Джонатан Филипс - Четвертый крестовый поход
Для нас уровень риска подобного предприятия кажется неоправданно высоким, и к такому соглашению можно прийти только при самых надежных гарантиях и огромном вознаграждении. Но в случае Четвертого крестового похода не следует забывать и о двух таких движущих силах, как вера и коммерция. Мотивация венецианцев как христиан вкупе с надеждой получить долгосрочные экономические преимущества в Восточном Средиземноморье были весьма мощными побуждениями.
Кроме строительства кораблей, венецианцы должны были бы вести флот и участвовать в экспедиции. Взятые вместе, эти обязательства вовлекли бы в крестовый поход куда большее количество людей, чем когда-либо участвовало в нем прежде. Привлеченным к происходящему оказался бы и дож, как и надлежит правителю приморского государства. В 1122–1124 годах дож Доменико возглавил крестовый поход в Тир — теперь же Энрико Дандоло предлагалось сделать то же самое. Сам факт того, что человек его возраста был готов посвятить себя трудностям морского путешествия и священной войне, показывает невероятную энергию этого человека.
В качестве отступления можно отметить, что несколько руководителей Первого крестового похода тоже были сравнительно пожилыми людьми. Существует предположение, что они собирались закончить земное существование на Святой Земле, чтобы быть погребенными в ней, освященной присутствием Христа. Возможно, Дандоло тоже рассчитывал именно на такую судьбу.[145] Учитывая необычайно высокий уровень необходимых обязательств, Дандоло вместе со своими согражданами должен был потребовать самых надежных гарантий того, что расходы полностью окупятся. Если бы дело потерпело поражение, Венеции пришлось бы столкнуться с финансовым крахом — а сам Дандоло нес бы ответственность за эту катастрофу. Неделю спустя посланцы вернулись во дворец, и после дальнейших обсуждений Дандоло объявил условия, на которых венецианцы готовы принять предложение крестоносцев, при условии одобрения их Большим советом и палатой общин. Виллардуэн приводит следующую информацию.
«Мы строим транспортные корабли, достаточные для перевозки 4500 лошадей и 9000 оруженосцев, а также суда для размещения 4500 рыцарей и 20 000 пехотинцев. В контракт также включаются поставки продовольствия для людей и фуража для лошадей в течение девяти месяцев. Мы готовы предпринять все эти действия при условии, что нам будет заплачено по [четыре] марки за лошадь и две марки за человека. Кроме того, мы связываем себя условиями соглашения, которое вам представляем, на один год с момента отправления флота из венецианского порта, для службы во имя Господа и христианства. Общая стоимость всех поименованных действий составит 85 000 марок. Но мы готовы на большее. Ради любви к Господу мы предоставим пятьдесят вооруженных галер при условии, что пока длится наш союз, мы будем получать одну половину, а вы другую от всего завоеванного как на суше, так и на море. Теперь вам решать, готовы ли вы принять и выполнить наши условия».[146]
Сам договор полностью сохранился. Виллардуэн приводит лишь его основные положения, хотя в нем были и другие детали, например, обязанность снабжать крестоносцев провиантом — пшеницей, мукой, фруктами, овощами, вином и водой, равно как и фуражом для лошадей.[147]
Посланцы попросили один день, чтобы обсудить предложение, и после затянувшегося допоздна разговора согласились с предложенными условиями. На следующее утро они официально приняли соглашение. Однако на этом переговоры еще не были завершены, поскольку дожу нужно было уговорить своих сограждан поддержать разработанный план. Во-первых, ему нужно было убедить Большой Совет, группу из сорока видных представителей горожан.
По данным Виллардуэна, Дандоло постепенно склонил их к своему мнению и убедил в необходимости одобрить соглашение. Виллардуэн отмечает некоторое несогласие части членов Совета. Учитывая масштабы предложения, не удивительно, что потребовалось некоторое время для их убеждения. Затем нужно было получить одобрение венецианских горожан. Для них Дандоло решил подготовить более эмоциональное воззвание и прекрасно выбрал обстановку, тонко рассчитав все для получения намеченного результата.[148] Кроме учета коммерческих интересов Венеции, Дандоло, как любой благочестивый человек средневековья, вдохновлялся надеждой освобождения Святой Земли. В конце концов, именно такой была цель всего движения крестоносцев. Виллардуэн и его спутники оказались материальным воплощением этих чаяний, поклявшись сражаться, а если потребуется, то и умереть ради Господа. Стало быть, особое значение приобретало правильное воздействие на религиозные чувства венецианцев. Дандоло собрал десять тысяч горожан на мессу во имя Духа Святого в соборе святого Марка, чтобы испросить божественного наставления в ответе на просьбу посланцев о помощи.
Собор святого Марка изначально существовала как частная молельня дожа, чей дворец находился (и находится по сей день) по соседству.[149] Первая церковь здесь была выстроена для размещения мощей святого Марка, украденных из Александрии в 828 году. Пожары и оседания почвы привели к необходимости нескольких перестроек. Изначальный план церкви — греческий крест (все четыре ветви которого имеют равную длину). Замена деревянных куполов пятью новыми каменными во второй половине XI века сформировала облик здания, который мы видим и сегодня. Старые купола остаются на своих местах, хотя снаружи они скрыты более поздними освинцованными луковичными фонарями, создающими современный облик храма. Другими словами, чтобы представить себе собор во времена Виллардуэна, надо вообразить его гораздо более приземистым. Для поддержания куполов были наращены мощные толстые стены, а также многочисленные апсиды и портики. Форма и декорирование собора свидетельствуют о культурном родство между Венецией и Византией, поскольку образцом для Сан-Марко был сознательно взят храм Святых Апостолов в Константинополе (разрушенный в 1453 году). Массивные центральные столпы пронизываются арками, что создает ощущение наполненности светом, а центральный купол с кольцом небольших окон кажется парящим над могучим сводом. Усыпальница святого Марка сделана в виде крипты под высоким алтарем, располагаясь с краю огромного пространства, которое священники или дож могли использовать для своих торжественных церемоний.
Часть уцелевшей мозаики, скульптур, пола и мраморного декора относятся ко времени после разграбления Константинополя. Но уже весной 1201 года французы вступили в роскошно украшенный храм. Часть мозаик существовала и тогда, а часть существующих ныне (например, центральное изображение Христа над восточной апсидой) являются копиями произведений XII века. Под этим огромным образом Христа располагались изображения четырех святых покровителей города, облаченных в голубые и цвета слоновой кости одеяния, несущих дары. Они относятся приблизительно к 1106 году.[150]
Войдя в церковь, посетитель оказывается перед множеством мозаик, выполненных преимущественно в коричневых, золотых, зеленых и синих тонах. Взор привлекает фантастическое разнообразие неземных существ, событий из священной истории. Полностью украшенные стены производят впечатление роскоши и мощи. Последние три арки короткого нефа сливаются с центральными опорными колоннами. По ним взгляд поднимается к трем центральным куполам, а затем спускается вниз к главному средоточию церкви — восточной апсиде с фигурой Христа над гробницей святого Марка.
Виллардуэн со своими спутниками вошли в церковь. Все находившиеся там уже знали о том, что в город прибыли посланцы, знали и о сути, если не о деталях, их дела. Французы, на плечах которых красовались кресты, прошли по боковому нефу. С галерей над портиком, из нефа, со всех сторон за ними внимательно наблюдали люди. Наверняка это были волнующие минуты. Посланцы решали вопрос» быть или не быть крестовому походу. Теперь им предстояло столкнуться с последним препятствием, которое могло лишить их возможности достичь цели. Встреть их предложение противодействие — и с идеей нового крестового похода будет покончено.
Дандоло представил французов, и Виллардуэн, в основном с помощью переводчика, обратился к толпе. Он страстно воззвал к венецианцам, обратив их внимание на то, что знать Франции, признавая Венецию важнейшей морской силой, обратилась именно к ней. Он обратился к ним с просьбой проявить милосердие к Иерусалиму и умолял их ради Бога «отомстить за поношение нашего Господа… Они [французская знать] велели нам пасть к вашим ногам и не подниматься до тех пор, пока вы не дадите согласие проявить милость к Святой Земле»: Он привел и традиционные доводы гражданской гордости и религиозного рвения.
