда-то по своей надобности, но позже он будет. В общем, покинув территорию грузового аэродрома на окраине Москвы, где располагалась и служба повышения квалификации, я добрался до города и поехал к мединституту. Было десять утра.
Подкатив ко входу, я поставил мотоцикл рядом с высохшей клумбой и, привычно приказав Шмелю сторожить, направился внутрь корпуса. Причина, почему я сюда приехал, была важной. Мне нужен был медик в отряд, молодой, но с нужными знаниями. А сейчас врачей очень хорошо учили, не как в будущем, за деньги. Врача я найти не надеялся, но неплохо было бы найти хотя бы отчисленного студента. Архив тут есть, и если такой недоучившийся еще не в армии, я его найду.
Мое внимание привлекла девушка в коротком пальто, что стояла у входа ко мне спиной. Ее плечи вздрагивали, как будто она плакала. При этом она старалась стоять к тем, кто подходил к зданию, спиной, чтобы не видели ее лица. Гордая.
Окинув восхищенным взглядом ее фигурку, а она была хороша, я подошел и, на секунду задумавшись, обдумывая слова, грубовато спросил:
— Чего ревешь? Обидел кто?
Тут не нужно заводить политесы, грубые вопросы, игнорирование всего остального, и тогда можно вывести девушку из грустного состояния — встряхнется, чтобы ответить грубияну.
— Это мое дело, — ответила та.
«О-о-о, и голосок восхитительный», — подумал я и продолжил:
— Так чего ревешь-то, ноготь сломала?
— Выгнали меня. Пять лет училась, и выгнали.
— Учишься, что ль, плохо? Удовица?
— Хорошо я училась, отца арестовали, вот и выгнали. Дочь врага народа, — снова заплакала та.
— Подожди, — тряхнул я головой в непонимании. — Товарищ Сталин же сказал, что дети за родителей не отвечают. Ты-то тут при чем?
— Ты это им скажи, — всхлипнула девушка и обернулась.
На меня взглянули прекрасные, хоть и слегка покрасневшие глаза ярко-голубого цвета, из-под теплого вязаного берета выбивалась светлая челка. Красивые и правильные черты лица тоже привлекали внимание, особенно губы кораллового цвета, которые девушка в данный момент покусывала. А что видела она? Парнишку в высоких сапогах, обычных штанах и летной куртке с кепкой на голове, причем лет на пять младше ее самой. Сегодня я был не по форме.
— Скажем, — кивнул я. — Выпуск у тебя когда?
— Уже. У нас ускоренный выпуск, другие сдали и получили направление, кто на фронт, а кто и в больницы. А мне отказали, хотя я все на отлично сдала, только документы не получила. Не дают. Это Константин все, из комсомольской ячейки.
— Ясно, — подхватив девушку под локоть, я повел ее в здание, не обращая внимания на попытки вырваться. А потом судорожные попытки привести себя в порядок. — Сама как, спортом занимаешься?
— Лыжница, третье место по институту заняла.
— Это хорошо, — согласился я, отпуская ее. Мы дошли до лестницы на второй этаж. Шли уроки, поэтому коридоры были пусты. — Кто тебя курировал?
— Профессор Лебедев.
— Он сейчас тут?
— Да я с ним разговаривала, но он ничем не может помочь. Константин — сын декана.
— Где он сейчас?
— В третьей аудитории, — вздохнув, ответила девушка, она уже поняла, что мой напор ей не преодолеть. — Пара у него.
— Показывай, где это.
Мы прошли мимо лестницы и, углубившись в один из коридоров, остановились у двери в очередную аудиторию.
— Тут.
— Это хорошо, что тут, — ответил я и, постучавшись, открыл дверь и прошел в аудиторию. Девушка не соврала, действительно шел урок. Почти все парты были заняты, а у большой доски стоял пожилой невысокий дядечка с бородкой.
— Профессор Лебедев? — уточнил я у него.
— Да, это я, — кивнул он, поправив очки. — В чем, собственно, дело, молодой человек?
— Я бы хотел поговорить с вами о вашей ученице… — я на секунду завис и, подняв палец, сказал: — Извините.
Подойдя к двери, я ее открыл и громким шепотом спросил:
— Тебя как зовут?
— Виктория. Виктория Томская.
— Ага, тебе подходит, — хмыкнул я и, вернувшись в аудиторию, сказал профессору: — Я бы хотел поговорить с вами о Виктории Томской. Выйдем, или можно здесь это сделать?
