Евгений Белогорский - Операция "Невозможное" (Лето и осень сорок пятого)
Как в этот момент он ненавидел свое начальство, сидящее в уютных кабинетах госдепа и любующегося из окна на аккуратно постриженные зеленые травянистые газоны.
— Бездари, идиоты, тупицы — щедрой рукой раздавал эти хлесткие эпитеты свои руководителям Майлз, горестно понимая, что не сможет ничего сделать против мнения высокого начальства. Быть выброшенным с теплого места из-за подозрения в скрытом саботаже, Майлзу не хотелось и потому, он был вынужден подчиниться.
Отлично понимая тех, кто всходил на помост эшафота, американец прибыл на встречу с Вышинским и тут получил ещё один удар по голове. Советский посланник выразил Майлзу глубокие соболезнования по поводу возникновения чумы в Нью-Йорке.
— С чего вы это взяли!? — возмущенно воскликнул американец, у которого многие знакомые и друзья жили в Большом яблоке. — Это, что — новый вид советской пропаганды для успешного ведения переговоров!?
— Если это и пропаганда, то только не советская, а шведская. Это корреспонденты шведского агентства сообщили всему миру эту сенсацию — спокойно парировал выпад собеседника Вышинский и помахал перед его носом утренней газетой.
— Скорей всего — это обычная газетная утка. Давайте не будем гадать на кофейной гуще и дождемся официальных известий — предложил Майлз и Вышинский охотно согласился. По линии внешней разведки он обладал подробной информацией о заболевании чумой на северо-востоке штатов, но не стал демонстрировать свою осведомленность по этому вопросу.
— О, кей, давайте подождем — непринужденно согласился Вышинский и принялся разыгрывать свою партию.
Месть — блюдо, которое следует подавать холодным. Пылкость чувство и жажда мщения, очень часто дают нежелательную изжогу. Следуя этому принципу, Андрей Януарьевич не спешил топтать сраженного сообщением о вспышке чумы американца.
Все время переговоров он никак не мог собраться и включиться в работу, напряженно думая об услышанном известии. Если бы советский посланник принялся бы давить на Майлза, подобно тому, как это он сам делал, у американца бы пробудилось чувство самосохранения, и он бы встряхнулся и мобилизовался. Однако Вышинский избрал иную тактику. Он принялся методично обсуждать неудобные для американцев вопросы, быстро перескакивая с одного на другой, не давая противнику, как следует сосредоточиться.
Андрей Януарьевич то очень перечислял людской и материальный ущерб, нанесенный испанскими солдатами советской стороне, то гневно обличал Франко в симпатиях к Гитлеру вспомнив встречу фюрера и каудильо во время войны. То, вспомнив испанскую войну, призывал диктатора к ответу за загубленные его режимом жизни мирных людей, после чего вновь возвращался к злодеяниям «голубой дивизии».
Если в начале беседы на все его выпады Майлз отвечал невпопад и однословно, то к её концу он вообще перестал вести диалог, отвечая Вышинскому, что американская сторона тщательным образом изучит все поднимаемые вопросы.
Видя, что собеседник основательно измотан и обессилен, посланник Кремля перешел в решительное наступление. Вынув из портфеля папку, Вышинский заявил, что советская сторона выяснила место, куда был эвакуирован персонал харбинского центра по производству чумных бомб и готов поделиться этой информацией.
После этих слов, на Майлза было жалко смотреть. Он моментально узнал лежавшую на столе папку. Именно из неё, в прошлый раз Вышинский достал документы по отряду 731 и передал американцам в обмен на соглашение по Италии. Теперь она появилась снова.
Майлз на глаз определил толщину стопки находящихся в ней документов. На этот раз их было несколько меньше, но это нисколько не уменьшало их ценность. Американец с большим трудом сдерживал себя от соблазна встать и забрать у этого противного Вышинского, так необходимую для его родины папку.
От подобного шага, его удерживал высокий ранг дипломата, а также опасения, что нужных сведений в данной папке просто может и не быть. Возможно, Вышинский только объявил о готовности поделиться информацией, а в папке находятся другие документы.
Пока Майлз лихорадочно решал эту дилемму, Вышинский раскрыл папку и взял несколько лежавших сверху листов.
— Вот текст совместного коммюнике по испанскому вопросу, в котором, по мнению Советского Союза, дана действенная оценка преступного режима Франко и содержит призыв для всех участников ООН к его полной изоляции. Нам кажется, что его подписание отвечает интересам двух наших великих держав — Вышинский почтительно протянул американцу бумагу для ознакомления, попутно позволив прочитать заголовок оставшейся в папке справки.
Все в точности повторяло решающую фазу переговоров по Италии и от этого сравнения у Майлза заныло под ложечкой. Необходимо было подписывать эти проклятые бумаги и спешит спасти страну от новых ударов врага.
С максимальной непринужденностью, какую он в этот момент изобразить, Майлз предложил встретиться ровно через два часа и отбыл, прихватив вариант русского коммюнике. Направляясь в посольство для разговора с Вашингтоном, Майлз отчаянно убаюкивал себя мыслью, что американский джентльмен может в любой момент отказаться от своей подписи, если того потребуют интересы страны.
В американском государственном департаменте думали примерно также, и едва только Майлз озвучил свою мысль, с ним немедленно согласились. Обман госдепа это не обман в привычном понимании этого слова. На самом деле это хитрость белого человека над кровожадным азиатом, в действиях которого всегда можно будет найти причину для отзыва своей подписи.
Последующая встреча принесла большое удовлетворение обеим сторонам переговоров. Американцы получили вожделенные данные по второму чумному центру японцев, советская дипломатия праздновала возможность окружить красными флажками последнего фашистского диктатора Европы.
Ровно через сутки после этой встречи двести пятнадцать шесть американских бомбардировщиков поднялись в небо, имея перед собой цель полета — Муданьцзян.
Столь стремительный бросок в неизвестность, имея только приблизительное описание места, где могла находиться искомая цель, был обусловлен страшной паникой вспыхнувшей в Нью-Йорке в эти дни. Едва страшный диагноз просочился за стены лечебницы, как огромный город охватила «чумная лихорадка».
Нисколько не веря громким уверениям правительства в то, что имеющийся в распоряжении медиков новый препарат пенициллин сможет побороть чуму, люди стремглав бросились покидать зараженный город. Огромные вереницы людей потянулись в Филадельфию, Олбани, Буффало совершенно не подозревая, что ища спасения, они вместе с собой принесут в эти города страшную заразу.
Прежде чем правительство сумело при помощи заслонов полиции и моряков полностью изолировать Нью-Йорк от остального мира, часть носителей этого страшного заболевания смогли шагнуть вглубь северо-востока США. Расправив плечи, чума по-хозяйски заглянула в лица жителей Пенсильвании, Кентукки, Массачусетса, Нью-Джерси, но все закончилось только испугом.
Уже имея опыт борьбы с эпидемиями, поразившими Запад и Юг страны, власти действовали быстро и энергично. Быстро выявив основные направления движения беженцев, вслед за Нью-Йорком, они ввели карантин в Филадельфии, Олбани и Буффало, едва только там возникли первые случаи заболевания. Ни в один другом крупном городе Новой Англии не возникло новых очагов чумы, за исключением Вашингтона, но это был особый случай.
Резидент японской разведки, так и не получивший по милости Никки Торелли колбы с чумой, никак не мог смириться с мыслью, что американская столица счастливо избежала уготованной ей участи. Не в силах смириться с этим фактом, он пошел на отчаянный шаг, став по сути дела камикадзе.
Не имея в своем распоряжении возбудителей чумы, он решил доставить в столицу Штатов разносчиков. Найти в бедных кварталах больных чумой ему не составило большого труда, куда он явился под видом волонтера Армии Спасения. Выбрав несколько человек, он тайно вывез их из города на военном транспорте по поддельным документам и благополучно доставил их Вашингтон, где вспыхнул последний чумной очаг на северо-востоке.
Американская столица, в сущности, город клерков. В ней нет ничего важного кроме правительственных зданий и обслуживающих их людей. Из-за этой особенности большой эпидемии не получилось, но парализовать работу госучреждений на пару недель у японцев получилось. Едва стало известно о появлении чумы, американское правительство и американский конгресс дружно переехали в город Цинциннати, не желая подвергать риску свои драгоценные жизни.
Все это было, а пока напуганный новой вспышкой инфекции, президент Трумэн в самой категоричной форме потребовал от генерала Макартура раз и навсегда разобраться с японским чумным центром.
