Конунг Туманного острова (СИ) - Чайка Дмитрий

— Великий и милосердный король! — торжественно заявил римлянин. — Я Луций Валерий Флакк, из славного рода Валериев. Я прошу твоего правосудия!

— Чего? — Аго начал трезветь и наливаться кровью. — Ты спятил? А ну, выбросить его отсюда! Ишь, чего удумал, голодранец!

— Да ладно тебе, — успокоил его король. — Свободный муж имеет право королевского суда потребовать. А этот — целый патриций. И я сегодня добрый. Ты из каких Валериев будешь? — заинтересованно посмотрел на римлянина Ротари. — Из тех?

— Из тех самых! — гордо выпятил грудь тот.

— Так та дурища Мелания — родственница твоя? — усмехнулся Ротари. — Тогда неудивительно, что ты одет, как оборванец.

Герцоги и дружинники загоготали в голос. Они были арианами, а вот несколько человек, исповедовавших православие, нахмурились. Святая Мелания Римская в четырнадцать лет стала сиротой и владелицей гигантского состояния. Ей принадлежала чуть ли не пятая часть земель Италии. И вдобавок к этому — огромные латифундии на Сицилии, в Африке и Галлии. Она решила унаследованные земли продать, деньги пожертвовать церкви и закончить свои дни в монастыре. Так она и поступила, почти обрушив экономику Западной империи из-за этой распродажи. В результате ее из оборота было изъято такое количество монеты, что стало нечем платить армии и воцарился хаос в финансах. И все это, в конце концов, привело к тому, что Рим взяли готы короля Алариха. Мелания умерла больше двухсот лет назад, но тут все знали эту нелепую историю. Ведь православные весьма почитали святую деву из рода Валериев, признавая ее за образец бескорыстия.

— Святая Мелания — моя дальняя родственница, — признался Валерий. — Но я из боковой ветви. Мы не были так богаты.

— Ладно, — махнул рукой Ротари. — Чего тебе надо?

— Я хочу вернуть свои земли, которые отнял герцог Сполето!

— Так пойди и забери! — выкрикнул Аго, а высокое собрание загоготало, по достоинству оценив его тонкий юмор.

— Я ходил к нему, — ответил Валерий. — Но он лишь обругал меня, избил и выбросил на улицу. Я сказал, что буду жаловаться королю. Но он ответил, что на короля ему плевать. Что он в своих землях сам король. Summus dox gentis Langobardorum, самый знатный человек ломбардской нации! Так он себя называет!

— Ему плевать, говоришь? — на скулах Ротари заходили желваки. Хмель начал оставлять его. Герцог Сполето силен, а его город неприступен. Королевскому войску не победить его в одиночку, а остальные герцоги на эту войну не пойдут. Да и правдой было сказанное наивным римлянином. Король у лангобардов считался лишь первым среди равных. Герцоги выбирали его из своей среды и могли убить, когда он им надоедал. Так отравили великого Аутари, победителя франков. — Ты хочешь суда по римскому закону?

— Я хочу суда по древнему обычаю лангобардов (2), ваше величество, — почтительно ответил Валерий. — Он убил моего двоюродного брата и его семью, а их землю забрал себе. Я прошу права на кровную месть.

— Мы давно не поступаем так, — прищурился Ротари. — Разве ты не хочешь потребовать вергельд? Ты настаиваешь на том, чтобы взять кровь за кровь?

— Настаиваю, — твердо сказал Валерий. — Римлянину не получить виру с лангобарда, такого еще не бывало. Но я не жадный, мне хватит и его головы.

— Давай выбросим его отсюда, мой король, и продолжим пить, — недовольно заявил Аго. — Суд на пиру — небывалое дело. Должны собраться свободные мужи…

— А это кто, по-твоему? — нетерпеливо повел рукой король, показывая на столы, где пьяные герцоги уже затянули песни или уютно храпели, упав мордами в объедки. — Король должен явить правосудие, Аго. Я дам ему право на кровную месть. Я давно не слышал о ней в наших землях, но этот обычай свят. И его никто не отменял (3). Тем более что этот римлянин сам попросил судить его по нашему закону. Если он зарежет эту сволочь, я буду рад без памяти. А если зарежут его самого, то просто одним дураком на свете станет меньше.

— Тогда озвучь свой приговор, а я позову тех баб, мой король, — равнодушно махнул рукой Аго. — Пусть еще станцуют.

Король встал и прокашлялся.

— Я, Ротари из рода Ародус, — громко сказал он, и эхо вторило ему под высоченными каменными сводами, — божьей милостью король лангобардов, даю римлянину Луцию Валерию Флакку право на кровную месть по обычаю моего народа. Возмездие не постигнет его за это! Ибо такова моя воля!

Король икнул, слегка потеряв величественный и гордый вид, и сел на место с чувством исполненного долга. Он прищурился, стараясь вместо двух Валериев снова увидеть одного, и махнул рукой.

— Убей этого старого козла, парень! — он посмотрел на стражу. — А теперь выбросьте его отсюда! И намните ему бока как следует! За неслыханную дерзость! Ишь, чего удумал, на пир тайком пробираться! Выпить спокойно не дает, наглая римская скотина!

— Музыканты! — заревел Аго. — Играйте, сучьи дети! И позовите сюда баб! Пусть пляшут!

В то же самое время. Белград.

Поздняя осень и ранняя весна — вот то время, когда он сидел дома безвылазно. Лед еще не стал, а вода уже слишком холодная, чтобы переправлять коней через брод. Мостов в княжестве не так чтобы много. Как только наступит зима и закует реки в прочный ледяной панцирь, тронется в путь санный поезд, который повезет по бескрайним землям Словении княжью волю. Так бывало обычно, но не в этот раз. Эту осень он встретил в Белграде, куда приехал верный друг и подданный Виттерих, герцог Далмации. Герцог, который очень хотел стать королем. В эту поездку с князем поехал и Збыслав, потому как в таком деле, как война, без главного финансиста княжества обойтись нельзя никак. Ведь война, как говорил Наполеон, это три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги.

— Виттерих! — Самослав раскрыл объятия. — Как добрался?

— Даже заскучал немного, — герцог показал в улыбке ровную ниточку зубов. — Раньше, чтобы через эти земли пройти, надо было драться каждые три мили. Я там неплохо дороги почистил. Немирные роды и вовсе на юг откочевали. Остальные вроде бы успокоились.

— Как Баддо? Как Виттерих младший? — продолжил расспросы Самослав. — Я приготовил для них подарки.

— Баддо ребенка ждет, — снова улыбнулся Виттерих. — А мой сын здоров, слава Деве Марии.

— Ты уже обжился в старом дворце? — князь выставил на стол бутыль, открыл ее и понюхал содержимое. Видимо, он остался доволен, а потому медово-прозрачный напиток с плеском полился в кубки. — Нравится тебе там?

— Счастью своему не верю, — признался Виттерих, поболтав кубком и вдыхая чудесный аромат. — Какой дурак мог этот дворец бросить? Да лучше его на всем свете нет. С одной стороны — крепость, каких поискать, а с другой — красота неописуемая. И теплые полы там работают! Мой сын на них валяться любит.

Они сдвинули кубки, и ароматное пойло хлынуло в луженые глотки воинов.

— Хорошо! — крякнул Виттерих, набросав на тарелку закуски. В этой части света уже считалось непристойным есть на куске хлеба. Так делали лишь лангобарды и готы. Ну, так им простительно. — А чего звал-то?

— Чего звал? — переспросил Самослав и крепко задумался. Он очень долго решал, как поступить, отбрасывая один вариант за другим. И так уж получалось, что альтернативы Виттериху не было. Во всех остальных случаях его план зиял прорехами, в которые могла проехать упряжка волов.

— Надо одному хорошему человечку помочь, — пояснил князь. — Не бесплатно, конечно. Нужно кое-кому навалять как следует. А если получится, то и убить. Да! Лучше убить.

— Что платишь? — деловито спросил Виттерих, с аппетитом хрустя соленым груздем. Впрочем, сочетание груздя и бренди из дубовой бочки ему понравилось не слишком, о чем он немедленно и высказался. — Нет! Грибами это закусывать нельзя!

— Попробуй свинину со специями, — показал князь на исходящее ароматным запахом блюдо. — А потом кофе попробуешь. С этим напитком в самый раз будет.

— Так что платишь и кому навалять надо? — переспросил Виттерих, который ел жадно и быстро, а потому уже насытился и откинулся на бревенчатую стену рубленого терема.