Кирилл Бенедиктов - Блокада. Книга 3. Война в зазеркалье
Они поднялись по лестнице и вышли во двор.
— Где же вы живете, Дайна? — Хаген приобнял ее за талию. — Думаю, что где-то недалеко от реки, верно?
Она отстранилась.
— А если недалеко от кладбища, что тогда?
Хаген хрипловато рассмеялся.
— Люблю медсестер с чувством юмора!
— Я не медсестра.
— А я не только медсестер люблю. Куда нам идти?
«Он узнает, где я живу, — подумала Дайна. — И будет приходить, когда ему вздумается. Что же делать?»
— Если вы не торопитесь домой, — по-своему истолковал ее колебания Хаген, — могу предложить зайти в гости ко мне. Это недалеко, к тому же у меня есть чудесный французский ликер…
— Нет, — Дайна повернулась и зашагала к воротам. — Не знаю, за кого вы меня принимаете, Хаген, но я направляюсь домой. Провожать меня не нужно — моему шефу это не понравится.
Хаген догнал ее и пошел рядом.
— Откровенно говоря, — сказал он, — меня не очень волнует, что понравится вашему шефу. Так куда мы идем?
— На улицу Владимира Великого, — Дайна чувствовала, что бросается с головой в омут. На улице Владимира Великого, бывшей Первомайской, снимал квартиру Отто. Он никогда не запрещал ей приходить туда, но ему наверняка не понравится, что она притащила за собой хвост. Но и оставаться наедине с Хагеном Дайна боялась. Она слишком хорошо помнила его глаза, когда он целился из парабеллума в грудь Коха.
— Не думал, что вы живете в центре города, — проговорил ее спутник. — Мне казалось, что вы снимаете комнату в небольшом домике где-нибудь на окраине…
— Как видите, нет, — они шли мимо старого парка, и цокот каблуков Дайны разносился далеко по пустынной площади. — И все-таки я очень прошу вас, Хаген — не провожайте меня до подъезда. Мой шеф…
— Да, я знаю. Тиран и деспот. Но будьте уверены, меня это не пугает.
— Разумеется, это же не ваш шеф…
Серый силуэт дома, в котором жил Отто, рос с каждой минутой. Вот уже поворот, арка, ведущая во двор…
Хаген вдруг остановился и придержал ее за руку.
— Постойте, Дайна. Куда вы так торопитесь?
— Уже поздно. Спасибо за вечер, все было просто замечательно. Но теперь я должна идти…
— Ну, нет! Не подарив своему кавалеру прощального поцелуя?
Хаген притянул ее к себе. Наклонился и попытался поцеловать. Она почувствовала, как его щетина колет ей губы.
Дайна ударила его. Коротко и точно, как учил ее инструктор по рукопашному бою на базе «Синица». Хаген почувствовал ее движение и успел подставить руку — все-таки он был очень быстрым, но ей удалось вырваться. Придерживая пилотку, она побежала к темному проему арки.
— Стойте, Дайна!
Странно, но в его голосе не было злости. Только удивление.
— Да постойте же вы!
Хаген бежал сзади. Ноги у него были длиннее, и Дайна поняла, что до подъезда добежать не успеет.
Она проскочила в арку и налетела на идущего навстречу человека.
— Эншульдиге… — пробормотала она и осеклась. Это был Отто.
— Добрый вечер, Дайна, — сказал Отто ровным голосом. — Почему ты так поздно?
Она не успела ответить, потому что вслед за ней в арку влетел Хаген.
— О, черт, — только и сказал он.
— Отто, — дрожащим голосом проговорила Дайна, — познакомься, это Хаген. Он любезно согласился проводить меня до дома… Хаген, это мой шеф гаупштурмфюрер Отто Нольде.
Мужчины молчали, изучая друг друга. Ей казалось, что это тянулось невыносимо долго, может быть, полчаса. Потом Хаген сказал:
— Приятно познакомиться, господин гаупштурмфюрер. Должен заметить, у вас прекрасный ассистент.
Отто — да нет же, не Отто, Жером! — поглядел на него, как на заговорившую кошку. На скулах у него вздулись желваки.
— Вы свободны, шарфюрер, — произнес он голосом, который Дайна — нет, не Дайна, а Катя — однажды уже слышала. Таким же голосом он обещал отдать Сашу и Льва под трибунал. — Я вас больше не задерживаю.
Еще минуту они стояли друг напротив друга, и Дайна физически чувствовала, как искрит и шипит электричество между ними. Потом Хаген коротко поклонился Дайне, развернулся и исчез под сводами арки.
Отто осторожно взял ее за руку.
— Пойдем домой, — сказал он. — Потом все расскажешь.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Медея
Егеря взяли перевал за полтора часа.
Разведчики доложили генералу Ланцу, что Военно-Сухумская дорога, по которой несколько дней назад шли на юг беженцы из адыгейских аулов и кубанских станиц, небезопасна — в лесах прячутся партизаны, получившие приказ задержать продвижение немецких войск в горы. Ланц посоветовался с гауптманном Гротом и решил действовать хитростью. Он посулил щедрую награду местным пастухам, и те согласились провести егерей известными им одним овечьими тропами.
Егеря прошли там, где пройти, казалось, было невозможно. Они дважды перешли вброд бурный, доходящий до пояса поток ледниковых вод и обошли передовые позиции русских. Отряд лейтенанта фон Хиршфельда с тяжелыми пулеметами и гранатометами после многочасового восхождения поднялся на крутой западный гребень перевала, господствующий над местностью. Теперь егеря видели, кто им противостоит.
— Доннерветтер, — сплюнул лейтенант фон Хиршфельд, — мне говорили, что придется иметь дело с целым батальоном, а я вижу здесь одну несчастную роту!
Тем не менее, он решил действовать наверняка. По его просьбе генерал Ланц вызвал авиацию. Бомбардировщики 4-го воздушного флота Вольфрама фон Рихгоффена пронеслись над седловиной гор и сбросили зажигательные бомбы, отвлекая внимание защитников перевала. Затем ушли дальше к побережью и отбомбились по Сухуми.
Рота, надо отдать ей должное, оборонялась стойко. Если бы наступление осуществлялось только снизу, по Военно-Сухумской дороге, русским, возможно, удалось бы задержать егерей на сутки, а то и на двое. Но эдельвейсы свалились им на голову с западного гребня Клухора, и это решило исход боя. Через полтора часа потерявшая больше половины личного состава рота под шквальным огнем противника отступила вниз по южному склону Большого хребта. Егеря, охваченные горячкой легкой победы, бросились их преследовать, но наткнулись на заградительный огонь еще двух стрелковых рот, засевших в ущелье реки Клыч.
— Черт с ними, — решил фон Хиршфельд, — этих мы всегда успеем прикончить.
Он отдал приказ прекратить преследование и ждать подкреплений от медленно поднимавшегося по северному склону генерала Ланца.
Фон Белов и Раттенхубер оказались на перевале спустя час после того, как здесь затихла стрельба. Егеря по-хозяйски обустраивались в блиндажах и палатках русских, кто-то уже разжигал огонь в закопченных буржуйках, кто-то деловито обшаривал трупы защитников перевала. Веселый баварец с большим родимым пятном на щеке наигрывал на губной гармошке все ту же вездесущую «Эрику».
— Наши потери — шесть человек, — с гордостью доложил Хиршфельд Раттенхуберу. Вообще-то он не обязан был этого делать, но генерал Ланц мог прибыть еще нескоро, а лейтенанту до смерти хотелось, чтобы его воинское мастерство оценили по достоинству. — Потери русских — более семидесяти человек, не считая тяжело раненых, которых они забрали с собой.
— Отлично, лейтенант, — кисло сказал Раттенхубер. Он не понимал, почему русские оставили на перевале такие незначительные силы и подозревал здесь ловушку. Заманить передовые части «Эдельвейса» на плохо охраняемый перевал, а потом уничтожить их превосходящими силами — это было бы разумно, если бы не потеря русскими всех господствующих высот. Впрочем, когда подойдет генерал Ланц, русские в любом случае уже ничего не смогут сделать. — Вы превосходно справились.
— Хайль Гитлер! — бодро воскликнул Хиршфельд, вытягивая правую руку. На его загорелом лице профессионального альпиниста сверкали ярко-голубые арийские глаза.
Раттенхубер вернулся к лошадям. Мария фон Белов озабоченно осматривала ногу своего буланого жеребца — несмотря на мази, которые она накладывала на рану, кабардинец хромал все больше. Бедняга Йонс сидел на большом плоском камне и тяжело дышал, время от времени, прикладывая руку к сердцу. Ездить верхом он не умел, к тому же лошади для него все равно бы не нашлось — пришлось старику тащиться по узким овечьим тропам пешком. При переходе через ледяной поток двое дюжих егерей несли его на руках, но старик все равно ухитрился замочить ноги. Сейчас на него жалко было смотреть. Огромный Казбек сидел рядом с хозяином и преданно заглядывал ему в глаза, как бы говоря: я вижу, что тебе худо, да вот беда, помочь ничем не могу.
— Коня придется оставить здесь, — сказала фон Белов. — Нога загноилась, боюсь, как бы не было воспаления надкостницы.
— Дальше идти пока все равно некуда, — пожал плечами Раттенхубер. — Егеря сработали чисто, но русские ожесточенно обороняют южный склон.
