Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Большаков Валерий Петрович
Саша беспомощно оглянулся. Гарбуз наверняка что-то задумал.
«Сейчас или шнурки на ботинках станет затягивать, или прикурит, лишь бы пропустить меня вперед, – заторопились мысли, – чтоб за спиной – никого…»
Решившись, Щукин круто свернул к пешеходному переходу. «Уазик» со смешным названием «буханка» лихо тормознул у самой «зебры». Пока старушка с палочкой ковыляла на ту сторону, Саша скользнул за «буханку» и приблизился к водителю, смуглому парнише с белым, как вата, чубом. Увидав красную книжечку сотрудника КГБ, водила живо завертел ручкой, опуская стекло.
– Очень нужно! – взволнованно зачастил Щукин, следя сквозь бликовавшие стекла за агентом «Немо». – Оперативное мероприятие!
– Подвезти, что ли?
– Просто поезжай, а я рядом, чтобы не видно!
– Да ты, вон, за подножку цепляйся! Газовать не буду!
Держась одной ногой и одной рукой, Саша раскорячился, засматривая в подмерзшее окошко – Гарбуз шмыгнул в подворотню. Дожидался, пока его минует одинокий прохожий в белой ушанке? Или ждет встречи?
В крайнее мгновение Щукин углядел, как «Немо» воровато потянулся к стене.
– Тормози! Всё, спасибо!
Младший разведчик обошел «буханку» спереди и затаился за фонарным столбом. Гарбуз поспешно удалялся.
Дождавшись, пока тот скроется за углом дома, Саша неторопливо двинулся к «месту преступления». Следить за объектом он не собирался – и так уже нарушил всё, что можно. Но взглянуть на художества «Немо» стоило. Ну, не опирался же агент о стену! Наверняка условный знак малевал!
Свернув в подворотню дома номер 16, Щукин довольно ухмыльнулся. Не зажигалку доставал Гарбуз, а губную помаду – на стене, жирно выведенная ярко-красным, пламенела пятерка.
Начальник 2-й службы упорно молчал. Вздыхал лишь, изгибая брови по очереди, и молчал.
– Капитон Иваныч! – взмолился Саша. – Ну, вы хоть обругайте меня! Хоть матом, хоть как!
– Не поможет, – длинно вздохнул Горохов. – Молодые начальственной брани не внемлют. Злятся только. Обижаются. Вплоть до того момента, когда их турнут из органов. Тут молодежь резко прозревает, да поздно…
– Всё так плохо? – увял Щукин.
– Пока нет, – кисло бросил начальник. – Вот что, Александр. Делаю тебе последнее китайское предупреждение. Если еще хоть раз…
– Ни за что! – пылко выдал Саша.
– Шуруй, – насупилось начальство. – Работай. ДОП отменяем, заводим ДОР… [194]
Глава 5
Вроде и лег вчера пораньше, а все равно не выспался. Как проснулся в четыре, так и проворочался до дребезга клятого будильника. То дурная башка ныла, то непрошеные мысли в эту дурную башку лезли. А вот завтрак в меня не полез.
Я вяло умылся, вяло собрался… Мама с Настей дуэтом пообещали проводить перед работой и школой, я пробурчал в ответ что-то нейтральное и потопал в гараж.
А теперь вот маюсь. И чего было фыркать? Твои беды – это твои беды, близкие в них неповинны.
Наверное, в сотый раз я обошел вокруг «Ижа», совершая «чек-ап». Две зеленые канистры с бензином… Новенькая запаска… Домкрат… Топор, саперная лопатка… Сухпай… Шерстяные одеяла, как в плацкарте… Аптечка… Огнетушитель…
Да всё вроде.
Автопробег решили начинать с площадки у пропилей стадиона. Встали пораньше, съехались. Рядом с «ижиком» бодро урчала «Волга» Ромуальдыча и тюнингованные «Жигули» братцев Кирш. Бампер к бамперу с «волжанкой» тарахтела кагэбэшная «дублерка». Я узнал здоровенного Славина – он трогательно и неуклюже опекал миниатюрную блондинку. А рядом, стоя наособицу, куталась в шубку Марина.
Она неспокойно искала глазами кого-то в толпе, наверное, меня, и я поспешил отвернуться к «зэпу-универсалу» Эдика Привалова – «Запорожец» прогревал мотор чуток в сторонке, уступая место роскошному черному лимузину. Державный «ЗИС-110» выглядел круче нынешних правительственных «ЗИЛов» – все наши обступили ветеранское авто.
– Чё это?
– Ой, Изя, когда ты научишься разговаривать нормальным языком?
– А чё?
– О-ой…
– Это стеганка такая, чтоб утеплить салон, а внутри – гагачий пух.
– Здо-орово… Как у Сталина!
– Вельми понеже…
– Мишенька!
Мне и без гагачьего пуха потеплело – я замахал рукой маме с сестричкой. Обе меня сразу засыпали тревогами да заботами:
– А не замерзнете? Не сломаетесь в дороге? Мишенька, ты смотри, если что, сразу возвращайся! Ну ее, эту Москву! А пирожки ты взял?
– Всё взял, мамочка! – заверил я родню. – Ты только не волнуйся. Тут ехать-то! И я же не один.
– По машинам! – трубно скомандовал Ромуальдыч.
– Ну всё, всё! – обцелован и настроен, как надо, я сел за руль. – Пока, мам! Настя, не обижай ее!
– Ла-адно, не буду!
– Пока!
– Пока, пока!
Румяные с холодка, в машину полезли девчонки.
– До Москвы не подбросите? – весело защебетали близняшки, устраиваясь на заднем сиденье.
– И обратно! – хихикнула Рита, мостясь на переднем.
– Всё взяли? – спросил я бесцветным голосом.
– Всё! – ответило звонкое трио.
– Ничего не забыли?
– Не-ет!
Помахав в окошки провожающим, мы тронулись. Впереди рассекали обе «Волги» – я пристроился третьим. Свернул на мост. Выехал на Советскую. Оставив позади оба кладбища, православное и еврейское, сосредоточился, чувствуя, как неохотно отпускает суета. По обе стороны дороги пластались заснеженные поля, строчками черных иероглифов корявились лесополосы. В щелку окна сквозило сыростью, предвещая раннюю весну.
«От чистого истока в прекрасное далёко, в прекрасное далёко мы начинаем путь…»
Я зло дернул щекой. Хорошая строчка, чудная строчка, а мне – как пенопластом по стеклу! В бардачке лежал длинный разлинованный свиток электроэнцефалограммы. Даже студент-медик распознал бы в биениях самописцев сдвиг альфа-ритма, «билатерально-синхронные бета-волны» и прочие симптомы. Достаточные, чтобы вывести неразборчивым почерком врача скорбный диагноз: рак мозга.
– Дэн, за нами хвост! – Фолк, сидевшая за рулем, отчетливо напряглась.
– Вижу, – мурлыкнул Лофтин. – Не обращай внимания, Синти.
– Можно оторваться, если… – неуверенно начала Синтия.
– Стоп, детка! – притормозил ее Дэниел. – Можно, но не нужно.
«Хонда» с дипломатическими номерами ехала в среднем ряду. Малозаметный «Moskvich» салатного цвета не отставал, держась в сторонке. Лофтин пригнулся, осматриваясь.
Близился перекресток у «Гостиного Двора» и гостиницы «Европейская».
– Притормаживай, детка…
– Не называй меня «деткой», – процедила Фолк.
– Ты притормаживай, притормаживай…
Синти послушно вжала педаль, пропуская машину, идущую следом.
– Так! Уходишь в правый ряд и тормозишь у «Гостиного Двора».
– Там же остановка запрещена!
– Вот именно, – сухо сказал Лофтин. – Если русские остановятся следом за нами, то сразу же себя выдадут. Давай, детка!
Фолк ловко перестроилась и, повизгивая тормозами, подкатила к бровке.
– Всё, пока!
Дэниел выскочил из машины и упругой походкой зашагал прочь. Ему очень хотелось помахать рукой агентам русской naruzhki, но он сдержал порыв. Ссыпавшись в подземный переход, Лофтин быстро вышел к метро «Невский проспект».
Народу на станции хватало, чтобы затеряться, а вскоре и поезд подкатил. По привычке обшарив глазами перрон, Дэн вскочил в вагон. Моторы низко загудели, разгоняя состав, и понесли его, затягивая во тьму туннеля.
Словно подчиняясь качанию вагона, вице-консул откинулся на спинку. Можно чуток расслабиться. Наверху суета, беготня… Наперебой пищат рации, стучатся доклады по восходящей, сыплются приказы по нисходящей…
Далеко не уедешь, перехватят, а ему даль и не нужна. Прикрыв рот ладошкой, Лофтин ухмыльнулся.
