Укрепить престол (СИ) - Старый Денис

Когда уже складывался новый план, основанный на необходимости остановки шведов на обед, повезло так, что Яшка непроизвольно посмотрел на небо, как будто ожидал увидеть там Бога, и спросить, за что Господь благоволит многогрешному Якову.

Взяв пять железных капканов на волка, да железных колючек, Зверь выдвинулся. Убийца рассыпал и разложил ловушки, которые должны были или остановить, но, скорее всего, сильно замедлить, вероятную погоню, запомнил места, чтобы быстро их обойти, направился к месту, куда должны были пойти для гадких дел вельможи. Яшка приметил, так сказать, предпочтения знатных шведов. Так, Оксеншерна, всегда уходил направо и стремился удалиться подальше, сильно стеснялся опорожняться в присутствии. То же самое делал и Шютте, но ходил в лево. Делагарди было все равно, почти, он никогда не уходил в глубь, не сильно стесняясь солдат, военная карьера и лагерная жизнь сказывались.

Зверь видел, как заходит в лес тот, кого нужно убить, отошел и Яков. Пятьдесят шагов, сто, сто пятьдесят — Оксеншерна углублялся в лес. Те звуки, которые исходят от человека после чудодейственной смеси, громкие. Швед попросил и свою охрану держаться чуть поодаль, дабы меньше смущать трелями охранников. Поэтому, когда бойцы падали, сраженные стрелами в голову, Аксель не услышал грохота, шуршание листвы заглушило падение двух дюжих охранников.

— Вот и лопухи! Богата Московия на лопухов! — услышал Зверь, сумев разобрать не столько смысл сказанного, но интонации.

Швед, явно выказывал пренебрежение к родине и соплеменникам Якова.

Эти слова, брошенные, язвительно, оскорбительно и для России и для всех ее людей, в том числе и Ляпунова, которому Зверь был предан по-своему, по звериному, еще больше распыляли. Если ранее Яков собирался выстрелить из лука, то теперь захотел лично перерезать шведу глотку, да и измазать его поганый рот нечистотами, которые более чистые, чем те слова, которые говорил поганец.

— Пес шелудивый! –сказал Яков и резко полоснул острейшим ножом по горлу обреченного.

Не побрезговав, Зверь измазал рот мертвеца в нечистотах и приложил бумажку так, чтобы ее обязательно увидели.

А после он бежал. Размеренно, дыша, как учили телохранителей, не быстро, ни медленно, стараясь не делать слишком много следов. Кони были на месте, потом начинался относительно редкий лес, через который даже прослеживалась тропинка. Куда она вела, Яков знал, он ранее залезал на дерево и видел, что в двух верстах есть поле, проскакав которое следует перейти через речушку и никто уже не догонит, тем более шведы, не знающие местности вовсе.

Яков Корастылев, некоторым известный под именем Яшка Зверь мчался по полю, а в голове то и дело звучало: «despectus occidit — неуважение убивает».

Глава 6

Глава 6

Базавлуцкая Сечь

20 апреля 1607 года

Сечь волновалась. От гула, который создавался возмущениями, выкриками и переговорами казаков, казалось, что идет сражение, лишь не хватало звона оружия и грохота выстрелов. Хотя, нет, выстрелы, то и дело, случались, да и сабельная сталь сверкала на солнце. Казалось, что вот-вот и начнется схватка, сцепятся казаки в чубы друг другу, но нет — обычное дело, казаки пришли на Раду.

Оттого и молчали кошевой атаман, судья, куренные атаманы. Ждали, когда казаки накричатся, и уже после наиболее авторитетные казаки, обряженные властью, пойдут в дом, чтобы спокойно поговорить.

— Все! — выкрикнул кошевой атаман Петр Кононович Сагайдачный. — На Раду пойдем!

Степенно, надменностью мало уступая польской шляхте, четыре десятка богато одетых мужчин входили в дом, где и будут обсуждаться главные вопросы.

Первым входил Сагайдачный, недовольный, нервный. Первого октября прошлого года на традиционном заседании Рады с кошевого атамана, который успел назвать себя гетманом и быть поддержанным нереестровыми казаками, лишили неограниченной власти, что давалась атаманам во время походов [реестровые казаки — те, которые признавались властями Речи Посполитой, с сопутствующими выплатами, правами и обязанностями].

Он, гетман, взял Варну, совершил столь лихой набег, о котором ранее было страшно подумать. Много чего и кого привел Сагайдачный, людей, золота, вина, масла, тканей, но… вынужден был подчиниться законам Сечи. Петр Кононович и сейчас имеет немало власти, больше, чем кто-либо из запорожцев. Но большинству тех, кто возле власти, не нравится усиление Сагайдачного.

Но гетман не так, чтобы сильно расстраивается. Во время походов, власть кошевого атамана вновь становится абсолютной, поэтому в самое ближайшее время будут походы, и он возложит на себя бремя почти неограниченной власти.

— Кошевой атаман, говори! — сказал Богдан Олевченко.

Сагайдачный внутренне скривился, но при этом доброжелательно кивнул своему сопернику. Петр Кононович испытывал неприязнь к Олевченко, предполагая, что тот также не пылает любовью к Сагайдачному. В прошлом году, перед самым походом на Варну, Богдана Олевченко избрали гетманом нереестровых казаков, которых значительно больше тех, кто официально считается казаком и записан в реестр. Потом Сагайдачный вернулся с большой добычей и вновь завоевал признание у казаков. Могут ли в такой ситуации быть симпатии? Конечно, нет.

— А что от меня услышать хотите? — спросил Сагайдачный, обводя глазами казаков.

— А ты ответь перед обществом, почему не поддерживаешь в полной мере поход короля на Московию? — в язвительной форме, ища поддержки у казаков, которые частью кивали головой, спросил Григорий Изапович.

Еще один претендент на главенство среди казаков. И понятно было, почему именно этот вопрос прозвучал — Изапович ставленник короля и считается главой у реестровых казаков. Между тем, Григорий оспаривает славу взятия Варны с Сагайдачным. Король присылал призыв к казакам не просто поддержать его в войне с Московией, но выставить всех, кого только можно, а возможности Сечи нынче весьма большие.

— Отчего же? Послали казаков Сигизмунду, и ты, Григорий, о том знаешь не хуже меня! — отвечал Сагайдачный.

— Три тысячи казаков под командованием Каленика Андриевича? Это все, на что способны казаки? — выкрикнул Изапович.

— А с чем, Григорий, отбивать ты собрался набег крымских татар? Али не знаешь, что они уже собирают людоловов? — Сагайдачный парировал выпад Изаповича.

— То еще не ведомо! — неуверенно отвечал Изапович.

На самом деле, сечевая разведка работала исправно, и уже не было никакого сомнения в том, что крымцы в этом году выбрали для себя именно направление Речи Посполитой. Что стало тому виной, было понятно. Такой щелчок по носу Османской империи, как взятие Варны, не мог пройти бесследно. Вот только Сагайдачный рассчитывал, что османы и крымцы все еще в ссоре, и крымский хан Гази II Гирай продолжает из себя строить обиженного. Видимо, сечевая разведка не всесильна и что-то упустила во взаимоотношениях между султаном и ханом.

Но то, что крымцы решили пограбить юг Речи Посполитой, было на руку Сагайдачному, у него созрел план: лихой и простой, как он любит.

— Говори, кошевой атаман, что удумал! — сказал еще один авторитетный казак Дмитрий Богданович Барабаш.

— И скажу. Нужно нам дать пройти татарве погулять по селам, да самим войти в Крым и там показать свою удаль. Крымцев много не будет в Крыму, а те, кто и останется, сидеть будут по городам разным. Бахчисарай, может, и не возьмем, но погуляем знатно. А после возьмем татар, что возвращаться будут с набега. Так сильно ослабим крымцев, да и добычу возьмем знатную, — описал свой план Сагайдачный.

Наступила тишина, слишком много было спорных моментов в плане атамана, чтобы принять план без размышлений. Да, план предполагает максимальную добычу. Во-первых, казаки возьмут трофеи в Крыму, а после, подловив возвращающихся с набега татар, смогут еще больше обогатиться, так как никто не будет возвращать награбленное татарами, даже, если и земли Острожских или Вишневецких пострадают. Ну, и люди… те, кого словили татары, не все вернуться в свои края.