Нил Стивенсон - Барочный цикл. Книга 8. Система мира
— Слуги видели много худшее! — объявила мисс Бартон и дёрнула. Завеса отодвинулась и повисла складками над Даниелевой головой. Прямо перед ним, спиной к вулкану, направив в колесницу луч фонаря, стоял сэр Исаак Ньютон.
— Я приехал, как только получил горестное известие, — твёрдо объявил он в одну из тех примерно тридцати минут, на которые Даниель утратил дар речи. Исаак не выказал никаких чувств, увидев Даниеля здесь в такой позе. Отсюда следовал интересный вопрос: то ли Исаак с самого начала стоял за балдахином и заранее пересилил возмущение, то ли Даниель давно так низко пал в его глазах, что этот инцидент уже ничего не мог изменить?
— Впрочем, как я вижу, — продолжал Исаак, — здесь есть кому со всем разобраться.
— Да, дядюшка. — Мисс Бартон спрыгнула с колесницы, чтобы запечатлеть на щеке родича целомудренный поцелуй.
— Могу ли я чем-нибудь быть полезен? — осведомился Исаак.
Даниель не нашёлся с ответом. Он понимал: впереди ещё много времени, чтобы заново пережить и вдвойне прочувствовать свой стыд. Сейчас, сидя в сбитой набок ночной рубашке и глядя на одетого Исаака, он думал об одном: о смерти Роджера наверняка уже стало известно; по всей столице люди не спят и готовятся перехитрить Даниеля способами, о которых он, возможно, никогда даже не узнает.
«Замок» Ньюгейтской тюрьмы. 29 сентября 1714
Холборн перегораживало древнее здание с большой аркой внизу и башенками наверху. Со стороны, где визитёр угощался сейчас чаем, въезжающих в Лондон путников встречал великолепный фасад. Механизм для спуска и подъёма огромной решётки, занимающий почти весь второй этаж, загораживали ниши, в которых укрылись от дождей Свобода, Справедливость и другие достойные жёны. Правда, это не помешало им почернеть от угольного дыма, так что теперь они смотрели на прохожих подобно фуриям. Тройное готическое окно следующего этажа располагалось над аркой, как дверца в немецких часах, откуда выскакивает кукушка. За ним и обитал сейчас Джек Шафто. Впрочем, высунуться, как кукушка, он не мог, поскольку окно было зарешёчено. Судя по всему, первым сюда вселился кузнец, который провёл в помещении не меньше месяца, выковывая тяжёлые прутья и вмуровывая их в каменные стены. Тем не менее окна были превосходные: выше Джека ростом и шире, чем размах его рук; несмотря на толстую решётку, они щедро впускали свет.
«Замок» (как называлась эта часть Ньюгейтской тюрьмы) служил приютом для знатных арестантов. Соответственно здесь недоставало кое-каких приспособлений, которыми изобиловали казематы попроще, например, железных колец в стенах, чтобы приковывать опасных узников. Тюремщикам пришлось проявить изобретательность. Сотни фунтов цепи пропустили через оконные прутья, протащили по полу и закрепили на Джековых кандалах. Цепь была такая длинная, что он мог подойти к любому месту в камере, кроме двери. Сейчас он сидел за столом, пил чай.
Его гость, стоя у окна, смотрел через решётку на дорогу, которая поднималась на Сноу-хилл и четвертью мили дальше пересекала Флитскую канаву. На другом берегу она расширялась вдвое- втрое и продолжалась между шикарными площадями, разбитыми там, где в детстве Джека были коровьи пастбища. Гораздо ближе, меньше чем на расстоянии полёта стрелы, справа, стояла церковь Гроба Господня — древнее сооружения архитектурного типа, известного у специалистов как «большая груда камней». Там Джеку и его попутчикам в поездке на Тайберн предстоял через месяц долгий и утомительный ритуал. Поэтому Джек старался не задерживать взгляд на церкви и особенно на её дворе, который поглотил больше мертвецов, чем мог бесследно переварить.
— Как я погляжу, все лучшие лондонские апартаменты — в тюрьмах, — заметил гость, — и во всех живут люди, так или иначе доставляющие мне неприятности.
На фоне окна он смотрелся идеальным силуэтом щёголя, вроде тех, что вырезают из чёрной бумаги искусники на парижском Новом мосту. Джек обвёл его взглядом от взбитых локонов парика до бантов на башмаках, от мускулистых икр до безупречно выкроенных пол камзола. Гость был при шпаге. Джек подумал, что мог бы оглушить его цепью и отнять оружие. Впрочем, толку от этого всё равно бы не было, поэтому Джек отбросил кровожадные мечтания и сделал попытку поддержать разговор.
— Вы о том малом в Клинке? Прославленном Даппе?
— Ты знаешь, кто я. — Чарльз Уайт повернулся спиной к окну, затем рассеянно отвёл руку назад и погладил Джекову цепь, пропущенную сквозь прутья. — Пока в этой стране был порядок, всех, кто доставлял неприятности порядочным людям, держали в таких местах. Я рад, что мы сохраняем хоть какие-то остатки цивилизации.
— Мне казалось, от того, что Даппа в тюрьме, вам неприятностей только больше.
— У меня есть планы насчёт Даппы, — сказал Уайт. — И насчёт тебя тоже. Вот чем полезны учреждения вроде Ньюгейта и Клинка: покуда такие, как ты, сидят под замком, такие, как я, успевают составить планы.
— Ладно, — вздохнул Джек. — Я знал, к чему идёт дело. Вы скучный тип, мистер Уайт, и очень банально себя ведёте. Мне оставалось только спросить себя: какой самый скучный и банальный план можно изобрести? Конечно, убить меня. Не очень-то страшная угроза, потому что через месяц у меня свидание с Джеком Кетчем на Тайберн-кросс. Убить меня более жестоко здесь, чем он — там, вы точно не сможете. Так что пугать меня вам нечем, значит, вы должны что-то мне посулить.
— Полегче! — воскликнул Уайт. — Прежде обсудим, что должен сделать ты.
— А я ничего не должен, — отвечал Джек. — В этом смысле я самый свободный человек мира. Так чего вы хотите от меня добиться?
— Тебя обвиняют в чеканке фальшивых денег. Это государственная измена. У сэра Исаака Ньютона достаточно доказательств; отпираться бесполезно. Ты должен будешь объявить перед судом, считаешь ли ты себя виновным. Такова формальность. Если ты не признаешь свою вину, тебя будут пытать, придавливая свинцовым грузом, пока ты не умрёшь или не одумаешься.
— Я с детства бываю в Ньюгейте, так что хорошо знаю здешние порядки, — отвечал Джек. — К чему вы клоните?
— Если ты согласишься сделать признание, я устрою так, чтобы его услышали несколько свидетелей — не только сэр Исаак. В присутствии этих людей ты скажешь, что сэр Исаак портил монету. Что он взял золото из королевской казны и…
— Прикарманил?
— Нет.
— Потратил на девок?
— Нет.
— Пропил?
— Нет. Использовал для алхимических опытов в Тауэре.
— Конечно! Ну и болван же я! — Джек так резко ударил себя по лбу, что зазвенели ножные кандалы. — Это куда более правдоподобное обвинение.
— Милорд Болингброк об этом проведал, — продолжал Уайт нараспев, словно напоминая Джеку, что тот должен запомнить сказочку наизусть, — и начал готовить испытание ковчега, прослышав о котором, бесчестный Ньютон в панике бросился к тебе, Джек. По его наущению ты и твоя шайка…
— Шайка. Шайка. Почему всегда «шайка»? Не зовите их так, словно каких-то преступников. Это мои друзья и близкие.
— По его наущению ты и твои сообщники ворвались в Тауэр, вскрыли ковчег, вытащили гинеи, уличающие Ньютона, и заменили полновесными. Чтобы оставить Тауэр без охраны, Ньютон увлёк меня и других в бессмысленную экспедицию к устью Темзы. Ты выполнил поручение, но где-то допустил промашку (придумаешь сам что-нибудь правдоподобное), история получила огласку, и теперь Ньютон пытается руками закона убрать тебя и твоих… сообщников, чтоб замести следы.
— А что, можно неплохо позабавиться, рассказывая такую байку перед моим обвинителем и сборищем обалделых чинуш, — признал Джек. — Считайте, что вы поставили посреди моих апартаментов статую — ваше предложение. В ближайшие недели я буду ходить вокруг, изучать его в разном свете и под разными углами, выискивать изъяны…
— Ты сказал: «недели»? — переспросил Уайт тоном насмешливо-озадаченным. — Поскольку…
— У меня вдоволь времени на раздумья, — веско заявил Джек. — И я буду рассматривать ваше предложение куда серьёзнее, если вы скажете, что мне за это светит, помимо нескольких минут развлечения.
— Побег, — отвечал Чарльз Уайт. — Побег в Америку для тебя и для твоих… сообщников во Флитской тюрьме.
Тут Джек проявил, наконец, хоть какую-то заинтересованность. Во всяком случае, он поднялся из-за стола, прошаркал к окну, волоча за собой цепь, и встал рядом с Уайтом. Тот поглядывал вправо, недвусмысленно стараясь привлечь внимание Джека к церкви Гроба Господня и другим мрачным ориентирам на пути процессии смертников. Однако Джек посмотрел влево. В той стороне почти на одной прямой стояло несколько примечательных зданий. Ближе всего, на расстоянии ружейного выстрела, то есть почти на таком же удалении от Олд-Бейли, как Ньюгейт, располагалась Флитская тюрьма: утыканная мириадами печных труб массивная стена вдоль одноименной клоаки. Дальше и чуть ниже, на противоположном берегу упомянутой клоаки, высился Брайдуэлл, пристанище непутёвых женщин. Совсем далеко, за Темзой, Джек различал шпиль Вестминстерского аббатства. Всё это было плотно упаковано в однообразный субстрат послепожарных кирпичных зданий, почернелых от копоти и стоящих вплотную без единого проблеска зелени, если не считать клочков мха, которые птицы несли на строительство гнёзд, да обронили, спасаясь от воронов — разбойников пернатого царства. Флитская тюрьма выделялась лишь тем, что стояла посреди открытого участка: у неё были своя территория и границы.
